На праздники, выехав с дачи, я привычно завернул на ближайшую заправку. Тем более что цена бензина на табло (24,90 руб.) приятно удивила. На окошке кассы, однако, обнаружилось давно не виданное объявление: «АИ-92, АИ-95 нет в наличии». На следующей заправке ситуация была такая же: приятные «путинские» цены на больших, издалека заметных табло и скромное объявление на кассе: «Нет в наличии». Я заволновался: желтый огонек на панели горел уже давно. Но, слава богу, на третьей заправке все стало на свои места: бензин был, правда, стоил он 26,90. Но я был почти счастлив. Я уже был бы рад и цифре 27,90 и 29.
Бензиновый кризис скоро разрешится. Это так же верно, как и то, что через некоторое время будет еще какой-нибудь микрокризис. Минуты легкой паники между второй и третьей заправкой живо напомнили мне ощущения 1980-х. Эту постоянную необходимость держать в уме, когда, где и чем можно и нужно запастись и где чего наверняка или, скорее всего, не будет. При этом вещи не исчезали сразу. В молочном возле дома была прекрасная развесная сметана. Но в какой-то момент выяснилось, что для того, чтобы ее купить, надо приходить непременно в первой половине дня. Потом сметана стала невкусной. Но и за нею вскоре надо было уже приходить только утром. Потом будочка, где вешали сметану, исчезла. Потом по всем каналам пустили «Лебединое озеро». Но тут же выяснилось, что жизнь и душа империи заключалась все-таки в сметане, а не в Чайковском.
Залив бензина и вернув себе душевное равновесие по 26,90 за литр, я подумал, что бензиновый микрокризис — это явное указание на близкий закат эры правления тех, кого уже весь мир знает как siloviki. В 1999 году неизбежность появления на политическом олимпе silovika стала очевидна. Демократы и рыночники ранних 90-х были скомпрометированы затянувшимся и раскисшим по дороге транзитом. Олигархи были поглощены тем, чтобы обставить друг друга в захвате собственности, денежных потоков и государственных структур. Лужков с Примаковым талдычили про отечественного товаропроизводителя, и за их спинами уныло мерещился эдакий коммерциализованный «совок». Вот тогда на экранах и замелькали siloviki: интеллигентного вида генерал Николаев, некий Бордюжа, псевдосиловик Степашин. Считалось, что siloviki — прагматики и потому могут стать залогом разумного компромисса между прошлым и будущим. Нужен был silovik-рыночник, который бы не задавил рынок, но проредил бы расцветшие на нем буйным цветом сопутствующие безобразия.
И вот теперь, лишь на третьей заправке залившись бензином, который к тому же стоит 1 доллар за литр, то есть точно как в США, самое время подвести итоги этого проекта.
Слово silovik не случайно отсутствует в английском языке. Silovik — это человек, профессионально связанный с одной из сфер государственного насилия: военный, сотрудник спецслужб, прокурор, милиционер. Но silovik — это больше, чем профессия, это мировоззрение. В представлении silovika сила и принуждение являются не специфическим ресурсом, необходимым для обеспечения той или иной функции — защиты страны, правопорядка, общественной безопасности. Но скорее — универсальным, базовым механизмом социальной организации как таковой, тем оселком, на котором держатся социум и государство. Тем, что лежит в основе всего. Рынок, право и демократия в его глазах могут выглядеть вполне полезными аксессуарами, но они — всего лишь надстройка, декорация, прикрытие, облагораживающее и ретуширующее тот факт, что основой общественных взаимоотношений являются сила и принуждение.
В отличие от представителей силовых ведомств абстрактного идеального государства, которые защищают общество от той или иной конкретной угрозы, silovik защищает общество прежде всего от самого общества. Silovik-военный не умеет воевать, но ведет постоянную борьбу с неорганизованностью и расхлябанностью гражданских и новобранцев. Silovik-милиционер не умеет ловить преступников, но ревностно занимается профилактикой преступлений — проверкой документов и разрешений, и может доказать любому добропорядочному обывателю, что тот находится за гранью закона. Silovik из спецслужб не может защитить общество от террористов, но вдохновенно следит за тем, чтобы граждане не оказались невольно их пособниками, не создали бы благоприятных условий для террористического акта. Silovik постоянно наказывает общество за наличие тех угроз, от которых он не может это общество защитить. Иными словами, постепенно, но неизбежно silovik превращается для общества из защитника в vertukhaya (если уж мы взялись совершенствовать английский язык, столь бедный перед лицом нашей реальности).
Наиболее важно и интересно для нас в контексте наших поисков бензина, разумеется, отношение silovika к рынку. Silovik рынок уважает, более того — его отношение к рынку ревностно и страстно. Он чувствует в рынке конкурирующую силу и стремится овладеть ею, подчинить ее себе. Да, silovik готов выкорчевывать злоупотребления рынка, но для этого ему необходимо сначала захватить и поставить под свой контроль рынок как таковой. В глазах silovika рынок — это не удивительный механизм саморазвития, но инструмент, способный нести в себе как пользу, так и деструктивное начало. В зависимости от того, кто его контролирует. А потому, как раб на галерах, денно и нощно, silovik занят тем, что исправляет несовершенства рынка. То есть шаг за шагом выжигает, вымарывает элементы рыночности из рынка, стремясь придать ему больше порядка и организованности. Защитить, так сказать, рынок от самого рынка.
В рынке silovika завораживает возможность превращения ресурса в капитал и раздражает стихийная конкуренция, свободная игра спроса и предложения и неустойчивость равновесий. Поэтому silovik ценит монополии, картели и прочие формы рыночного принуждения. Конкуренция, впрочем, тоже кажется силовику весьма полезной, но лишь поскольку позволяет ему выступать в качестве арбитра и назначать победителей. Рынок, контролируемый silovikom, — это рынок назначенных победителей.
И вот, когда вся эта делянка назначенных победителей, прикормленных чемпионов, картелей и монополий, когда вся эта клумба заботливо и регулярно рассаженных сорняков уже почти готова, и даже своевольные рыночные цены не смеют ослушаться silovika… вот тут почему-то кончается бензин. Титаническим усилием silovik возвращает бензин на рынок. Но тут почему-то заканчивается пшено. Или гречка. Или еще что-нибудь. Потому что сила и принуждение необходимы для того, чтобы оградить свободу рынка, а не извести ее. И в этой ошибке заключается фиаско silovika.
