«А все-таки жаль, что кончилось лето…». «Вы пришлите в красивом конверте теплых слов шелестящий шелк…». «Ну убежишь, ну убежишь за горизонт, а ведь уже не тот азарт…». «Говоришь, чтоб остался я…». «Горы далекие, горы туманные, горы…». «Опять тобой, дорога, желанья сожжены…». «Потянуло, потянуло холодком осенних писем…». «Мой маленький Гном, поправь колпачок…». «Ни боли, ни досады, прощаться мне не надо, я – вот он весь…». «Понимаешь, это странно, очень странно…».

Юрий Кукин умер. Про «ушел мимоходом» - это он в песне, посвященной памяти Юрия Визбора. Впрочем, он всегда писал и пел про себя, даже в редких посвящениях. Не потому, что был на себе зациклен, как раз нет – самоиронии у него всегда хватало, и даже с избытком, а вот душу свою он трогать не давал, и голос у этой души был чистый и светлый.

Став классиком при жизни, он даже отчеством не обзавелся. Нет, конечно, он всегда был Алексеевичем, но младшие коллеги как максимум могли назвать его «дядя Юра». И у меня, когда тридцать с лишним лет назад познакомились, проявить пиетет никак не получалось. Он и не такой давний свой диск надписал «Володе от Юры Кукина – на память о нашей дружбе».

Таких друзей, как я, у Юрия Алексеевича пол-Союза было. Я застал те времена, когда ему еще не надоели посиделки после концертов – это ближе к новому веку шумным компаниям он уже предпочитал одиночество. Он наедине с собой не скучал.

Гениальный песенный выплеск, спровоцированный геологическими экспедициями, до которых в 60-х был охоч питерский тренер по фигурному катанию, если у Кукина и повторится, то лишь отзвуком. Но и этих двух десятков шедевров хватило бы, чтобы и занять свое особое место в жанре авторской песни, и раздвинуть его границы. Первую его поэтическо-песенную книгу, кстати, издали в Париже еще в глухие времена, «Гостиницу» пел Владимир Высоцкий, «За туманом» пела вся страна, да и сейчас подпевает «Песням нашего века». Себя он считал неисправимым романтиком, но лирический герой Кукина всегда был немного наивным мудрецом и человеком без возраста. Поэтому «А все-таки жаль, что кончилось лето» в исполнении 75-летнего автора звучала так же щемящее свежо, как в исполнении 35-летнего.

В Кукине всегда было что-то от печального клоуна («первым к вам войдет отчаянье, следом я – ваш Чарли Чаплин, жизнь как тросточку кручу я, сделав грустные глаза») - даже когда он рассказывал со сцены свои известные всему Союзу байки. Странное дело – публика как правило знала репертуар «дяди Юры» наизусть, от отработанной сотнями выступлений «по линии филармонии» канвы он редко отклонялся, но аудиторию этот «замшелый бард» собирал и брал неизменно, где бы ни выступал. Чуял народ, что это – настоящее.

Мне, увы, никогда даже в голову не приходило взять у Юрия Алексеевича интервью. Конечно, его простота и непритязательность были обманчивы, но… В отличие от других великих представителей жанра, к которым Кукин, несомненно, принадлежит, он не мог похвастаться разнообразием талантов, что ничуть его не смущало. «Я – вот он весь» он был, несомненно, в песне. Это немало. Это даже очень и очень много.

Жизнь истончается и кончается, песни остаются, а все-таки жаль, что…

«Вот якорь поднят, птиц звенящий караван в который раз меня зовет и манит, и ухожу я в беспредельный океан, растаяв тенью в утреннем тумане».