Звезда, секс-символ — так сегодня бы написали про нее, а в советские времена, когда Татьяна Шмыга легко и уверенно взбежала на вершину музыкального олимпа, она стала «всего лишь» символом оперетты.

Лирическое сопрано Шмыги каждую партию делало неповторимой, кого бы ни приходилось играть: «Веселую вдову», Любовь Яровую или Герцогиню Герольштейнскую. На самом деле она была звездой не оперетты, а сцены: пела, танцевала и играла равно блистательно, обладала драматическим и комедийным даром. Но главным в ней был не голос, не изумительная пластика и даже не актерский талант, а невероятный шарм. И этот шарм, изящество, с которыми Татьяна Ивановна играла, пела и жила, были врожденными, полученными в дар от богов.

Скромная, застенчивая, в больших очках с толстыми стеклами, на сцене она преображалась в райскую птицу, настоящую диву — ослепительную, магически притягательную. От ее Чаниты мужчины сходили с ума, куда бы Шмыга ни приехала, за ней валили толпы. Однажды оказалась на черноморском курорте, на пляж выходила с рассветом, а следом, невзирая на рань, горохом ссыпались на песок поклонники всех возрастов и званий.

Ее Нинон, парижская примадонна в «Фиалках Монмартра», канкан танцевала так, что затмевала весь профессиональный кордебалет. Ее обаяние и абсолютная естественность делали ее существом иного пространства, не из советской жизни. В мире оперетты, искусственно взвинченном, отчасти вульгарном, она всегда оставалась едва ли не единственным эталоном вкуса. К Татьяне Шмыге идеально подходила знаменитая характеристика пушкинской Татьяны: «…с головы до ног никто бы в ней найти не мог того, что модой самовластной в высоком лондонском кругу зовется vulgar…» Ни тени вульгарности. Татьяна Шмыга, перевоплощаясь, оставалась собой: феноменом артистизма и отточенного вкуса.

Идеальная партнерша, в работе, в репетициях невероятно требовательная к себе, — и прелестный, умный, широких взглядов человек. У нее было много друзей, и среди них такой, например, неожиданный, как Андрей Черкизов.

Множество людей ходили только «на Шмыгу», всю жизнь сохраняли программки спектаклей с ее участием: не могли забыть ее «Карамболину» или Элизу Дулиттл. Она приносила людям радость, будила только добрые чувства, потому и была так прекрасно сохранна — до последних дней.