Вот пример: по Берлину упорно ходили слухи, что три оперных театра («Штаатсопер», «Дойче Опер» и «Комише Опер») не по силам бюджету. Но потом посмотрели по сторонам: в Париже сейчас четыре оперных театра с пятью сценами, в Москве — шесть (если считать Театр имени Натальи Сац под новым художественным руководством Георгия Исаакяна). И решили: быть трем оперным театрам!

«Дойче Опер» в трудном положении — интенданты часто и нервно менялись, и ясная творческая линия пока не вырисовалась. Но недавно генеральмузикдиректором стал большой музыкант Доналд Ранниклз.

В «Штаатсопер» бал правит Даниэль Баренбойм. Ему вот-вот исполнится семьдесят, и контракт главного дирижера как раз подходит к концу. Но Воверайт широким жестом продлил договор дирижера-суперзвезды сразу на десять лет.

Конец сезона «Штаатсопер» решила отметить взрывом — фестивалем под провоцирующим названием «Инфекция!». Подзаголовок не менее смелый — Фестиваль нового музыкального театра. Баренбойм продирижировал новейшей оперой Йенса Йонеляйта «Метанойя». (По единодушному мнению критики и публики, она не стала украшением в репертуаре.)

Три других спектакля показывали серьезность намерений. Музыкальный талант некогда бунтарствовавшего, ныне ветеранствующего Ханса Вернера Хенце не подлежит сомнению — его масштабная «Федра» 2009 года и камерный «Симаррон» 1970-х заставляют себя слушать с полным вниманием.

Знаменитую теперь оперу француза Петера Этвёша «Три сестры» пригласили на фестиваль из Академии музыкального театра Мюнхена — спектакль, поставленный режиссером-хореографом Розамунд Гилмор для студентов. Сестры Прозоровы здесь не символ безвозвратно потерянного рая, но замешанные вместе со всеми в дряблое житейское коловращение рядовые человечки. Эмоциональная вялость усиливается для русского уха еще и чудовищным русским произношением.

В «Комише Опер» Андреас Хомоки тоже устроил фестиваль: здесь представили все премьеры минувшего сезона, от оперетты-шоу 1920-х годов до Моцарта. Оперетта Бенацкого «У Белой Лошади» больше похожа на юморную телепередачу, но чувство стиля у режиссера Себастиана Баумгартена и лихость музицирования у дирижера Кёна Схоотса упоительны. В «Идоменее» режиссер-радикал Бенедикт фон Петер рассказывает историю как бы из глубины подсознания старика, почти маразматика, у которого не сложились отношения с сыном. Много страстей, много ужасов, но все же новых глубин в шедевре Моцарта такое решение не открывает. В «Диалогах кармелиток» режиссер террористического склада Каликсто Биейто ведет себя на удивление скромно: ни массовых раздеваний, ни расчлененки. Но глубинные слои героинь раскопаны не так уж смело — у Дмитрия Бертмана в «Геликон-опере» и Дмитрия Чернякова в Баварской национальной опере сценическая материя тоньше и пронзительнее.

Два спектакля поразили особой глубиной — «Саломея» и «Русалка». В «Саломее» блеснул дирижер Александр Ведерников. Режиссер Тило Райнхардт сумел вчитать в танец «Семи покрывал» все кошмары и безобразия «вещих снов», а в образ Саломеи — Моренике Фадайоми вместить новое упоение террористической идеей, охватывающее зажравшуюся девку из политической элиты. Отрубленная голова пророка в модной прозрачной сумке как удачная покупка — врезающийся в память образ.

В «Русалке» режиссер Барри Коски, как нельзя лучше чувствующий себя в мистических сферах, не отказывается от примет как бы сказки — Русалка поначалу ползает по сцене, снабженная темно-чешуйчатым рыбьим хвостом. И мы понимаем, что это символ ее недочеловечности, она словно инвалид по рождению, которому не дано узнать тягот и радостей нормальной человеческой жизни. В наполненном сильными эмоциональными ударами спектакле запоминается финальный кадр: Русалка-человек, не освободившаяся до конца от своей сути, виснет на леске от удочки Принца, заглотив наживку, и словно танцует в невидимой воде.

«Комише Опер» в состязании фестивалей, несомненно, выиграла бы, если бы не один спектакль «Штаатсопер» — «хореографическая опера» «Мацукадзе» японского композитора Тосио Хокосавы в постановке теперь уже легендарной Саши Вальц. Человеческая психика живет такими мельчайшими импульсами, что, превращенная в движение, она заставляет тело рябить, идти волнами и разрываться вспышками, зарегистрированными острым взором хореографа.

Сколько оперы нужно Берлину? Когда она качественна, зал неизменно полон. И необязательно дожидаться больших шоу с участием нашей замечательной Анны Нетребко, чтобы получить хороший заряд оперной энергии.

Алексей Парин