Бывший кандидат в президенты Белоруссии Андрей Санников осужден на пять лет усиленного режима. Гособвинение инкриминировало ему «организацию массовых беспорядков» и требовало наказания в виде 7 лет лишения свободы.
Судимые вместе с ним участники акции протеста Илья Васильевич, Федор Мирзоянов и Владимир Яроменок приговорены к 3 годам заключения, Олег Гнедчик — к трем с половиной.
Суд по делу жены Андрея Санникова, собкора «Новой» Ирины Халип, закончен тоже. В пятницу вечером гособвинитель потребовал для нее 2 года лишения свободы с отсрочкой еще на 2 года. Это значит, что, если за эти 2 года Ирина не совершит чего-либо, нарушающего закон, тюремное заключение будет отменено — есть в Белоруссии такая норма права. Столько же грозит Сергею Марцелеву, проходящему по одному делу с Ириной, главе предвыборного штаба кандидата Николая Статкевича. Для третьего обвиняемого, сопредседателя партии «Белорусская христианская демократия» Павла Северинца обвинитель потребовал 3 года ограничения свободы без направления в исправительные учреждения (так называемую «химию»).
Приговор будет вынесен утром в понедельник.
Когда прокурор суда объявил сроки, которые требует для трех обвиняемых, Татьяна Северинец (мать Павла) и Люцина Бельсацкая (мама Ирины) молча обнялись.
«До чего надо довести, чтобы радоваться трем годам «химии»?» — вздохнула Люцина Юрьевна.
«До чего» в зале суда было ясно наглядно.
Пошли на прорыв
Утром в пятницу в зале суда собираются наблюдатели от ОБСЕ, правозащитники, посол Германии.
— Сережа ваш совсем убитый сидит, — Татьяна Северинец наклоняется к маме Марцелева. — Вы ему хоть через адвоката передайте: люблю, переживаю, держись. Через адвоката можно, я Паше каждый день что-нибудь передаю.
Перед началом заседания предлагаю адвокату Иры Анне Бахтиной полученные «Новой» письма европейского представительства McDonalds и белорусской «Евросети». Как заявляют прокуроры на всех политических процессах, из-за незаконного митинга метро, McDonalds и несколько магазинов были закрыты раньше и недополучили прибыль. Однако сами они от претензий отказываются и заявляют, что ущерб не несли.
— Не нужно, — отмахивается Бахтина. — По закону претензии не важны, достаточно факта. Но ничего, вызову в суд их представителей, пусть скажут, кто их закрывал: толпа или люди в погонах. И обвинение развалится прямо в суде.
Сегодня суд слушает показания свидетелей. Обвинение вызвало шоферов, которым помешал митинг. Адвокат Северинца — его знакомых.
…Водитель автобуса Иван Демидович встает на место свидетеля, застенчиво топчется.
— Это я так понимаю, рассказать, когда мне демонстрация помешала проезду?
Прокурор смущенно запинается, свидетель рассказывает, как в 9 вечера 19 декабря повернул по сигналу инспектора ГАИ, отправился в объезд и опоздал на 15 минут на маршрут.
— А потом?
— А потом у меня обед был. Пообедал — и, как обычно, на маршрут пошел.
— А когда вы едете по проспекту Независимости и там едет кортеж Лукашенко, ваш автобус тоже опаздывает? — просит слова Халип.
— Вопрос снимается, — обрывает судья.
Допросы свидетелей защиты проходят еще быстрее. Вопросов к ним у суда не возникает, и они тихонько садятся в задних рядах.
Впрочем, главным свидетелем процесса оказывается человек, который не пришел на него вовсе. Представив справку о болезни свидетеля, прокурор сам зачитывает протокол допроса директора ГАИ Корзюка.
По словам Корзюка, он видел, как кандидаты в президенты Статкевич, Рымашевский, Санников, Усс и «примкнувшие к ним лица», включая Северинца и Халип, шли в голове колонны митингующих, прорвали цепь сотрудников ГАИ и двинулись к площади Независимости. При этом не подчинялись приказам милиции, «требовали освободить проход и высказывали реплики о незаконном нахождении действующего президента».
«Почему у них даже шоферы говорят языком следователей?» — негромко интересуется отец Ирины Владимир Халип, демонстративно разворачивая газету.
Слово просит Ирина.
— Я считаю — как это юридически формулируется? — что свидетель Корзюк лжет. Никаких прорывов цепи ГАИ не было. Вы видели, как выглядят свидетели — милиционеры. Я же вешу 58 килограммов. Моему мужу — 57 лет. И, в отличие от них, он все-таки бывший чрезвычайный и полномочный посол.
В судебном заседании — перерыв. Люцина Юрьевна звонит маме Санникова Алле Владимировне. Только что объявлено, что прокурор требует для него 7 лет.
— Как она? — спрашиваю осторожно.
— Рада, — коротко отвечает Люцина Юрьевна. Никто в Минске не надеялся, что прокурор будет просить меньше 10.
Второе место
Оглашение Ириного уголовного дела начинается с чтения предупреждения Андрею Санникову. Затем — рапорт оперуполномоченного КГБ об участии Ирины Халип в массовых беспорядках. Взятый с оппозиционного сайта «Хартия 97» текст речи Иры на митинге 6 декабря. А также текст прослушки ее телефона, начиная… с 30 июля 2010 года.
«Давайте просыпаться, не будем терять шанс, — читает речь Ирины прокурор. — Я уверена, что 19, когда мы выйдем на площадь, эта бездарная власть обрушится как карточный домик».
«Мы все уже знаем результаты выборов, они заранее нарисованы и подписаны. Я бы назвала эту кампанию не избирательной, а мобилизационной».
«Не надо говорить об этом по телефону, его могут слушать нехорошие люди».
— Если вы оглашаете — то оглашайте всё. Не нужно выдергивать из контекста, — вмешивается Анна Бахтина.
— Э-м-м… «Это про него народ сочиняет анекдоты, что на конкурсе бездарностей он занял бы второе место. Потому что он слишком бездарный, чтобы занять первое», — нервно читает прокурор.
Дело доходит до характеристик Ирины Халип. Справка от участкового: отзывы соседей положительные. Замечена в состоянии алкогольного опьянения не была. В целом характеризуется с положительной стороны.
— А справки из СИЗО? Я же хорошо себя там вела, — вмешивается Ира.
«Установленный распорядок дня соблюдала. На замечания администрации изолятора реагировала», — читает адвокат.
Адвокат зачитывает характеристику Ирины из «Новой газеты», длинный список профессиональных наград.
— А как можно получать награды, находясь под домашним арестом? — вмешивается судья и после недолгого спора отказывается приложить к материалам дела присужденные уже после ареста «Золотое перо России» и премию Белорусской ассоциации журналистов. Родители Ирины сначала возмущаются, но потом вспоминают: белорусская награда присуждена за «Лучшую аналитическую публикацию» под названием «Евангелие от Лукавого».
Конец игры
Наверное, в этот момент что-то и меняется в течение суда.
Суд приступает к просмотру видеороликов с площади Независимости. Их включают на небольшом мониторе компьютера на столе у судьи. Компьютер тормозит, на фоне статичной картинки на экране слышны крики, звуки ударов и бьющегося стекла. Прокурор смотрит в бумаги, судья Жанна Брысина — в стол. Она явно скучает, не демонстративно, но даже не пытаясь это скрывать. Ее явно не интересует происходящее в зале и на экране.
— Сколько времени адвокатам нужно для подготовки к прениям? — вдруг спрашивает она.
— Сейчас? — поражается Бахтина.
— Да хоть когда. Полчаса?..
— Сутки, — говорит Бахтина.
Процесс явно заканчивается. Два с половиной дня судебное разбирательство проходило по всем правилам жанра: свидетели, допросы, ходатайства адвокатов. Но вечером в пятницу суд вдруг покатился, как телега с горы. Судья Жанна Брысина объявила, что разбирательство завершено, все ходатайства защитников отклонены, и на подготовку к прениям адвокатам дается полчаса. Казалось, игра в правосудие закончилась, правовые нормы отменены. И еще не зная, каким будет приговор, каждый в зале понимал, что оправдательным он не будет наверняка.
…Анна Бахтина ходатайствует привести в суд директоров предприятий, закрытых 19 декабря из-за митинга. Ходатайство отклонено. Просит разрешения предоставить завтра дополнительные обоснования в защиту подсудимой. Ходатайство отклонено.
— Вы пытаетесь затягивать процесс, — морщится Жанна Брыскина и коротко заключает: — Судебное разбирательство завершено.
…Финальное выступление прокурора звучит предсказуемо: обвиняемые проявили неподчинение властям, призывали граждан на несанкционированную акцию, препятствовали работе правоохранительных органов, вызвали ущерб предприятий.
Итог: вина подсудимых полностью доказана. Отягчающих обстоятельств нет, смягчающие — ребенок обвиняемой Халип, чистосердечное признание обвиняемого Марцелева, благоприятные характеристики с места работы у всех троих.
— Считаю достаточным… — зачитывает по бумажке прокурор.
В зале повисает тишина. Члены БХД, уже несколько часов застывшие с Библией на коленях, перестают молиться. Распрямив спину, папа Иры Владимир спокойно смотрит на прокурора. Люцина Юрьевна прячет лицо на плече мужа.
— …наказание, не связанное с лишением свободы, — читает прокурор. И по тихому, замершему залу проносится явственный вздох.
«И все-таки она вертится!»
Выступления адвокатов были длинными, красивыми и яркими. Казалось, таких красивых и ярких выступлений заслуживает какой-то другой, нормальный суд, в котором есть смысл апеллировать к законам, подмечать нестыковки в показаниях свидетелей и взывать к чувству справедливости.
Анна Бахтина требовала признать лживыми показания свидетелей обвинения, которые стереотипно называли одних и тех же кандидатов в президенты, якобы шедших во главе колонны митингующих. Ведь видеозаписи свидетельствуют: политики шли в середине колонны, в окружении народа и журналистов.
— Свидетели-милиционеры не смогли ответить на вопрос, кто из коллег стоял рядом с ними в оцеплении. Как они могли запомнить лица митингующих? — говорила Бахтина. — Милиционер Шмарловский прямо сказал, что аполитичен, и узнал Халип потому, что перед допросом ему показали видео с ней. Другой заявил, что запомнил ее по светлому цвету волос. Но, высокий суд, мы видели записи с митинга: на Халип была шапка. Из-под нее не было видно волос.
Адвокат заявила, что прослушка телефона Иры не может рассматриваться судом: ее незаконно слушали с 30 июля, за полгода до обвинения. Показанные в суде ролики белорусского телевидения сделаны методом монтажа и вообще не могут использоваться как доказательство…
— Халип не причинила обществу никакого вреда, — заключила Бахтина. — Она приносит пользу, поскольку высказывает мнение, отличное от общепринятого, будит сознание людей. И замечательно, что такое количество людей пришли на площадь только потому, что они думают иначе и хотят, чтобы их услышали.
Суд перешел к выступлениям обвиняемых.
— Я не ожидал, что мое участие в выборах закончится на скамье подсудимых, — говорил из клетки Сергей Марцелев. — Оказывается, политика в Республике Беларусь — вещь подсудная. Впредь буду более осторожен. Но хотел бы добавить слова господина, я бы даже сказал, синьора Джордано Бруно: “И все-таки она вертится!”
В зале торжественная тишина.
— Но это же Галилей! — не выдерживает Ира.
«Конституция — это как деньги»
Последнее слово Павла Северинца не было политическим.
— Этот суд показывает одну нашу белорусскую вину, — впервые за все дни суда заговорил он. — Мы, белорусы, не любим друг друга. Но любовь не берется сама, она дается нам свыше. Пока белорусы не обратятся к Богу, мы не будем любить друг друга. Я хотел бы зачитать апостола Иоанна…
Судья возмущенно поджала губы и развернулась к Северинцу, подперев подбородок рукой. На просьбу Павла позволить ему подарить суду его книгу “Люблю Белорусь” выражение ее лица опять стало непроницаемым.
…Ирина выступала шесть минут (Последнее слово собкорра "Новой" Ирины Халип полностью здесь. Стенограмма)
— По отношению к моей семье власть применила тактику выжженной земли. Нашу семью попытались уничтожить и физически, и морально… Что у нас (трех обвиняемых одного процесса. — Е. Р. ) общего? Наверное, то, что мы привыкли говорить громко слова, которые все остальные произносят шепотом, на кухне, при телефоне, накрытом подушкой. Мы кричим: дайте нам собираться и высказаться, у нас есть право на свободу выражения, свободу митингов и шествий. А нам говорят: нет, это неверно. Конституция — это как деньги: у одних есть, у других — нет. <…> Вчера моя мама сказала мне: если тебя снова посадят, я больше не буду врать твоему сыну, что мама в командировке. Я расскажу ему всю правду и про злых дядей, которые забрали маму и папу, и про еще одного злого дядю. И даже если меня не посадят — на что я все-таки надеюсь, — мальчику пора сказать правду. Пусть он знает, в какой стране и в каком обществе ему и его семье выпало жить.
15 мая, между осуждением отца и приговором матери, Даниилу Санникову исполнилось четыре года.
Чтобы ЭТО услышали все
Приговор Андрею Санникову объявляли в субботу. Приговор Ирине отложили на понедельник. «Специально, чтобы они не встретились», — говорили все.
На человека, впервые попавшего в суд, где шел процесс Санникова, он производил странное впечатление. Вокруг оппозиционного политика стояли мальчишки. Мирзоянову, Васильевичу и Яроменоку — чуть больше 20 лет, Гнедчику — 25. Половине адвокатов — меньше 30. После начала судебных процессов опытных юристов, взявшихся защищать оппозиционных политиков, стали лишать адвокатских лицензий. На смену им пришла молодежь.
Не больше лет оказалось и прокурору Антону Загоровскому, молодыми были следователи. «Власть хочет повязать молодежь», — шептались перед судом.
Процесс Андрея Санникова длился 10 дней. В принципе он мог длиться гораздо меньше, поскольку все изначальные формулировки обвинения остались без изменений.
Они не менялись с марта, когда по делу о массовых беспорядках были вынесены первые приговоры. В каждом из них фигурировала «бесчинствующая толпа из нескольких тысяч лиц, объединенных в единую разрушительную силу», «личный пример», которым обвиняемый вдохновлял толпу, упущенная прибыль предприятий, уничтожение имущества администрации президента («5 декоративных насаждений — можжевельника «казацкого», остекления входных дверей и окон, 14 дверных коробок и полотен, 10 оконных коробок, 8 метров водосточных труб»), а также оружие, которым осуществлялись бесчинства: заостренные деревянные палки, черенки от лопат, топоры, ледорубы (читая приговор, судья пару раз назвала их ледоколами), а также удочки-телескопички, «ледяные снежки», огнетушители и вспышки от фотокамер, которыми, согласно обвинению, митингующие светили в глаза сотрудникам ОМОНа.
Андрей Санников попросил судью произнести приговор целиком. Судья Наталья Четвертакова читала чуть больше часа. Зал, как и положено, слушал приговор стоя. Через 15 минут абсурдного текста на лицах родных обвиняемых появилась растерянность. Через полчаса иностранный дипломат в первом ряду попросил своего переводчика-синхрониста замолчать: «Thanks, enough» («Спасибо, достаточно»). Через 50 минут Люцина Юрьевна и мама Андрея Алла Владимировна присели на скамью. Милиционер потребовал встать. Через час Андрей Санников не выдержал:
— Я просил огласить приговор целиком, чтобы ЭТО услышали все. Но в зале находится моя мать, которой плохо. Пожалуйста, хватит.
Объявленные судьей сроки не стали сюрпризом. Фразу «лишение свободы на срок до 15-ти» помнили все, на оправдание никто не рассчитывал. 6 мая Людмила, мать Федора Мирзоянова, громко заявила, что всё происходящее подстроено, судья задает только выгодные обвинению вопросы. Ее удалили из зала и не пропустили даже на приговор.
Дождаться вердикта за дверями зала суда остались около сотни тех, кого не пустили внутрь. Когда открылись двери, из-за них стало доноситься скандирование: «Свободу!», «Позор!»
— Федя, я люблю тебя! Я с тобой! — вдруг закричала снаружи Людмила Мирзоянова. Отталкивая ее, милиционеры выстроились в дверях.
— Пропустите мать! Дайте им хоть увидеться! — кричали в толпе.
Людмилу Мирзоянову в зал не пустили. Осужденных увели.