Ну вот, дожили! Приз «За честь и достоинство» вручить некому, кроме Антона Павловича Чехова. Разумеется, здесь не ошибешься, но каково писателям, собравшимся на награждения «Большой книги», получить такой удар по носу. Конечно, объяснения всегда найти можно. Церемония была стилизована под сцены из «Вишневого сада», Фирс надоедал публике с самых дверей Пашкова дома, Дуняша обносила гостей пирогом, счетная комиссия сидела под сенью цветущих деревьев, издание «Чеховиана» загибается, помочь надо; но если не заговаривать себе зубы, а взглянуть правде в глаза, то картину увидишь тревожную. Выходит, Борис Васильев — последний писатель, кому зал был готов аплодировать стоя, когда он с прямой спиной и офицерской выправкой шагал на сцену получать этот приз в прошлом году. И не из уважения к сединам чванливая писательско-журналистская публика взметнулась в едином порыве, а из сознания уникальности этого человека, сумевшего не запятнать чести и достоинства в перипетиях искусительного времени. Выясняется, что стоять в сторонке от его вызовов, как делают сегодняшние «брезгливые», намного рискованнее для души и таланта, чем погружаться в его пучины. Список награжденных, никто не спорит, убедительный и справедливый в этом году, только подтверждает обидный факт: с дымящейся современностью сегодня справиться никто не может.
Книги Павла Басинского «Лев Толстой: бегство из рая», Александра Иличевского «Перс» (оба отдельной строкой благодарили редактора «Астреля» Елену Шубину), Виктора Пелевина «Т» (M., ЭКСМО), занявшие первое, второе и третье места, обрели свое качество связью с прошлым.
Критик и литературовед Басинский взялся за опасную в силу своей заезженности тему — жизнь и творчество Толстого — и победил. Ему хватило ума и таланта не запихивать могучий образ писателя в узкие рамки добросовестного исследования, а пойти на поводу у своего мятущегося героя. Он дал выплеснуться на страницы книги всем страстям, всем мукам ума, всем многосложным переживаниям участников одной из самых громких мировых драм. И то, что Басинский сумел сохранить масштаб этой драмы, заразить сочувствием к ее участникам, возвести читателя на высоту ее понимания, делает книгу событием литературы. Но с одной существенной оговоркой. Басинскому не пришлось справляться с одной из самых сложных писательских задач — придумывать сюжет. Лев Николаевич сделал это за него в тот момент, когда ушел из дома умирать на станции Астапово. 10 дней, которые потрясли мир, стали фабулой книги, а ее основой — борьба за наследство, много лет разъедавшая ближайшее окружение Толстого. Трагедия такого накала, что прожгла столетие, и сегодня мы ощущаем ее острее, чем бесконечные тяжбы нынешних дней, ничтожные и позорные даже без всякого сравнения с мучительными поисками смыслов писателя. Конечно, раскрасить картинку тоже надо уметь, но куда сложнее нарисовать ее самому.
А этого умения в своем премированном романе не демонстрирует даже прославленный мастер сюжета Виктор Пелевин. Конечно, можно долго говорить о том, что виляющее во все стороны повествование это и есть фирменный стиль писателя. Дескать, ему все равно, на каком материале решать вопросы жизни и смерти. Однако нельзя не заметить, что на этот раз он на подмогу себе призвал признанных мастеров этого дела — все того же Льва Толстого и философа Владимира Соловьева. Он, чьих романов многие ждут как объяснительной записки современности (почему Пелевин и получил приз читательских симпатий «Большой книги»), вдруг прислоняется к двум великим старцам и при этом высмеивает всех остальных. «Главная культурная технология двадцать первого века, чтобы вы знали, это коммерческое освоение чужой могилы. Трупоотсос у нас самый уважаемый жанр, потому что прямой аналог нефтедобычи. Раньше думали, одни чекисты от динозавров наследство получили. А потом культурная общественность тоже нашла, куда трубу впендюрить. Так что сейчас всех покойничков впрягли».
Что правда. Вот и Александр Иличевский не обошелся без великой тени. Велимир Хлебников расхаживает по страницам его романа «Перс», конечно, с полным правом, поскольку основное место действия романа — полуостров Апшерон, а Каспий, как говорит Иличевский в одном из интервью, едва ли не единственное место на земле, где сосуществовали все мировые религии, начиная с иудаизма в виде Хазарского каганата и иудейских мудрецов Персии и заканчивая калмыкским буддизмом, который чрезвычайно интересовал Хлебникова. В Персию Хлебников шел как пророк, он хотел себя исполнить не как футуристический поэт, а как пророк в той местности, где религиозное чувство живо. Очень интересно. И роман интересный, сложный, насыщенный высокими смыслами, там даже нефть является источником поэтической медитации.
Но товарищи дорогие! Кто же, когда же напишет книгу про нас с вами? Кто объяснит, почему мы живем так, как жить не предполагали и уж точно не хотели еще 10 лет назад? Ведь слова Вяземского никто не отменял — «литература есть выражение современного общества». Конечно, крепостное право, революции и войны играют огромную роль в наших бедах, но сейчас школьников плохо учат, и они уже не смогут установить этой связи прошлого с настоящим. Им будет любопытнее знать, что сделали их отцы, чтобы они ощущали свою жизнь как данную на радость, а не на вечное преодоление. Не поймут они диалога обессилевшей Марковны и Аввакума. «Долго ли муки сея, протопоп, будет?» — «Марковна, до самыя смерти!» Не плодит современная литература Аввакумов и Рахметовых. И слава богу. Метафизика смыслов всегда будет господствовать в искусстве. Но и разговоры о том, что настоящая литература не обязана копаться в буднях и разрешать насущные вопросы, жить сегодняшними страстями и искать выход в будущее, — маслом по сердцу лишь тем, кто не умеет этого делать. Впрочем, всем и не надо. Достаточно будет одной «Большой книги». А то на следующих церемониях придется награждать Чехова и в других номинациях. За маленькие рассказы.
