12 марта у Андрея Смирнова юбилей. В истории отечественного кино он занимает особую нишу. На протяжении многих лет пишет пейзаж российского ХХ века, трагичный, кровавый. Пейзаж после нескончаемых баталий — территория его поиска. Гражданская война, в которой народ предался тьме самоистребления, лишенная ореола романтики, обнажала страшный и яростный оскал в его «Ангеле». Фильм должен был войти в альманах «Начало неведомого века» — к полувековому юбилею советской власти. Вот как вы себе это представляете? Брежнев встречается с Хонеккером, Андропов возглавляет КГБ, Суслов травит интеллигенцию. А Смирнов показывает мертвую хватку беспощадной вражды, трагедии, в которой нет правых. И руки мужественно погибающего комиссара в пыльном шлеме — по локоть в крови. Фильм безжалостно искромсали (из шести частей осталось четыре) и все равно сослали на «полку» на двадцать лет.
По своим радикально-демократическим взглядам Андрей Смирнов отличается от большинства коллег. Да что там коллег. Дома в неистовых политических спорах схлестывались бешеные темпераменты Андрея и его отца, Сергея Сергеевича Смирнова. И когда именитому литератору, секретарю Союза писателей СССР ставили на вид: мол, воспитал сына-антисоветчика, тот находчиво парировал: «Пока он жил у меня дома, он был секретарем комсомольской организации. А после вашего ВГИКа начал снимать такую мерзость».
Потом был главный фильм Смирнова «Белорусский вокзал». От сценария Вадима Трунина отказались Шепитько и Осепьян. Смирнов взялся. Сделал непарадную, честную картину про поколение отцов (вернувшегося с фронта снайпера и артиллериста Сергея Смирнова Андрей впервые увидел в пятилетнем возрасте). Про братство фронтовиков, за ценой не постоявших, собравшихся помянуть товарища и на одну ночь стать прежними. Прорваться к утерянному и невосполнимому чувству общ-ности, когда на всех одна победа. Про поколение, травмированное войной и не прижившееся в ставшем чужим мире. «Когда-нибудь мы вспомним это, и не поверится самим».
Удивительно верный нюх был у партцензуры. Она цепко выбирала талантливейших, иезуитски терзала их, терла в порошок. Аскольдову не простили «Комиссара». Смирнову — «Ангела». Что бы он потом ни снимал — романтически приподнятый неравнодушный «Белорусский вокал», частную пронзительную историю любви «Осень», — его клеймили и песочили. Целомудренную горьковатую «Осень» обозвали «порнографией». Блистательного дебюта Натальи Гундаревой не заметили. Режиссера почти на пять лет отлучили от профессии. Фильм «Верой и правдой» — повесть о строительстве столицы совдепии через призму политических режимов Сталина, Хрущева и Брежнева — цензоры изувечили до неузнаваемости.
Смирнов ушел из режиссуры. Переквалифи¬цировался в сценаристы. Писал пьесы. Снимался как актер. Между прочим, его лицедейской фильмографии позавидуют многие профессионалы. Как актер Смирнов обладает уникальным на сегодняшний день качеством. Масштабом индивидуальности. Внутренней полифоничностью. Его миллионер Корейко в «Мечтах идиота» по «Золотому теленку» врезается в память как редкостный сплав интеллигентских комплексов с нуворишевской пустотой. В притче Юрского «Чернов» его архитектор запутывается в лабиринте собственного вымысла. Негодяй Тоцкий из «Идиота» облачен в тогу внешней благопристойности, даже благородства.
Зная бескомпромиссность и взрывной характер Смирнова, режиссеры его побаиваются. А потом поражаются покладистости своенравного профи на съемочной площадке. Он внимательнейшим образом относится к тексту. Если слово неудобно, а фраза кажется фальшивой, вместе с режиссером ищет ей замену. Предлагает свои варианты, только если режиссер ждет его импровизации. Он любит партнеров. Умеет распределять собственные силы, как хороший актер, может заснуть на стуле между сменой эпизодов.
Он блестяще сыграл Бунина в фильме Алексея Учителя по сценарию Авдотьи Смирновой «Дневник его жены». Собственно, замысел фильма и возник из-за похожести Андрея Сергеевича на Ивана Алексеевича. Однажды Смирнов написал эссе, посвященное своему любимому учителю Михаилу Ромму. Там была фраза, запомнившаяся его дочери Дуне, о том, что Ромм был вольтерьянец и к старости стал похож на Вольтера — во всяком случае, на его гудоновский бюст. С возрастом Андрей все больше напоминал Бунина; так бывает — становишься похож на того, кого любишь. Дуня не могла этого не заметить. Их общий Бунин артистичен, раздражителен, надменен, страстен и… совершенно беззащитен.
В тонкой лирической версии «Отцов и детей» Дуня предложила отцу сыграть роль Павла Петровича Кирсанова, англомана, умеренного либерала. Он долго отказывался: «Не кажется ли тебе, что Павел Петрович получится противным?» Его герой в желчности, внешней черствости топит несбывшиеся мечты. Среди актерских наград Смирнова — «Ника» и главная премия Карловарского фестиваля.
После тридцатилетнего перерыва Андрей Смирнов вернулся в режиссуру. Дело не в амбициях. Чуть ли не 20 лет им владеет замысел. Судьба русского крестьянства, история Тамбовского восстания (по версии советских учебников — Антоновский бунт), звериной расправы над крестьянами… Еще одна трагическая страница нашей истории, хоть и описанная (в том числе и Солженицыным) — но так и оставшаяся для российского общества неосмысленным, неотрефлексированным, непрочувствованным, непонятым уроком. «Жила-была одна баба» — эпическая история любви бабы из глухой тамбовской деревни, неуместная и возвышенная — на фоне тотальной катастрофы, неохватного террора, оккупационного режима реввоенсоветов и массовых казней крестьян… На фоне восстания, утопленного в крови. Большая история режет по живому жизнь маленького человека.
Работа над фильмом завершается. Почти год назад под Тамбовом я наблюдала за съемками последних сцен, бесконечным самоедством режиссера, недовольного прежде всего собой. Тогда же мы разговаривали с Андреем не только о фильме и его предтечах в произведениях Лескова, Чехова, Шмелева, Ремезова, стихира о Китеже — но и об особой ментальности нашего соотечественника.
Андрей Смирнов ._ Образ народа-раба, не только в сознании Запада, но и в нашем сознании, укоренен: ну да, мы — вечные холуи. Однако в самом начале сопротивление советской власти было яростным, повсеместным. Уже в феврале 1918-го в сводках только созданной ЧК упоминается, что только по шести губерниям, взятым под власть Совнаркома, вспыхнуло более 400 вооруженных выступлений крестьян. Деревня встретила советскую власть таким единодушным отпором, что породила страх в воспаленном уме Ленина, ненавидевшего Россию всей душой. Два сословия он ненавидел особенно люто: крестьянство и духовенство. Не капиталисты-помещики, а именно они сильнее всех и пострадали в ходе революции. Самый страшный урон, самые большие жертвы понесли крестьяне и попы. Была целая программа их истребления. Увидев мощнейшее противодействие деревни, Ленин внес «конструктивную» идею: внедрить в деревню классовую борьбу. Так родились комитеты бедноты. Когда вся пьянь и голь деревенская назначалась в комбеды начальниками, получая право грабить и убивать крепких, справных мужиков. Такой кровавый разгул по стране покатился, что уже к осени 1918 года комбеды пришлось отменять._
Я начал в это вникать. Развернулась страшная картина. 83% российского населения в 1918 году по переписи считалось крестьянами. И если учесть, что из оставшихся 17%, трудно сказать точно, но не менее 10% числились рабочими… А кто такие рабочие? С ноября по май, скажем, он работал на Путиловском заводе. В мае уходил в деревню. Сначала пахать и сеять, потом — сенокос, потом — уборка. И пока молотьба не пройдет… Где-то после Покрова возвращался в город.
Русская ментальность может нравиться или не нравиться — но она и создала великую русскую литературу XIX века, культурный взрыв на рубеже XIX и ХХ веков во всех областях культуры. Все это базируется на воспитанном за тысячелетия особом взгляде на мир, жизнь, отношения человека с Богом и природой. И взращено на базе крестьянского образа жизни и православных идей. Именно сюда и был с невероятной точностью и жестокостью нанесен удар. Погибла цивилизация. Ее уж не восстановить. Как говорит мой приятель, мы все потомки вертухаев. Остальные погибли за колючей проволокой. Погружаясь в глубоководный материал, я понял, что передать все, что было содеяно, учинено, — невозможно. Это чудовищная кровавая драма… Люди ходят в кино не за тем, чтобы потом повеситься. Прошел, наверное, год плотной работы, пока я не понял: нужна героиня, баба. Мужики воюют. А весь слом жизни через кого? Конечно — через хранительницу очага, мать, сестру…
Мы привыкли все красить в черное и белое. Полагаю, что в фильме не должно быть ни сахарной идеализации народа, ни скандальных разоблачений. Есть плюсы, есть минусы. Но главное, мне кажется, в картине есть любовь к России… Не фанфары патриотов. Любовь как синоним боли.
Это кино — не проповедь. Всего лишь мой взгляд на Россию. Русскую историю. Во многом основанный на представлениях русской классической литературы. Но сформированный самой жизнью. Я уже старый человек. Проповедями я не занимаюсь.
Одной из недавних работ Андрея Смирнова стала десятисерийная документальная эпопея «Свобода по-русски» о трудных путях демократии и свободы в России. Путешествие во времени вместе с протагонистом фильма Юрием Шевчуком. Федеральные каналы фильм о нашей общей судьбе показывать отказались. Бескомпромиссность Смирнова снова не «ко двору». Эпохи, власти переименовываются — а на «дворе» все то же… Но ведь и Смирнов, в отличие от многих собратьев по искусству, не изменяет ни своим суждениям, ни убеждениям. Как и в прежние годы, верен бердяевскому постулату: «Свободу нельзя ни из чего вывести, в ней можно лишь изначально пребывать».
