…Нина костерит Лукашенко так же лихо, как ведет свой раздолбанный автомобиль. Он ревет, будто толпа на площади Независимости вечером 19 декабря. «Машину добили еще на предвыборной кампании. Столько пришлось мотаться по городу, что даже глушак не выдержал», — говорит Нина и заламывает крутой вираж на снежной каше. Хочется выйти и почувствовать твердь под ногами…

Нина — активист оппозиционной партии, фамилию просит не называть. Нет, не боится, но мало ли… Оппозиционеров берут прямо на улице, выхватывают из людского потока, заталкивают в автомобиль и ищи их потом, например, в изоляторе КГБ на улице Комсомольской. Именно так средь бела дня схватили Владимира Кобеца — руководителя предвыборного штаба Андрея Санникова. Это какие же силы надо иметь, чтобы выследить человека в двухмиллионном городе? Но силы, судя по всему, есть. В штаб-квартиру Нининой партии эти силы пришли и выломали дверь (она уверена — искали беглых оппозиционеров, не нашли). Это какой же век на дворе, батька?

«Наша надежда — на Россию», — говорит Нина, хотя сама себя называет западником.

Передачи

Рано утром в среду под дверями КГБ Белоруссии стояли только «Новая газета» и «Первый канал». Высокий белорусский гэбэшник наскочил на немолодого оператора, схватил его за удостоверение «ПРЭССА», висящее на шнурке, подергал и начал шугать:

— Уберите камеру, эту улицу запрещено снимать!

— Это каким законом запрещено? Покажите закон! — ершился оператор, отходя на всякий случай подальше.

— Вы вообще кто такие? — напирал гэбэшник.

— «Первый канал»! Русские мы! — негромко, сквозь зубы, проговорил корреспондент и отошел звонить начальству.

Гэбэшник побежал за подкреплением. Корреспондент сказал: «На понт берут, думают, мы непуганые!»

Считая «Первый канал» супернадежным источником, мы провентилировали вопрос о реакции России на белорусские выборы. В Минске абсолютно все уверены, что российские власти поздравили Лукашенко с переизбранием. Вера в это непоколебима, хотя и основана на вброшенной в виде слухов официальной пропаганде. Медведев НЕ ПОЗДРАВИЛ Лукашенко. Нам категорически подтвердили этот факт журналисты «Первого канала». Кажется, им очень хотелось добавить, что Медведев вообще никогда не поздравит Лукашенко, но они все-таки сдержались.

Подбежала дама из информационного управления КГБ. Мы оставили ее разбираться с журналистами «Первого канала», выразив, как могли, свою молчаливую солидарность. Но вообще-то было забавно.

«В Белоруссии свобода слова очень заразна!» — пошутили мы тактично, между собой.

Это была плохая шутка. Вольно или невольно, но все, и мы в том числе, надеемся на Медведева и Путина. И если наша последняя надежда — это Россия, то какой же несвободной, страшной страной сделал Белоруссию Лукашенко?

В десять к КГБ стали подтягиваться родственники сидельцев: мать Андрея Санникова, 77-летняя Алла Владимировна, родители Иры Халип, жена оппозиционера Владимира Некляева Ольга. Они несли тяжеленные пятнадцатикилограммовые передачи.

Они зашли с этими сумками внутрь КГБ и минут через десять вытащили свои сумки обратно. Папа Иры Халип ругался: «Фашисты!». Алла Владимировна плакала. Передачи не приняли, отговорились, что у лидеров оппозиционеров пока статус задержанных и передачи им не положены.

— Я купила булочек свежих, — растерянно сказала мама Иры Люцина Юрьевна. — До пятницы они не доживут.

— Кто? — не поняли мы.

Звоним следователю КГБ Миронову, который ведет уголовное дело против Халип. Следователь недоступен. Именно он вчера сказал, чтобы родители несли сюда передачи. Ольга Некляева тем временем требовала, чтобы передачу взяли. Она так настаивала, что следователь Кобец, ведущий уголовное дело ее мужа, передачу принял лично. Попала ли она к Владимиру Некляеву, неизвестно. Чуть позже появятся страшные слухи о том, что Некляева нет в живых.

Удалось связаться с адвокатом Некляева Тамарой Сидоренко. Оказалось, что все адвокаты лидеров оппозиции с десяти утра сидят в КГБ и ждут свидания со своими подзащитными. Лично Тамара пытается пробиться к своему клиенту уже второй день. Известно, что Владимира Некляева видел живым в понедельник вечером дежурный адвокат. Тогда же он позвонил Ольге и успокоил: черепно-мозговая травма не очень серьезная.

Подошел чудом отпущенный вчера из изолятора КГБ лидер «Белорусского народного фронта» оппозиционер Григорий Костусев. Его отпустили под подписку и с жестким условием, что явится утром на допрос. Он явился. Первый вопрос следователя подозреваемому Костусеву будет: «И как это вас выпустили?»

Григорий здоровается с родственниками оппозиционеров и заходит в КГБ. Никто не знает, выйдет ли…

Провожаем родственников на автобусную остановку, по пути встречаем жену Владимира Кобеца, координатора избирательного штаба Санникова, и друзей задержанной Насти Положенко, замруководителя общественной организации «Молодежный фронт». Все с огромными клетчатыми челночными сумками. Знакомимся, обмениваемся телефонами, сообщаем, что передачи не принимают. Доводим Аллу Владимировну до дома. Она живет по соседству от белорусского КГБ, занимающего целый квартал в самом центре Минска.

На доме Аллы Владимировны Санниковой висит мемориальная табличка в память о самом известном белорусском театральном режиссере (лауреате государственных премий) Константине Санникове. Это — муж Аллы Владимировны и отец оппозиционера Андрея Санникова.

Алла Владимировна приглашает в гости (ей страшно оставаться одной, это чувствуется). Но у нас встреча с оппозиционером Ярославом Романчуком, который в понедельник утром в публичном заявлении на центральном белорусском канале «заложил» своих коллег по оппозиции. В том числе собкора «Новой газеты» Ирину Халип.

Алла Владимировна говорит: «Спросите его! Неужели он не понимает, что предавать людей, которые сидят в застенках, это подло?»

Отречение

С Ярославом Романчуком мы встречаемся в кафе. У него больше нет офиса. Его «Объединенная гражданская партия» отреклась от понедельничного заявления Романчука и от самого Романчука, видимо, тоже. Мы готовимся к разговору в стиле «вопросы без ответов». И к чему мы не готовы совершенно точно — это к исповеди.

Ярослав Романчук смотрит на наш диктофон и говорит, кажется, одному ему.

В понедельник на 12 часов он планировал свою пресс-конференцию, посвященную разгону акции протеста. Но ночью ему позвонили из администрации президента Лукашенко и вызвали на встречу. На встрече присутствовали сотрудники личной охраны президента Лукашенко. Встреча длилась несколько часов. Романчуку показали текст заявления и предложили зачитать его в 8 утра на пресс-конференции…

— Меня поставили перед выбором. Обстоятельства в тот момент были таковы, что если бы мне сказали: есть такой шанс спасти людей и не скатить Беларусь к 37-му году… Не знаю, в тот момент, когда практически никакой информации не было, когда мне в три часа ночи позвонил Анатолий Лебедько (руководитель ОГП, Ярослав Романчук — его заместитель и друг. — Ред.), что его выволакивают из квартиры, я решил, что мое заявление — шанс, чтобы хоть как-то все это остановить, потому что все могло закончиться гораздо более плачевно. Хотя и закончилось плачевно, но предела плачевности нет…

Одна из причин <моего> выступления — просто остановить эти безумные зачистки. Там же не разбирают — прав ты, виноват, журналист, политик…

— Давайте все-таки в хронологическом порядке. Что лично вы знаете и слышали. За все время общения с Санниковым, с Халип, с Некляевым…

— Я с ними практически не общался. Я за всю кампанию Санникова видел один раз — на этапе, когда закончился сбор подписей. И он мне предлагал сняться в его пользу. Это было 27-29 октября. С того времени <вплоть> до 19 декабря я с ним ни разу не общался. С Некляевым — то же самое. Он предложил мне сняться под него где-то в начале ноября. И точно так же после этого я ни разу его не видел

— Когда вы узнали о том, что Дом правительства подготовлен властями как провокация против оппозиции?

— В <этот> понедельник. В понедельник в 8 утра я сделал это заявление. Этому заявлению предшествовал тяжелый разговор, я не буду о нем говорить, потому что от этого могут еще пострадать люди. Мне позвонили — я приехал. Сказали: есть разговор касательно жизни и страны.

— Вашей жизни?

— Нет, вообще.

— Они сказали, что знают, где вы находитесь, хотя вы были не дома.

— Они знали, где я нахожусь…

— Вас поставили перед выбором, и вы согласились, несмотря на то, что понимали, что это, в общем, предательство.

— На тот момент я считал, что это, возможно, остановит безумную машину, которая начала раскручиваться. Если ты можешь что-то сделать, чтобы остановить безумие, ты пытаешься это сделать.

— Это выступление в 8 утра было уступкой этим людям?

— Да.

— Вы сделали это не по своей воле?

— После двух часов разговора с трех до пяти ночи?.. В этой ситуации я посчитал, что это меньшее из всех зол.

— Вам лично угрожали?

— Не буду комментировать.

— Нас интересует ситуация с Ириной Халип. Она наша сотрудница, обвинения в ее адрес прозвучали официально по телевидению из ваших уст. У нее есть шанс выйти из тюрьмы?

— Она не была организатором. Она жена оппозиционера. Ни одним уголовным фактом, ни одним обвинением в отношении Иры я не располагаю.

** — Тогда почему ее фамилия была в этом заявлении, какова подоплека?**

— Я не знаю. Меня смутило все то, что там было…

Доза пропаганды

Влад Гигин официально — главный редактор журнала «Беларуская Думка». На самом деле — очень известная личность в Белоруссии, политтехнолог от власти. Ему всего 33 года, и его все время выносит на обсуждение абстрактных геополитических проблем, а не гнусной белорусской конкретики, которая интересует нас.

Мы сообщаем Гигину слухи о смерти Владимира Некляева в изоляторе КГБ. Влад, надо отдать должное, меняется в лице и выходит с мобильным в коридор. С кем разговаривает — не знаем, но через пять минут он нам сообщит, что слухи лишены всяческих оснований. Мы уже почти верим. Вот только Гигин вдруг начинает рассуждать о том, что у Некляева были проблемы с алкоголем и он был закодирован, а любая кодировка опасна для сердца.

Мы задаем Владу Гигину очень простые вопросы. В ответ получаем не свидетельства очевидца (пусть и сторонника власти), а дозы пропаганды и отсебятины.

— Никто не сомневался, что Лукашенко победит на выборах, — утверждает Гигин. — В этом в первую очередь не сомневались граждане Белоруссии.

— Сколько, по вашим данным, было людей на площади?

— Я непосредственно самих событий не видел, но был на площади сразу после попытки захвата Дома правительства. Я видел только остатки пластиковых бутылок с элементами зажигательных смесей, может, они там распивали что-то, не знаю. Я всегда оцениваю количество людей на митинге при помощи флагов, и тут было не больше пяти тысяч. Но я разговаривал с очевидцами событий и хочу сказать вам вот что: там было много зевак. Во-вторых, там были сторонники Романчука, Усса, Терещенко, которые пришли для участия в мирных действиях. В-третьих, были сторонники задержанных кандидатов, которые заведомо шли туда для совершения силовой акции.

— У вас есть основания утверждать о «заведомости»?

— Я никого специально здесь не обвиняю, но если у нас правоохранительные органы задерживают два автомобиля с битами, арматурой, спецсредствами, если люди разбивают двери Дома правительства, если у людей в руках лопаты и секачи, то, наверное, люди к чему-то готовились.

— У вас есть основания утверждать, что эти два автомобиля принадлежали какому-то конкретному оппозиционеру?

— Я никого конкретно не обвиняю. Я говорю, что сторонники некоторых кандидатов готовились к силовым действиям.

— Что вы видели собственными глазами? Какие источники у вас?

— Заявления наших правоохранительных структур.

— Только это?

— Да. Но я знаю настрой этих людей, ими движут ненависть и месть, они ненавидят все, что происходит в республике. Они отделились от общества и превратились в подпольные субкультуры. Я знаю, что они говорят о нашем президенте. Поэтому когда они собирают в толпу своих сторонников, я думаю, любой руководитель этой толпы отдает себе отчет в том, что может произойти.

— А что произошло?

— Произошло исполнение заказа, чтобы сделать картинку, имитирующую массовые беспорядки и недовольство результатами выборов.

— Мы имеем в виду, что именно произошло на площади? Кто, по-вашему, начал бить двери Дома правительства?

— Значит, смотрите, что было. Было стремление отработать заказ. На выборах оппозиция провалилась. Просто так уйти — значит потерять лицо. Нужно было сделать «картинку», показать какие-то массовые беспорядки. Но все понимают, что сил для создания палаточных городков, для серийных акций у оппозиции нет. Отдавались ли оппозиционерами приказы идти на штурм или нет, этого я не могу сказать, тут должны решить правоохранительные органы.

** — Вы можете как-то прокомментировать информацию о том, что Дом правительства начали громить провокаторы, чтобы дать власти повод зачистить всю оппозицию в республике?**

— Не знаю, там много неясного. Я не знаю, кто избил Некляева, Санникова…

— Не знаете, кто задерживал Санникова и Халип с журналистами, которые их в травмпункт повезли? Их задержал минский ОМОН…

— Это все ваши слова, а я не пресс-секретарь МВД.

— Чей заказ, по вашему мнению, выполняла оппозиция — Запада или России?

— Я еще думаю над этим ответом. Однозначно, что центры управления оппозицией находились за границей, а вот по какую сторону границы — на этот вопрос еще предстоит ответить.

— Как вы прокомментируете отсутствие поздравлений Лукашенко со стороны президента России Медведева?

— Для меня это не совсем понятно. Ну очевидно, что есть какие-то там психологические проблемы.

— Почему продолжаются задержания всех критически настроенных к власти людей: родственников оппозиционеров, интеллигенции, журналистов, общественников?

— Под родственниками вы подразумеваете Ирину Халип? Она — жена Андрея Санникова. Она непосредственно участвовала в акции. Я лично видел записи (с акции протеста, когда толпы митингующих шли по проспекту. — Ред. ). На этой записи сотрудники ГАИ просят ее уйти с проезжей части, это незаконно выходить на проезжую часть. Она их спрашивает: почему? Они ей отвечают: для обеспечения безопасности. И она им отвечает: обеспечьте безопасность, уйдите с нашей дороги. То есть она была активным участником этой акции. В какой степени — это будут выяснять правоохранительные органы.

— В нашей общей истории были жены, которые за мужьями в Сибирь поехали. Разве это преступление — быть на площади рядом со своим мужем?

— Правильно! Она разделяет с ним ответственность!

— Против Ирины Халип заведено уголовное дело по статье 293 части 1 и 2 (см. Протокол). Халип обвиняют в том, что она совершила умышленные действия, направленные на организацию массовых беспорядков, сопровождающихся насилием над личностью, погромами, уничтожением имущества и проч. Вам кажется, это поиск тех, кто реально разбил двери Дома правительства, или все-таки сведение политических счетов?

— Я не знаю. Я не в курсе предъявленных Халип обвинений. Это все ваши слова…

Когда мы выключим диктофон, Влад Гигин не сможет удержаться от личных оценок Ирины Халип. Он назовет Андрея Санникова «подкаблучником» и ясно даст понять, что считает Ирину Халип чуть ли не центром всей белорусской оппозиции. Эти клише прозвучали накануне в заявлении, которое Ярославу Романчуку написали в администрации президента Лукашенко и заставили озвучить на весь мир. Они удивительным образом перекликаются с публичными заявлениями самого Лукашенко. Все это не оставит у нас и тени сомнения, что в случае с Ирой речь идет о личной мести президента Белоруссии.

В какой тюрьме лучше

В шесть вечера возвращаемся к КГБ. Чудом перехватываем адвоката Владимира Некляева Тамару Сидоренко. Она уходит последней. Ни один из адвокатов так и не добился сегодня свидания со своими подзащитными. Тамара так и не удостоверилась, жив ли вообще ее клиент.

— С другой стороны, никакой растерянности и переполоха среди сотрудников КГБ я не заметила, — говорит Тамара.

— Под каким предлогом вас не пустили?

— В КГБ всего два кабинета для свидания, и оба были заняты весь день. Наверное, так бывает… — в голосе адвоката явно звучит сомнение.

В штаб «Белорусского народного фронта» приезжаем на авось. Все утро день дозванивались до Григория Костусева, прозвонились только в обед. Ему разрешили сходить поесть, но после обеда он вернулся на допрос.

В штабе БНФ нам везет, и мы успеваем переговорить с Григорием Андреевичем. С него взяли подписку о неразглашении, и многого он нам просто не может сказать. Никого из задержанных не видел, о состоянии Владимира Некляева ничего не знает. Иру Халип не видел. Но они все там — 16 человек, которых обвиняют в организации массовых беспорядков и, оказывается, в вооруженном перевороте. Скорее всего, это обвинение очень скоро добавится к уже «работающей» 293-й статье.

— Нам сказали, что у Лукашенко есть правило: в тюрьме, уже после задержания, никого не бьют. Это правда?

— Меня не были. Но тех, кого задержали, били в автозаках.

— Почему именно вас отпустили из КГБ?

— Я не знаю, даже мой следователь не знает.

— Как вам кажется, насколько серьезно настроены власти?

— Очень серьезно. Я думаю, уголовное преследование будет чрезвычайно жестким.

** — Почему вы решили участвовать в президентской кампании и в акции протеста? Разве в этом был смысл?**

Этот дурацкий вопрос приводит Костусева в смятение, человека уже в возрасте, что сильно выделяет его среди молодых ребят в штабе.

— Я в политике с 89-го года. Я не имел права обмануть ожидания своих сторонников.

Он говорит общие слова. И только когда будет выключен диктофон, Григория Андреевича «прорвет» на личное.

— У меня сына взяли на площади Независимости. Он сейчас сидит в изоляторе в Жодино. Дали 15 суток. Я сам сидел два раза «на сутках». Один раз в Могилеве. Там камеры — настоящий карцер. В Жодино, говорят, лучше условия. Сыну 22 года. Это его первые «сутки»…

Нам уже надо уезжать на вокзал. Мы чувствуем неловкость, как будто возвращаемся из ада в цивилизацию. Просим молодых людей вызвать нам такси. Отвечают, что «в это проклятое место (штаб БНФ. — Ред.) никакое такси не приедет» и нам «лучше пройти квартал пешком».

Мы уже выходим, когда нас робко перехватывает один из мальчиков, хочет просто показать нам большую комнату, заваленную теплыми вещами, водой, продуктами, хозтоварами, резиновыми тапочками и туалетной бумагой. Это все принесли (и продолжают нести) минчане для тех, кто сидит. Только по спискам БНФ задержанных после 19 декабря — боле 700 человек. Молодежь сосредоточенно разбирает гуманитарку по пакетам. Это сосредоточенность общего дела, когда все, что ты делаешь, имеет смысл. И еще это сосредоточенность одиночества. Когда рассчитываешь только на себя и больше — ни на кого.

Время, отведенное для передач, ограничено, не успеешь — проваливай. Об этом знают, например, сотрудники ДПС, тормозят машины с гуманитарной помощью сидельцам, шмонают, проверяют наличие аптечек, огнетушителей, аварийных треугольников… Тянут время. Но ребят это не смущает, к подобным проделкам они готовы, готовы и к худшему, накрыть их можно в любую минуту: адрес известен, дверь нараспашку, ее даже взламывать не надо.

…Мы уходили из штаба, когда навстречу попался мужик (о таких говорят — простой), в руках — шесть тюбиков зубной пасты, все, что смог. Если бы нам об этом кто-то рассказал, мы бы подумали, что это плохое кино. Но это не кино, это Белоруссия времен батьки Лукашенко. Не знаем, как называется батька, который сажает детей на нары.

P.S. Когда верстался номер, в редакцию позвонила мама Иры Халип Люцина Юрьевна и сказала, что в среду Некляева видели. Он — жив.