СюжетыКультура

Александр Мелихов: Можно ли с помощью манифестов обустроить Россию?

Писатель Александр Мелихов — о народных заступниках и консервативных ценностях

Этот материал вышел в номере №№ 124—125 от 8 ноября 2010 г.
Читать
Мыслящая Россия с утра до вечера толкует о просвещенном консерватизме, которому предстоит положить конец либеральной эйфории. Что же случилось? Константин Леонтьев опубликовал памфлет «Чем и как либерализм наш вреден»? Нет, у нас в России...

Мыслящая Россия с утра до вечера толкует о просвещенном консерватизме, которому предстоит положить конец либеральной эйфории. Что же случилось? Константин Леонтьев опубликовал памфлет «Чем и как либерализм наш вреден»? Нет, у нас в России такую волну может поднять лишь большой художник. Но тогда, может быть, Лев Толстой напечатал трактат «Так что же нам делать?» Или Достоевский произнес свою Пушкинскую речь? Нет: Никита Михалков явил городу и миру Манифест просвещенного консерватизма.

В жарких спорах, разгоревшихся вокруг этого высказывания, никто не вспомнил, что 20 лет назад прогремел манифест другого великого консерватора — Александра Исаевича Солженицына «Как нам обустроить Россию». Автор манифеста «старался» не для себя и своих — он уже имел все, а «своих» у него не было: он противостоял всем реальным политическим силам, объявив себя противником всех и всяческих партий.

Коммунистов он ненавидел пламенно, а «демократов» не без оснований подозревал в групповом эгоизме и самоупоении. Служа в своем воображении тем низам, которые не способны даже сформулировать свои требования в виде политических программ. Да это и не важно: «Чем размашистее идет в стране политическая жизнь — тем более утрачивается душевная. Политика не должна поглощать духовные силы и творческий досуг народа».

Но открыть простор или даже пробудить духовные силы народа и обеспечить его творческий досуг должна все-таки политика? Перечитывая сегодня юбилейный текст, легче понять то, как нам не нужно обустраивать Россию. Что не нужно: не нужно удерживать Советский Союз — все равно развалится (это 90-й год!), нет сил на Империю — и не надо: «Могла же Япония примириться, отказаться и от международной миссии, и от заманчивых политических авантюр — и сразу расцвела».

«А до каких пор и зачем нам выдувать все новые, новые виды наступательного оружия? да всеокеанский военный флот? …Может подождать — и Космос».

По Солженицыну, чего ни хватишься, ничего и не нужно: не нужно гордиться своей страной, не нужно надеяться на иностранный капитал, не нужно допускать крупной земельной собственности и вообще такой собственности, которая подавляла бы справедливость и нравственность — это притом, что «независимого гражданина не может быть без частной собственности». А что если независимый гражданин сам попирает справедливость и нравственность? Тогда остается лишь вздохнуть: «Если в нации иссякли духовные силы — никакое наилучшее государственное устройство и никакое промышленное развитие не спасет ее от смерти, с гнилым дуплом дерево не стоит».

Но откуда возьмутся духовные силы — вопрос остается открытым. Кто допустит «хорошую» собственность и зажмет «плохую», тоже не слишком ясно. Ясно только, что свободные выборы автоматически к этому не ведут: «При полной неготовности нашего народа к сложной демократической жизни — она должна постепенно, терпеливо и прочно строиться СНИЗУ, а не просто возглашаться громковещательно и стремительно сверху, сразу во всем объеме и шири».

Но кем строиться? Кто тот строитель чудотворный, обладающий мудростью, терпением и силой, способной удержать неподготовленный народ в созидательных берегах? Пожалуй, единственное, что напоминает практический рецепт в трактате: «Наш путь выздоровления — с н и з о в». Но как может государство опираться на силу, которая сама нуждается в опеке? И поглощена исключительно местными проблемами? Дух и единство народа пробуждаются единством исторических задач, таких, как, скажем, завоевание Космоса, а не благоустройством разрозненных малых пространств — при всей очевидной нужности этого дела: сколько ни стирай футболки, команда лучше играть не станет. Кропоткин вообще надеялся при помощи самоорганизующихся общин разрушить проклятое государство, но Солженицына в таком стремлении подозревать как будто невозможно…

И все-таки в качестве общенациональной задачи он, кажется, предлагает лишь один, зато универсальный рецепт — раскаяние и самоограничение: «Западную Германию наполнило облако раскаяния — прежде, чем там наступил экономический расцвет»; самоограничение — от чего оно только не лечит, восклицает Солженицын в другом своем бестселлере — «Двести лет вместе».

Могу сказать, от чего оно не лечит: от низкой самооценки — тормоза всякой сколько-нибудь рискованной деятельности, от чувства бессилия и безнадежности — причины «безуемного пьянства» и упадка инициативы. Человеку не дано ограничить самого себя точно так же, как поднять себя за волосы. Человеку дано лишь отказываться от худшего в пользу лучшего. А если у него нет лучшей альтернативы, он неизбежно будет довольствоваться тем, что под рукой. И раскаяние — ощущение, что упустил лучшее в погоне за худшим, — может явиться только к проигравшему.

Святой отказывается от стяжательства в пользу Царствия небесного, благородный человек отказывается от взятки в пользу красивого образа себя. Сам Солженицын отказался от успешной советской карьеры ради неизмеримо более воодушевляющей миссии народного заступника и борца с красной чумой — а чем он предлагает воодушевляться рядовому гражданину? Сметать с улиц сор? Полезный труд. Но даже самый маленький человек — все-таки тоже человек, он тоже нуждается в психологической защите от чувства мизерности и бренности. Удивительный народ — народные заступники: себе избирают высокую историческую миссию, а подзащитным оставляют обустройство собственного двора.

Пробуждение народного духа можно начинать только «с верхов» — с вызывающих восхищение исторических задач: наука, космос, искусство и даже спорт. Благодаря блистающим верхам и рядовой гражданин начинает чувствовать себя участником исторических дел, не завершающихся с его смертью. Включить человека в череду поколений, служащих какому-то великому наследственному делу, — одна из важнейших задач любого государства, в кризисные же периоды просто важнейшая.

Либералы обзывали Солженицына государственником совершенно не по заслугам: он не отвел государству ни одной серьезной миссии.

Никита Михалков с гораздо большим основанием заявляет: мы — последовательные государственники. Манифест Михалкова, провозглашающий необходимость гордиться своей страной, едва ли и не во всем остальном являет собою полную противоположность манифесту Солженицына. Он и уповает не на «низы», а на «новые кадры», чьими предшественниками были «свободомыслящие аристократы-государственники». В противоположность Солженицыну, стремящемуся безжалостно отсечь советское прошлое, Михалков желает принять всю российскую историю целиком. И самое главное: в отличие от Солженицына, все надежды возлагающего на нравственные начала, Михалков предлагает программу действий:

— возродить силу и мощь Российского государства;
— поддержать становление новых для России структур гражданского общества;
— восстановить и укрепить нравственный авторитет власти;
— обеспечить динамичный и устойчивый рост экономики;
— заложить основы правосознания у граждан, воспитать в них чувство уважения к закону, труду, земле и частной собственности.

Чеканность и конкретность этих формул заставляют вспомнить подзабытые постановления ЦК: укрепить, усовершенствовать, преодолеть… Такого удара консервативной идее не наносил еще никто. Прежние великие консерваторы, прилагавшие к общественной жизни эстетические, этические, религиозные критерии, заставляли думать, что консервативные идеалы суть нечто высокое, если даже и неисполнимое, а Никита Михалков наводит на мысль, что они не просто неисполнимы, но еще и невыносимо скучны.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow