Прилетев в Екатеринбург, спрашиваю встречающую девушку, как бы посмотреть Ипатьевский дом. «А что это?» — удивилась коренная свердловчанка, студентка философского факультета. «Там царя убили», — в свою очередь удивилась я. «Так это Храм на Крови», — поправила она.

Это к вопросу о поколениях. Живя в одном пространстве, мы пользуемся реалиями разного времени. Я ведь тоже не понимаю половины из того, о чем они говорят. Поэтому, согласившись работать в жюри на фестивале «Кинопроба», я, как мне казалось, отправляюсь в иное измерение. Там небось в ходу совсем новые для меня, иные переживания, иное зрение, способы общения, другие ценности и чуть ли не химический состав атмосферы. Кислород ли они, допустим, вдыхают? Выдыхают ли, черт возьми, углекислый газ?

Леван Когуашвили далеко не мальчик, ему 37 лет. В иные времена какой-нибудь пошляк-кавалергард вполне мог уже целиться ему в живот. И фильм «Прогульщики» уже сорвал несколько международных призов. И, строго говоря, этот полнометражный дебют должен бы находиться за рамками обзора: как у фильма открытия его функции на фестивале чисто парадные. Но директор «Кинопробы», преподаватель эстетики Лилия Немченко, пригласив Левана с его лентой, действовала именно как педагог и как эстетик. Потому что «Прогульщики» явились для фестиваля мастер-классом дебютного кино.

Снимая свой первый самостоятельный фильм, многие авторы где-то там, в скрытом ящике сознания, держат на всякий случай что-то вроде дисконтной карты. Типа — я новичок, мне положена скидка. А критики, и, что еще хуже, педагоги готовы этот дисконт учитывать. Мы редко вспоминаем, что дебютами были фильмы, во многом определившие развитие кинематографа: великий «Гражданин Кейн» Орсона Уэллса, «На последнем дыхании» Годара, «Четыреста ударов» Трюффо, «Бешеные псы» Тарантино, «12 разгневанных мужчин» Люмета, «Дуэль» Спилберга… И еще сотня шедевров. Потенциал, заложенный в фильме-дебюте, конечно, пропорционален таланту. Но, выходя на свою дистанцию, художник обязан быть беспощаден к себе, он — всегда — должен закладываться на рекорд. Поэтому Тарковский стартовал фильмом «Иваново детство». Да и Никита наш Михалков начал с блестящего красноармейского вестерна «Свой среди чужих»…

Так что — никаких скидок, ребята.

«Прогульщики» Левана Когуашвили — фильм о потерянном поколении. Таймер не включен. Все, что мы видим, могло происходить и в 80-е, и в 90-е, и в нулевые. Конечно, на экране Грузия, но эта Грузия не в геополитике, а в языке, интонации и характерах, а не в геополитике. Сорокалетние наркоманы тусуются возле школы, где кто-то из них учился. Так иронически переосмысляется банальность «мы родом из детства». Вечные прогульщики, прогульщики своей жизни, инфантильные отцы семейств и дети страны, связанные через десятилетия и границы общей тотальной безответственностью. Я не могу говорить «они». Говорю «мы» — огромное большинство огромной державы, загнанные, как крысы, в угол круговой порукой подлости. В фильме это — менты, ставящие бесправного люмпена перед необходимостью заложить министерского сынка, чтобы добраться до министра с его деньгами. Но метафорическая сила картины такова, что актуальная беда наркомании становится хоть и мощным, но лишь средством, чтобы сказать о главном. О том, что в решающую минуту жизни, в момент последнего выбора — человек всегда один. И каждый решает для себя сам: идти налево, на вечные муки совести и ломки; направо — во мрак искупления; или прямо — с гордо поднятой головой, в которой, однако, чернеет дырка. Последняя точка жизни и фильма.

Такой фильм мог стать беспросветной трагедией. Если бы не свобода, с которой Леван бесстрашно сталкивает ужас жизни с ее же неиссякаемым юмором. Замкнутая цепь рождает электричество надежды, вроде бы совершенно необоснованной. Той самой, которая умирает последней и поддерживает вечное равновесие между жизнью и смертью. И точка прирастает многоточием…

К сожалению, вы никогда не увидите эту картину в российском прокате. Прокатчики боятся рисковать. И по-своему они правы. Кинотеатр озолотится на беспроигрышном «Аватаре». А кто пойдет на неизвестное грузинское (армянское, таджикское, литовское и т.д.) кино? Да что там СНГ! Самый знаменитый сегодня и отчасти скандальный российский режиссер Балабанов снимает ошеломляющий фильм «Кочегар». Десятки рецензий, интервью, целые телепередачи. В большом зале Киноцентра наше с мужем одиночество разделяла еще одна пара. Вот и думайте, какая зависимость между спросом и предложением и кто кого определяет.

Екатеринбургская «Кинопроба» оказалась для меня опытом довольно уникальным и неожиданным. В своих лучших работах в формате игрового короткого метра и анимации школяры умеют высказаться, во-первых, исчерпывающе (что в коротком метре всегда особенно сложно). Во-вторых, эти высказывания художественно полноценны. Но главной неожиданностью явилось то, что дышат эти разноязыкие ребята все тем же кислородом, что и мы, родившиеся во всех смыслах в прошлом веке, примерно в одно время с полетом Гагарина.

Игровой «Это я, Гельмут» Николаса Штайнера (Академия кино Баден-Вюртемберг). Гельмут празднует свое шестидесятилетие с женой, равнодушной, словно корова. У него когда-то погиб сын, но Гельмуту все еще хочется праздника. Однако праздник срывается, потому что все предметы окружающего мира оказываются декорацией, за которой прячутся разные люди, в том числе и погибший сын. Им надоедает притворяться столом, пирогом, стеной, и они уходят, унося с собой окно, дом, автобусную остановку. Остается лишь зеленый луг, где пытается спастись бедный Гельмут, но и луг — бутафорский. Кусты разбегаются, трава рвется, открывая маленький оркестр, весело наяривающий траурный марш.

Анимационное «Падающее яблоко» Виктора Штикеля из той же школы. Надкусанное молодое яблочко падает с ветки, вопя во весь свой младенческий как бы рот, кожа вокруг укуса сморщивается, крик переходит в кряхтение, и среди корней яблони приземляется глубокий старик. Фруктовые мушки довершают великое дело энтропии. Длится эта жизнь две с половиной минуты.

Игровая лента с компенсирующим короткий метр названием «Это кажется, что прошло, на самом деле, может, и не прошло». У парня, пришедшего получать справку для бассейна, в голове обнаруживают… живую девочку. Ополоумевшие врачи сообщают ему об этой неслыханной патологии, парень же пожимает плечами: «Я знаю, это Наташа. Ничего, я привык» (Максим Зыков, ВГИК).

Лучшей признана еще одна вгиковская работа, которой разновозрастное жюри присудило Гран-при не просто единогласно, а в каком-то восторженном едином порыве. «Дотянуться до мамы» Ольги Томенко. Жизнь семьи в рыбачьем поселке. Издерганная, скандальная мать, отец-подкаблучник и двое детей: мальчик и особенно девочка в исполнении сестер-близнецов Вики и Светы Крючковых. Вечные ссоры, школа, собаки, море, куда уходят на ночную рыбалку родители. Этой страшной ветреной ночью дочка понимает, что мама, которой она, наказанная, привычно желала сдохнуть, мама эта — самая любимая в мире, и без нее никак невозможно, хоть надевай сапоги и иди под дождем на берег холодного моря. Кто смотрел фильм В. Сигарева «Волчок», никогда не забудет маленькую Полину Плучек, рвущую нам сердце своими неистовыми детскими страстями. Семилетние Вика и Света Крючковы чем-то похожи на Полину, но их экранная жизнь еще полнокровнее, девчонки являют такую палитру переживаний, что мало какому взрослому под силу. Честно говоря, таких детей в кино, которые могут держать длинные крупные планы, говорить, плакать и смеяться без тени фальши, то есть не играть, а быть, я видела дважды. В дебютном фильме Данелии «Сережа» и в «Малыше» Чаплина. Тоже, если хотите знать, дебюте.

P.S. Программу представили студенты России, Германии, Израиля, США, Великобритании и Словении. За что спасибо екатеринбургскому Дому кино, американскому консульству, еврейскому культурному центру «Менора», Уральскому отделению Союза кинематографистов. Министерство культуры РФ в обещанной помощи отказало.