«У нас в стране, как известно, прошлое непредсказуемо» — этими словами Николай Сванидзе ежедневно по будням начинает программу «Суд времени» (5-й канал). Для тех, кто не смотрит самое кровавое на нашем телевидении ристалище, рассказываю. Судебные слушания в составе: Сванидзе (судья), Леонид Млечин (обвинитель) и Сергей Кургинян (защитник) — посвящены особо напряженным вопросам нашей истории и наиболее одиозным ее персонажам. Бьются судейские как львы. С переходом на личности и сокрушительной, прямо-таки классовой, ненавистью, которую нельзя сыграть и сымитировать.

Млечин — неизменно транслятор либеральных идей и ценностей (и Сванидзе однозначно на его стороне). Кургинян — отпетый ретроград, остро ностальгирующий по советскому прошлому, с самозабвенным красноречием глухаря на току призывает нас «назад, в будущее». Защита бомбит лагерь Сванидзе — Млечина репликами типа «Вранье!», «Вы лжете!», обвинение терпеливо гнет свою линию под непрерывные истерические крики «адвоката». Камера злорадно ловит улыбки Млечина и Сванидзе, когда один из свидетелей обвинения неожиданно рявкает Кургиняну: «Хватит вопить!»

В общем, очень не хватает Жириновского со стаканом апельсинового сока.

Но это форма. И она мне нравится, потому что — драйв, страсть, драматургия и живые люди с хорошей речью. И я аплодирую Леониду Михайловичу, когда он отказывается разговаривать со свидетелем защиты, когда-то написавшим гнусную статью об Окуджаве. Или слушается дело, допустим, об индустриализации, в результате которой, по словам обвинения, погибли шесть миллионов крестьян. Так мне даже немного жалко Сергея Ервандовича с его беспомощным криком: «Ложь! Не шесть, а четыре!»

Но вот тут кончается форма и начинается суть, спертое дыхание почвы и судьбы. Потому что помимо интереснейших исторических дебатов «Суд времени» имеет еще такую составляющую, как телевизионное голосование. Глас народа.

Гражданская война, революция, индустриализация, коллективизация, пакт Молотова — Риббентропа, цена Победы, стахановское движение, фигуры Ленина и Сталина — все эти «узлы», по выражению Солженицына, российской истории наш великолепный богоносец оценивает так, будто, кроме «Краткого курса», других книг в руках сроду не держал. Кургинян по результатам референдума без осечек ведет со счетом примерно 93:7.

Значит, вот какая ситуация. Общеизвестный, как мне казалось, факт: оборотная сторона великой истории государства Российского — это жертвы, которые исчисляются миллионами, это неграмотность и/или звериная жестокость вождей, это голод и гибель деревни, это смертельное напряжение всех сил народа ради неподготовленных побед, это рабский труд, страх, застенки, казни… Знаем, читали, уже и в школах проходим, и в кино смотрим. Но при всем том осознать страшное свое прошлое способны 7 (семь) процентов россиян. Ну восемь. Ну одиннадцать. Остальные девяносто, как в лучшие времена, прут по бездорожью с лозунгом «ОДОБРЯМ!» наперевес и ничего — ни-че-го не помнят. Как бы не про нас, выдумки досужих фантастов. Ей-богу, Сергей Кургинян со своими «доказательствами № 29», стихами и байками про Бернарда Шоу и других джентльменов, что приехали в Страну Советов и восхитились дивными потемкинскими достижениями, — нормально бы смотрелся в передаче «Спокойной ночи, малыши!».

У Дмитрия Быкова есть рассказ, как страна каждые полгода впадает в спячку, а кто нарушает этот порядок, преследуется как диссидент. 90 процентов моих соотечественников уже взбивают перины.

И дело тут не в ораторском искусстве Сергея Ервандовича. Млечин и Сванидзе не менее искушены в формулировках плюс профессиональные историки — в отличие от политолога и режиссера Кургиняна. Когда свидетель защиты внушает мне, что Ленин лично не подписал ни одного приказа о расстреле, — что я должна думать? Я должна немедленно забыть о резолюции «Расстрелять, и побольше!»? А я в числе семи процентов злостно помню — и что? Что меняется «в картине мира, милой уму», если девяносто три процента моих соотечественников никогда об этом и не знали? Девяносто три процента моих соотечественников не верят ни единому слову правды, что звучат по 5-му каналу телевизора с 9 до 10 вечера (как раз на сон грядущий). А того, кто обманываться рад, как мы знаем из школьного краткого курса литературы, обмануть нетрудно.

Один умный человек сказал, что у народа без прошлого нет будущего. Американцы уже всех достали своей политкорректностью — потому что помнят рабство и сегрегацию. В Германии член совета директоров Бундесбанка высказался о каком-то там «еврейском гене». Его обвинили в шовинизме и заставили подать в отставку.

Сергей Ервандович Кургинян поет нам колыбельную иную: гордитесь, глупыши, не будете гордиться нашим великим прошлым, невзирая на отдельные (!) ошибки (!) — вот тогда-то вы себя будущего и лишите. И 93 процента ложатся на бочок, похрапывают у своих экранов и гордятся.

Я принадлежу к поколению, у которого сидели деды, реже — отцы. Кургинян, Млечин и Сванидзе — тоже. И у всех у нас они конкретно сидели, о чем Сергей Кургинян с гордостью сообщает. Может быть, думаю я, это и подкупает в нем, как бы не чужом на празднике жизни, где так вольно дышит человек… Вот он, один из нас, потомок зэка, и смог отрешиться от личного горького опыта и взглянуть на все с птичьего полета истребителей, которые конструировали в шарашках, ну и что! Зато он увидел свободный труд свободно собравшихся людей, а мы, семь процентов вместе с Млечиным и Сванидзе, видим только огромную зону и позор, через который продиралась родина на пути к светлому будущему. Потому что Сергей Ервандович — патриот и своим патриотическим чутьем чует, что есть ошибки, но есть, вопреки им, великие победы, и Сталин — великий политик, хоть и просрал начало войны (пардон, но иначе не скажешь) и пересажал полководцев. Зато война получилась Великая, и революция — Великая, и стройки — великие, и урожаи — великие, как и битвы за них. Так думать легко и приятно. А мы, семь процентов, хоть и любим старое кино и старые песни о главном, мы — уроды, потому что стыд, скорбь и хорошая память нам не дают сильно гордиться. А это неприятно и лишает сна.

Великий же народ, находя подтверждение своему великому сну о великом прошлом великой державы, вздымает ввысь свой аппарат послушный, не изменившийся за 93 года, и эту же песню запевает молодежь.

Лучше бы безмолвствовали. Или, как на самом деле сказано у Пушкина, «в ужасе молчали».