Еще одна блестящая операция наподобие американских «морских котиков». После дождичка в прошлый четверг подразделение сербских спецвойск схватило 69-летнего генерала Младича. Список самых (долго) разыскиваемых преступников вновь обезглавлен.
В 1995 году Международный уголовный суд по бывшей Югославии предъявил генералу Младичу обвинения в геноциде, военных преступлениях и преступлениях против человечности. Его разыскивали 16 лет, за информацию о его местонахождении предлагалось вознаграждение 10 миллионов евро. А нашли в доме двоюродного брата в деревне Лазарево в Воеводине, в 80 километрах от Белграда. Он не сделал никакой пластической операции и, похоже, даже не пытался изменить внешность, как его соратник Радомир Караджич, схваченный в самом Белграде три года назад. Но сильно постарел. Вот и вся маскировка.
В первые годы «подполья» он вообще не скрывался. При Милошевиче и Коштунице выдача в Гаагу ему не грозила. При демократических правительствах это было похоже на игру в прятки. Он почти демонстративно жил на секретных объектах — бывших базах Югославской народной армии (ЮНА) под охраной спецслужб (они охраняли его от собственного правительства), появлялся в самых заметных местах — на свадьбе сына, в дорогих белградских ресторанах и даже на футбольных матчах в «правительственной» ложе. Здесь он был даже в большей безопасности — его охраняла народная любовь. Подспудно, однако, ситуация менялась. То, что его ближайшие подчиненные Радивой Милетич и Милан Гверо добровольно сдались международному правосудию, возможно, и не произвело на него должного впечатления — слабаки! Но когда Милошевич, а потом и Караджич оказались в Гаагской тюрьме Швенинген, это уже был ясный сигнал: его линия жизни неотвратимо ведет туда же. Но он не сдался, он скрылся.
На его совести два эпизода: Сребреница и осада Сараева. Эти два эпизода — абсолютно худшее, что произошло на Европейском континенте после Второй мировой войны.
В Сребренице были показательно расстреляны более семи с половиной тысяч мужчин и юношей-босняков. Фактически на глазах у ООН, чей отряд «голубых касок» был взят в заложники. Это происходило так.
Город Сребреница — анклав в сербской части Боснии, куда стекались беженцы-мусульмане, был бельмом на глазу у боснийских сербов. После упорных боев город объявили «убежищем мира» под охраной ООН, о чем три стороны подписали соглашение. Тут же был расквартирован батальон голландских «голубых касок» как зримый гарант соглашения. При этом по требованию сербской стороны обороняющиеся мусульмане вынуждены были сдать ооновским гарантам все свое тяжелое вооружение. Относительно спокойная жизнь продолжалась два года. А потом подразделения боснийских сербов, вооруженные танками и артиллерией, перешли в наступление против фактически разоруженных мусульман, предварительно взяв ооновских миротворцев под прицел. Командир голландского батальона мог вызвать на помощь авиацию НАТО, но генерал Младич предъявил ультиматум: если авиация НАТО будет задействована, «голубые каски» будут расстреляны, а Сребреницу он сровняет с землей… ООН капитулировала.
В следующие дни 20 тысяч женщин, детей и дряхлых стариков Сребреницы вытащили из домов, посадили на грузовики и вывезли на мусульманскую территорию (типичная этническая чистка). Всех мужчин и юношей в возрасте от 12 до 77 лет задержали якобы для допроса по поводу их «возможной причастности к военным преступлениям». 5 дней спустя все они были расстреляны. Командовал операцией генерал Младич. Политическое решение принял Караджич.
Суд в Гааге трактует это как акт геноцида.
Некоторое время назад в интернете я нашел описание документального фильма, снятого американской Пи-би-эс. В нем есть эпизод, как Радован Караджич принимает на боевой позиции русского писателя Лиминова (так в тексте, но бьюсь об заклад: это он — Эдичка). Два гиганта-единомышленника, два европейских гуманиста любуются панорамой осажденного города. «А не хочешь ли пострелять?» — спрашивает в порыве гостеприимства местный гуманист. «Отчего же не стрельнуть», — отвечает заезжий гигант. Гостя подводят к орудию, и он палит в открывающуюся перспективу Сараева…
У меня было некоторое смущение. Я все-таки не видел изображения — вдруг что-то было не так. Но очень скоро по «Эху Москвы» услышал красочный рассказ Проханова. Как он навещал собрата Караджича на боевой позиции и тоже нажал на орудийный спуск. У Караджича это было дежурное угощение — дать пострелять с безопасной верхотуры.
(Когда в эти дни вы услышите очередной панегирический залп из уст Проханова, Лимонова и др. в адрес Младича, Караджича и К°, вспомните эту их отраду. К слову сказать, Караджич и Младич — лауреаты премий Союза писателей РФ. Караджич в первой жизни хотя бы поэт, Младич к словотворчеству вообще никакого отношения не имеет. Пришлось ему вручить (через сына Дарко) премию за подтекст: «Имперская культура». У наших патриотов весьма своеобразные представления о культуре.)
Осада Сараева — сочетание неразборчивой артиллерийско-минометной пальбы и вольной снайперской охоты за живыми мишенями — продолжалась 44 месяца. Эту «военную операцию» с самого начала и до конца организовывал и ею командовал генерал Младич. В домашнем тире Караджича — Младича погибли 10 тысяч горожан, в том числе 3500 детей.
Суд в Гааге трактует это как военные преступления.
Генерал Младич полагает себя патриотом своей страны. Какой? Он родился в деревне Бозановичи к юго-востоку от Сараева. В тот момент это считалось территорией Независимого Государства Хорватии — злосчастного марионеточного государства, появившегося на карте на какое-то историческое мгновение после того, как Германия фюрера и Италия дуче расчленили Королевство Югославия в 1941 году. Его отец — боснийский серб, партизан и коммунист — погиб в 1945 году, когда ему было два года… Его юность прошла в коммунистической Югославии. Он рано вступил в компартию и выбрал военную стезю. Его зрелость выпала на пору, когда Югославская конфедерация затрещала по швам. Именно ЮНА и попыталась силой скрепить страну. Что из этого вышло, мы знаем — сейчас. Ну а Ратко Младич, дойдя до средних командных высот, оказывался в загоравшихся — по-разному и одна за другой — точках. Заместитель командира Приштинского корпуса в Косове в июне 1991 года — еще довольно пассивная роль. А на посту командира 9-го корпуса, получив новенькие генеральские погоны, он уже активно воевал в хорватской войне.
Всё это можно считать прелюдией. В 1992 году он из генерал-майоров вырос в генерал-лейтенанты и еще годом позже в генерал-полковники, из командира корпуса в командующего округом в Сараеве, а затем в командующего созданной на базе ЮНА Армии самопровозглашенной Республики Сербской. Формально Югославская народная армия ушла из Боснии и Герцеговины. Армия Республики Сербской (80 000 штыков) под командованием генерала Младича осталась. Кровавые осадки боснийской войны — самой длинной и зверской из черного сериала югославских войн — прежде всего ее подвиги. Генерал Младич — ее первое лицо.
16 лет в бегах — своего рода достижение. Чего он достиг за эти годы?
В какой-то момент он жил на удаленной ферме, вместе с женой они держали в хозяйстве 23 козы, каждую из которых он нарек именем того или иного международного деятеля. Самую дурную козу назвал Мадлен Олбрайт — в честь бывшего госсекретаря США.
Потом он расстался с козами. Потом с женой.
В июне 2010 года семья Ратко Младича обратилась к властям с просьбой официально признать его умершим. О нем никто ничего не слышал уже семь лет, а он был очень болен, у него было несколько инсультов и инфарктов, он просто не мог выжить. Так аргументировала семья. Официальное признание Младича не жильцом на этом свете давало вдове право на получение государственной пенсии и возможность продать оставшееся от него имущество. Не говоря уже о том, что о Гааге можно было бы забыть… Но власти не согласились.
Самым сильным ударом, который получил генерал Младич, стало самоубийство дочери Аны. Она застрелилась из наградного пистолета отца. Говорят, не смогла снести дискуссии о том, кто ее отец — патриот или преступник?
Тут налицо эффект раздвоения личности.
На самом деле раздвоение личности происходит в гораздо большем — национальном масштабе. Правительство, которое хочет вести себя цивилизованно и не может этого сделать. Армия, которая игнорирует (и презирает) свое правительство. Расколото национальное самосознание. Точнее, оно существует в плохо пересекающихся мирах. Прагматизм ведет к реалиям Евросоюза. Хочется жить нормально, как остальные европейцы. Но восстают история и национальный миф. В этом альтернативном сознании причудливо перемешиваются иго Оттоманской империи, козни Ватикана и натовские бомбежки, а югославская трагедия объясняется просто: мировой заговор, предательства и братья — враги. Это сон разума, но он так густо полит кровью, что выглядит реальней яви.
Синдром Младича — это не недуг одного человека. Это народ, который никак не может примирить свои разум и сердце.
«Вы готовы выдать местонахождение генерала Младича за миллион евро?» С таким вопросом сербская телестанция В92 когда-то обратилась к своим зрителям. 14,29% сказали «да». 20,57% — не имели сформировавшегося мнения. 65,14% ответили «нет». Мнение, что он — герой, далеко не экзотика в стране, которая видит себя в Евросоюзе. Ну а уж выдавать своего согражданина, как бы к нему ни относиться, чужому, неправедному суду не согласно явное большинство.
Младич не скрывал своих действий. В Сребреницу он входил, словно под фанфары, под камеры сербского телевидения. Он настолько гордился своими планами, что их анонсировал. Накануне расправы он заявил на всю страну: пришло время отомстить за века оттоманского владычества. Босняков (мусульман по вероисповеданию, но таких же югославян, как и сербы и хорваты) он упорно называл турками. Он не стеснялся давать команду к артобстрелу города под радиотрансляцию, каждый раз находя оригинальную формулировку. Он не говорил: «Огонь по Сараеву!» Он восклицал: «Сожгите их мозги!» При большом желании это можно считать «имперским словотворчеством».
«Я буду защищать тот факт, что наша страна и ее дело справедливы и священны!» Это говорит еще не Младич. Он так скажет, когда доберется до Гааги. А пока так говорит на суде Караджич!
Патриоты они или преступники? Ну, конечно, патриоты. Настолько, что не остановятся ни перед каким преступлением. В прежние века им цены бы не было. Сегодня их место на скамье подсудимых.
