Вы, конечно, помните, как после мартовских взрывов в московском метро в российских СМИ появилась информации об аресте в Литве некоей Эгле Кусайтэ, обвиняемой в организации терактов в России. Российские СМИ сообщали о ее возможной причастности к взрывам на станциях «Лубянка» и «Парк культуры», так как при ней была обнаружена схема московского метро. Но примечательно, что информационная волна пошла лишь через полгода после ее ареста — Эгле Кусайтэ, принявшая ислам литовская девушка, была арестована 29 октября 2009 года, когда ехала автобусом из Каунаса в Москву. Ей было предъявлено обвинение в организации террористической группы с целью проведения теракта.

По версии российских спецслужб, Кусайтэ могла быть третьей смертницей, не успевшей добраться до места проведения теракта (уже полгода сидя в тюрьме). Эта информация не подтвердилась, и генпрокуратура Литвы изменила обвинение: Кусайтэ собиралась взорвать себя на одном из военных объектов в России.

Также в Москве были арестованы двое граждан России, чеченцы по национальности, Апти и Айшат Магмадовы, обвиненные в соучастии организации теракта. Именно к Айшат Магмадовой Кусайтэ и направлялась. После проведенных в СИЗО девяти месяцев Эгле Кусайтэ была выпущена под подписку о невыезде. Мы встретились с «литовской смертницей» в одном из вильнюсских кафе. Я приведу ее интервью полностью, с минимальными пояснениями по ходу текста. Необходимые комментарии — после ее рассказа.

— Эгле, как и когда тебя арестовали?

— Двадцать четвертого октября 2009 года, когда я ехала к своей подруге Айшат Магмадовой. В автобус зашли четверо сотрудников, ничего не объяснив, вырвали из рук телефон. Сказали, что я обвиняюсь в перевозке наркотиков. Повели в здание вокзала в Каунасе. При обыске изъяли подарки, которые я везла Магмадовой: духи арабские, шаль, сладости, конфеты. Потом отвезли в КПЗ и там продержали около 13 дней. В первый же день в камеру пришли сотрудники VSD (департамент госбезопасности Литвы. — А. Б. ), которые не представились тогда, что они таковыми являются. Я посчитала, что это люди из нашей мусульманской общины, потому что одного из них я знала под именем Нереус Дауд, он участвовал в молитвенных собраниях по пятницам в молебном доме в Клайпеде. Они сначала не изложили никаких обвинений, наоборот, спросили, как так случилось, что ты тут оказалась? Поскольку Дауда я знала, то посчитала, что они, может, через какие-то связи пришли ко мне поговорить. В тот же самый день этот Нереус Дауд передал мне две конфеты «Киндер-Пингвин», одну я съела. В ту же ночь началась рвота с кровью, было очень плохо, думала, что умру. С утра пришли те же люди, около 10 утра. По их реакции я увидела, что они вообще недовольны тем, что я еще жива.

— То есть ты считаешь, что тебя пытались отравить?

— Да. Медпомощь мне была оказана только на следующий день, медсестра предложила валерьянку, сказала, что это последствия стресса. Еще передали полотенце другой мусульманки, которая якобы в то же время тоже была задержана. Амина Лина Сирин. Как позже выяснилось, эта якобы мусульманка Амина Лина Сирин тоже является штатной сотрудницей госбезопасности.

— Какие обвинения предъявили? Что хотели?

— Утром они уже продекларировали, что они из госбезопасности. Сразу же потребовали признания. В противном случае информация по мне, которой якобы много, будет передана в Россию. И в результате будут пытать, а может, и убьют Апти и Айшат Магмадовых. Первоначально требовали признаться, что я ехала взрывать гражданских. Я отказалась признаваться. Когда я отказалась, потребовали признаться, что я ехала взрывать военных.

— Кто эти люди были? Они представились? Фамилии их можешь назвать?

— Из материалов дела потом узнала фамилии: Арунас Паукште (_на тот момент начальник антитеррористического управления департамента госбезопасности Литвы. Сейчас занимает другую должность, повышен в звании. _— А. Б. ) и Сигитас Стаситис. Стаситис — это и есть настоящая фамилия Нереуса Дауда. Каждый день продолжались требования о признании. Уже требовали, чтобы я призналась, что ехала взрывать военный объект. Какой, я не знаю. Я сказала, что хорошо, я признаюсь. Меня отвели на допрос, который вел следователь Борейшис. Но я не призналась тогда. На следующий день опять пришли Паукште и Стаситис-Дауд: «Думаешь, мы шутим? Так не думай. Твою Айшат заберут, и она жить не будет». В тот день уже должно было состояться заседание суда, где я должна была признаться. И на этом заседании я призналась, что хотела взорвать военные объекты. Я это сделала только потому, чтобы никто не трогал Айшат.

— Какие-то доказательства, мотивы? Или ты просто сказала: я хотела взорвать?

— Да, только словесное признание. Еще один момент: когда шли обратно из суда к зданию КПЗ, меня вели через лужи, чтобы я набрала в ботинки воды. И потом на допрос к прокурору я шла в одних чулках, потому что других ботинок у меня не было. В чемодане лежала запасная обувь и тапочки, но мне ничего не дали. Я трое суток просидела без обуви.

— Так. Ты призналась. Что дальше?

— Дальше вызвали на допрос к генеральному прокурору Юстинасу Лауциусу. В принципе там пересказывалось то же самое, чтобы было как можно больше протоколов. Говорилось, что в целом у нас все есть, мы знаем, когда ты познакомилась с Айшат, знаем, что ты ехала к ней. Если ты будешь все говорить начистоту, то тогда ничего передано в Москву не будет. Прокурор написал протокол. Я должна была под ним подписаться. В протоколе было занесено, что я и Айшат якобы в восторге от двух первых шахидок…

— Имеются в виду взрывы в московском метро?

— Нет. Речь шла о Хаве Бараевой и Луизе Магомадовой (_первые террористки-смертницы, взорвавшиеся в 2000-м в Алхан-Кале. Хава Бараева — племянница Арби Бараева. _— А. Б. ).

— То есть обвинение сводилось к тому, что ты ехала куда-то что-то как-то взрывать?

— Да. В основном оно строится на тех звукозаписях, которые с начала 2008 года делала эта агент госбезопасности Амина Лина Сирин. Некоторые из них еще искажены и перемонтированы.

— Расскажи поподробнее. Что это за записи и кто такая Амина Лина Сирин?

— Я с ней жила на квартире, которую снимал госдепартамент. Тут нужно вернуться немного назад, вся эта история начинается раньше. Когда мне было 13 лет, я познакомилась в школе с чеченкой Тоитой Садуллаевой. У нее был брат Али. Это была обычная детская дружба. Просто вместе гуляли, общались. Я заинтересовалась исламом, Али объяснял. Потом появился Арнас Баранаускас, человек, который якобы заботился о чеченских детях в Клайпеде. Он заботился и об Али, и о Тоите, хотя был на порядок их старше. Ему было в то время 34 года. Когда Али исполнилось восемнадцать, он начал говорить, что хочет вернуться в Чечню, что собирается бороться и смерть не страшна ему. Арнас его подталкивал к этому. Через некоторое время я получила письмо от Али, где он сообщил уже о своем отъезде. Потом я узнала, что он погиб. Арнас показал фотографии, где у Али были большие раны на голове и груди. Я его опознала.

— Где он эти фотографии взял?

— У меня самой этот вопрос возник только через некоторое время. Якобы получил их от кавказских моджахедов. Мне тогда 15 лет было, я верила, но теперь считаю, что Арнас был сотрудник VSD. И вот этот Арнас Баранаускас знакомил меня с другими чеченцами… В моей истории три Айшат: Айшат Батайшева из Германии, Айшат Кошевая из Литвы и Айшат Магмадова из России. Я с ними со всеми переписывалась. У Батайшевых жила в Германии три месяца. А по возвращении поселилась на квартире, которую, как считала, снимали мусульмане. А снимал ее VSD. Из этой квартиры я переписывалась и с Батайшевыми, и с Магмадовыми, и с Кошевой. Созванивалась. На этой квартире со мной жила и Амина Лина Сирин. Которая и писала мои разговоры на диктофон. Айшат Кошевая меня постоянно провоцировала на радикальные высказывания. Я согласилась с идеей, которую она высказала, — взорваться где-нибудь в России. А сейчас слова Айшат Кошевой приписываются Айшат Магмадовой.

— Какая у тебя была мотивация поехать взорваться в Россию?

— Я была в таком состоянии… Мне кажется, мне что-то подкладывали в еду. Когда я жила с Сирин, мое здоровье сильно ухудшилось. Болела голова, волосы выпадали вот такими кусками. Я не могла понять, что со мной происходит. Мне казалось, что все хорошо. И что говорят эти сотрудники VSD, куда они меня направляют, я думала, что все так и надо. После того как съехала с этой квартиры, мыслей взрываться у меня уже не было.

— А тебе предлагали поехать куда-нибудь учиться?

— Предлагали. Некий Абдул-Хафиз предлагал. Это засекреченный свидетель номер два в моем деле. Я подозреваю, что это Дэнис Норейко, начальник антитеррористического подотдела Клайпеды. Предлагал поехать под Ведено, в Египет, в Азербайджан и там совершить шахидскую операцию… У него есть друг Аслан, который в Ведено имеет моджахедскую группу. Он платил за квартиру, где мы жили с Сирин. Попросил скачать пособие по подготовке взрывных устройств. Очень настойчиво просил: «У тебя больше свободного времени, а я работаю». Говорил, что ему это нужно для себя. Я скачала, на его компьютер. И переслала ему на e-mail (_адрес очень занимательный: _zaratustra@…ru». — А. Б. ). Абдул-Хафиз не разрешал рассказывать маме о своих просьбах, даже угрожал, что будет плохо. Он часто ездил в Чечню и, как сам говорил, в Иорданию. Я думала, из-за его связей, а оказалось, что он с VSD работает.

— А почему ты считаешь, что он с VSD работает?

— Он засекреченный свидетель номер два в моем деле. Первый засекреченный свидетель — Амина Лина Сирин, об этом сказано в самом деле. Она от моего имени посылала письма и SMS для Магмадовой. Я прочитала, какие письма и SMS приобщены к делу, это не мои письма. И Апти в своих показаниях говорит, что ему звонила моя мама, просила оставить дочь в покое. Мама на самом деле не звонила (мама Эгле добивалась, чтобы ее опросили в качестве свидетеля, но просьба была отклонена. — А. Б. ). И вот в деле указано, что этой Амине Лине Сирин как оперативнику прокуратура дала разрешение посылать SMS и письма под моим именем. Это называется «моделирование преступления для получения доказательств». Разрешение было дано уже после моего задержания. Но писала она и до ареста. Сирин таким образом провоцировала Магмадовых на ответные высказывания — все о том же, поехать и взорваться. Магмадова, кстати, каждый раз отговаривала меня. Один раз я действительно отправила ей SMS, еще когда жила на квартире госбезопасности, что хотела бы стать шахидкой. Айшат ответила: «Не сходи с ума, у тебя вся жизнь впереди».

— В каком возрасте ты приняла ислам?

— В шестнадцать лет.

— И VSD заинтересовался тобой с этого момента?

— Нет, я попала в поле зрения госбезопасности потому, что мама сама пришла туда. Она испугалась, что я стала общаться с чеченцами, с мусульманами. Пришла в VSD, к Дэнису Норейко, и попросила спасти меня. С этого момента меня и взяли в разработку. (Эту версию подтверждает и тетя Эгле Ирэн: «Мы знали, что они наблюдают за ней, но мы были довольны, мы думали, что есть какая-то банда и что госбезопасность эту банду арестует всю. Мне не пришло даже в голову, что эта банда — и есть все эти сотрудники!» — А. Б. )

— А зачем ты поехала в Москву?

— Навестить Айшат просто, и все. Вообще мне было в то время нехорошо, я хотела поменять обстановку. Отойти от всего этого давления. Съездить к подруге. Мы познакомились на мусульманском форуме. Я написала, что я мусульманка. Она ответила. И с этого времени мы общались. Говорили про ислам, про разные девичьи, женские вещи. Самое разное. Про жизнь.

— В какой момент в дело вошли представители российской ФСБ?

— В конце марта уже я узнала, что приедут из ФСБ (то есть как раз после терактов в московском метро. — А. Б. ). Приехали трое человек. Это были те допросы, на которых мне вводили лекарства.

—???

— Первый допрос с русскими состоялся в генеральной прокуратуре при участии прокурора Лауциуса и адвоката Лютвинскаса. Переводчик присутствовал, но допрос шел на русском языке. Допросы я помню эпизодически. Там мне вводились какие-то лекарства. Насколько я помню, инъекции делала какая-то женщина. Я, кажется, сопротивлялась. Ни как зашла в кабинет, ни что там было, не помню, но потом появились признания… После первого допроса почувствовала сразу слабость, пошла спать. Как прошел следующий день, не помню. Восьмого апреля повезли в какое-то здание с белыми стенами. Зашли в какое-то место временного содержания, какой-то бокс. Через некоторое время вошли трое человек в костюмах, без униформы, которые ко мне обратились по-русски. Насколько я поняла, это были те же, из ФСБ. Я плохо помню сейчас эти допросы, но один из тех, кто зашел, был похож на того, который участвовал в первом допросе у Лауциуса. Другие двое — незнакомые.

— Что ты помнишь из этих допросов?

— Сначала обращались по-хорошему. Сказали: «Ты же умная девушка, скажешь все, что нужно. Мы знаем, что ты знаешь больше, но ты не говоришь. Дай показания против Магмадовых. Тебе же самой будет лучше». Насколько я помню, вообще ничего не говорила, даже отвернулась просто от них. Тогда начали бить. Не помню точно, кто, куда бил, но били и по бокам, и за волосы дергали, ударили об стенку, об пол, били в район почек.

— Побои зафиксированы медицинским обследованием?

— Нет. Я не обращалась к врачам, потому что говорили: «Не смей даже обращаться, в тот же день сдохнешь!» Нас в камере пятеро было, но остальные уже привыкли к тому, что я была все время странная. В деле, кстати, есть допрос, которого на самом деле никогда не проводилось: что я употребляла наркотики, которых я никогда не употребляла. Потом в последние дни были угрозы, что меня увезут в Россию и взорвут, и точно так же Айшат Магмадову. И что ничего не стоит это все оформить, как бегство из тюрьмы. Еще говорили, что Айшат обольют серной кислотой, Апти выколют глаза, что они будут есть только то, что достанут из туалета. «Если не боишься за себя, то бойся за своих друзей!»

— А в том состоянии, в каком ты была на той квартире, ты бы смогла поехать и действительно что-то совершить?

— Думаю, что даже через все эти воздействия, при всем затмении, я не преодолела бы нормальные человеческие чувства. Абдул-Хафиз знал, что я сочувствую партизанскому движению в Чечне. Но он меня склонял к действительно радикальному исламизму, а это не согласуется даже с джихадом по исламским понятиям.

— А как тебя выпустили из тюрьмы? Почему?

— Это долгая история. Долго не выпускали. Только через девять месяцев мне разрешили одно свидание с мамой и одно с тетей. Больше никому не давали возможность со мной встретиться. Даже правозащитнику Генрикасу Мицкявичусу не разрешили. Официально это мотивировалось тем, чтобы я не изменила свои показания. Хотя изменить свои показания согласно Конституции — это мое право… Приходила общественность, приходили люди в суд, журналисты, пресса начала писать. Дело получилось громким. В итоге выпустили.

— А ты не хочешь куда-нибудь уехать? Попросить убежище?

— Нет. Куда?

— Все эти офицеры госбезопасности сейчас на свободе. Ты не боишься за свою жизнь?

— Я сама не боюсь уже ничего, я боюсь за своих близких только. Я сама себя отдаю в руки Бога и надеюсь, что все хорошо кончится и для меня, и особенно — для Магмадовых.

— Ты все еще мусульманка?

— Да.

Теперь необходимые пояснения. Надо иметь в виду несколько моментов. Понятно, что никаких доказательств ни по применению психотропных веществ, ни по побоям, ни по попытке отравления «Киндер-Пингвином» нет. Но, во-первых, в 2008 году в пригороде Вильнюса была раскрыта замаскированная под школу верховой езды тайная тюрьма ЦРУ, в которой содержались заключенные талибы. В ходе международного расследования следственной группы, созданной ПАСЕ, было установлено как минимум восемь эпизодов транзита талибов через эту тюрьму. На момент раскрытия следов этих людей уже не было, но в медицинском кабинете были обнаружены странные препараты, в том числе и психотропные. Поэтому в применение спецслужбами психотропных веществ в Литве верят с полуслова. Об этом говорили и некоторые адвокаты.

Во-вторых, в Литве к власти сейчас пришел «клан государственников», придерживающийся относительно пророссийского курса. Россия сейчас вообще довольно активно продвигается в Литву. Президент Литвы Даля Грибаускайте прилагает немало усилий для того, чтобы Дмитрий Медведев прибыл в Вильнюс с официальным визитом. «Жальгирис» принадлежит РАО ЕЭС. Крупнейшую газету «Утро Литвы» и ее телеканал купил банк Snoras, который принадлежит Конверcбанку. И Литве, в прошлом придерживавшейся антироссийской позиции и поддерживавшей «независимую Ичкерию», сейчас просто необходимо продемонстрировать смену курса.

В-третьих, есть информация, что США перечислили Литве 50 миллионов долларов на антитеррористическую деятельность. Но проблема в том, что в Литве террористов нет. Ну вот нет, и все. А если деньги есть, а террористов нет, значит, их нужно создать. «Дело Кусайтэ» — не единственное. Практически в то же время была предпринята попытка провокации со стороны VSD в отношении Малика Гатаева, чеченца, содержавшего в Каунасе детский дом вывезенных из Чечни сирот (про дело Гатаевых читайте в ближайших номерах «Новой». — А. Б. ). Его тоже вызывали в госбезопасность и вели беседу на тему «поехать в Россию и что-нибудь взорвать». Гатаевы также были арестованы. И там применялась та же схема давления через одну из их подопечных, восемнадцатилетнюю Седу Исымбаеву: проживание на съемной квартире, жучки и т.п.

Пара фактов для понимания методов «клана государственников». Заключивший Гатаевых под стражу судья Фурманавичус был найден с пулей в голове. Рядом лежал пистолет, официально зарегистрированный на отца пятилетней девочки, в изнасиловании которой Фурманавичус обвинялся. Этот человек был бизнесменом, весьма обеспеченным. Проблема в том, что экспертиза показала: Фурманавичус был убит из другого оружия. Бизнесмен в скором времени был найден утонувшим, со следами удушения на шее. А убитый в Гродно бывший полковник департамента экономической безопасности VSD Витаутас Поцюнас расследовал дело о выделенных США оппозиционерам в Беларуси деньгах. Деньги шли через Литву. В Беларусь пришло только 2 млн из 10. А Поцюнас выпал из окна.

Зафиксирован факт приезда в Литву генерала Саид-Селима Пешхоева (работал в КГБ Чечено-Ингушетии, затем замначальника УФСБ России по Чечне, в 2001—2002 годах начальник УВД Чечни. — А. Б. ). Примечательно, что сейчас Пешхоев является советником посольства РФ в Австрии, и в прессе его фамилия замелькала в контексте убийства Умара Исраилова, бывшего охранника Кадырова. А начальник восьмого управления VSD (антитеррор) тот самый Арунас Паукште написал диссертацию по борьбе с терроризмом (среди источников — Википедия, «Живой журнал» и справочник юного террориста. — А. Б. ), в которой красной нитью проходит чеченская тема, и получил за нее докторскую степень.

В принципе если убрать конспирологию, то ситуация вырисовывается следующая. Наивный подросток очаровался исламом, ее взяли в оборот, проехались по ушам, пару раз она сказала что-то типа «смерть во имя джихада», и опа! — террористка готова. VSD и ФСБ предотвратили ужасный теракт. Ордена, медали, звания, деньги.

Проблема не в том, говорила Кусайтэ «Аллах Акбар!» в Литве или не говорила. А в том, что начитавшуюся Корана малолетку нам пытаются выдать за организатора терактов здесь, в постоянно взрывающейся России. А двух совершенно «левых» чеченцев — за подполье, взрывающее московское метро. И всю эту лажу втюхать как оперативную работу спецслужб. Вероятнее всего, если бы мама Эгле сама не сдала бы ее в госбезопасность, то никакой «литовской бен-ладенши» не было бы. И ее подельников, жутких террористов брата и сестры Магмадовых, тоже.

Кусайтэ, скорее всего, будет оправданна. Либо получит срок, фактически являющийся оправданием. А вот Магмадовы, независимо от оправдания «организатора», будут сидеть. Такие у нас террористы. А метро продолжат взрывать. Потому что такие у нас контртеррористические меры.

Есть вопросы

Кештутис Кваинаускас ,_ адвокат Магмадовых в Литве:_

— В чем конкретно Магмадовых обвиняют в Литве, я не могу сказать, потому что ордер на защиту я предъявил еще в апреле, а полноценным защитником стал только в октябре. Меня не допускали к делу. Но предъявленные им обвинения нужно рассматривать в свете дела Кусайтэ. Если она будет признана виновной, то позиция российской прокуратуры станет прочнее. В случае оправдания дело станет выглядеть странным. Литовский апелляционный суд уже высказал свою позицию освобождением Кусайтэ из-под стражи. Сейчас вопрос в том, осталась ли Кусайтэ на стадии задумки или перешла в стадию планирования преступления. Понимаете, я могу заявить, что полечу на Луну. Теоретически это возможно — люди уже были на Луне. Практически же НАСА не собирается туда лететь, и вряд ли они возьмут меня. То же самое и в деле Кусайтэ. Были ли это заявления девочки, которая мало понимает, что она делает, или это были уже намерения. Как можно заявлять, что Кусайтэ собиралась взрываться на стратегическом объекте, если никакого объекта в деле не фигурирует?