Нобелевскую премию по физике получили наши соотечественники — Андрей (Андре) Гейм, 51 год, и Константин Новоселов, 36 лет. В истории новой России такая радость бывает нечасто — в третий раз. И если предыдущие лауреаты (Жорес Иванович Алферов, 2000 г., и Виталий Лазаревич Гинзбург, 2003 г.) награждались за достижения, сделанные еще в советский период, Новоселов и Гейм получили премию за открытие, датированное 2004 годом. (Что по меркам Нобелевского комитета буквально только что.) Радость омрачает факт: свое открытие ученые сделали не на родине и даже без ее участия. Нобелевскую премию получили сотрудники Манчестерского университета, гражданин Нидерландов (Гейм) и гражданин Британии (Новоселов).
Телезрителю трудно объяснить, что хорошие ученые до сих пор играют не за Россию, поднимающуюся с колен (а должны!). Надо как-то выкручиваться. И вот уже спустя несколько часов после объявления лауреатов — Новоселова и Гейма позвали обратно на родину. А именно в Сколково. Для физиков это стало неожиданностью. Более того, в тандеме ученых, кажется, единогласия по данному вопросу нет. В монологе для «Новой» Андрей Гейм, например, от предложения вернуться категорически отказался, назвав Сколково «полнейшим сюрреализмом». А Новоселов заявил, что «есть смысл, наверное, приехать».
Константин Новоселов: «Душой в России, но работа пока — в Англии»
– Всем хочется сказать спасибо за поддержку! Сегодня я радуюсь как ребенок, но чувствую, что завтра буду очень переживать от осознания факта такого великого признания. Нобелевская премия уже давит морально, для меня это слишком большая ответственность…
В России, как передают друзья, все очень радуются за нас. Говорят, что-то похожее было, когда премией наградили Жореса Ивановича Алферова. Это приятно, ведь отчасти я уже не принадлежу России, а люди все равно радуются.
Я сегодня думаю, рассуждаю, чисто гипотетически: а что если бы я остался в свое время в России? Смог бы я добиться тех же результатов, что и в Англии? С одной стороны, никаких трюков и сложных технологий мы не использовали. Технологические сложности были минимальны. Но другой вопрос — это стиль работы, принятый в научных кругах России. Он слишком устарел.
С того момента, как нас с Андреем объявили лауреатами, все вокруг тут же заговорили про Сколково. Я слышал это название и раньше, но понятия не имел, что это такое и как это работает. Да и сейчас еще не очень хорошо понимаю. А тут нас уже приглашают, пообещали содействие, финансирование… Я не знаю. Для меня это сложное решение, но, думаю, есть смысл попробовать. Здесь, в Англии, мне очень-очень нравится, здесь бесконечно комфортно, но именно это и пугает. Мне нужно что-то еще, идти дальше…
Я привык работать «по-английски». Все очень комфортно, все нужное есть, у нас маленькие группы, дружелюбная атмосфера, и ты видишь результаты своей работы в течение минимального времени. Мне бы хотелось сохранить такой стиль работы. Но я подозреваю, в случае переезда в Сколково это будет исключено.
В прошлом году многие русские ученые-эмигранты написали открытое письмо президенту Медведеву о гибели отечественной фундаментальной науки. Я про него слышал, но сам не подписывал. Это мне кажется настолько очевидным, что такие письма вообще не нужны. Ведь, разумеется, очень удобно критиковать издалека… А между тем в России достаточно прекрасных ученых, которые сами должны принимать решения о том, как реформировать науку. В России вообще в целом достаточно умных голов, которые все понимают сами. То, что сейчас делает Медведев, — это правильные шаги. Любая поддержка науки — это всегда хорошо. Я так считаю, и было бы глупо писать сейчас ему письмо со словами своей поддержки и одобрения. Вы что думаете, он ничего не понимает?! Без нас, что ли, не разберется?
Даже в Англии с наукой сегодня все не так радужно, как вам может показаться. А в следующие три-четыре года ученые пострадают еще больше из-за урезания финансирования. Слава богу, коллеги из России не пишут в этой связи письма в британский парламент и королеве с премьер-министром.
Тянет ли в Россию? Душой — очень! Здесь у меня огромное количество друзей, в Москве живут родители. Приезжаю раз в полтора года или раз в год, но в основном в Москву и Питер. В Нижнем Тагиле не был, к сожалению, уже года четыре, но очень хочется. Скучаю. Но на первом месте работа — и поэтому пока Англия.
Андрей Гейм: «Из ума пока не выжил, чтобы возвращаться»
— Зовут в Сколково? Хотят, чтоб вернулись? Простите, конечно, «съесть-то он съест, но кто ж ему даст». Ребята, вы там чего?! Сама идея Сколкова — полнейший сюрреализм, но еще больший сюрреализм, с нашей точки зрения, это когда нас, не спрашивая даже, куда-то выписывают, чуть ли не выкупают. Ладно, это вопрос этики. А если по делу: вы что думаете, господа, отвалив мешок с деньгами, чего-то добьетесь?
Никто не спорит — России для выживания необходимо двигаться вперед. Задача по модернизации, которую ставит Дмитрий Медведев, верна. Но какими средствами он хочет этого добиться? Наука — это часть великой когда-то российской культуры. Культуру можно разрушить за два года, что и было сделано. А чтобы восстановить ее, нужны поколения новых людей, масштабная реконструкция фундамента. Один проект «Сколково» ничего не решит, даже если в него заливают с таким пионерским, молодогвардейским пылом миллиарды. Потому что сегодня заливают, а завтра из-за отсутствия результатов (а так и будет) скажут «привет!». Все свободны.
Нужно масштабно финансировать всю науку в течение десятилетий. Вот бы Медведев сказал: мы обязуемся ежегодно расходовать на исследования 2% нашего ВВП. Вот это было бы дело! Это был бы уровень европейских стран и какое-то развитие. Хотя России для поставленных задач нужно хотя бы 3%, как в Сингапуре и Южной Корее. Иначе о модернизации говорить бессмысленно.
Но при этом отсюда, из Британии, мы видим, что молодая Россия развивается, причем довольно быстро. Хотя вам внутри процесс может казаться слишком медленным. Но помните: десятилетнему ребенку всегда хочется, чтобы завтрашний день наступил пораньше, а когда тебе семьдесят, появляется огромное желание остановить время. Россия — это огромная территория, большой потенциал, все есть, дергаться только не надо! Не нужно этих бесконечных рывков на опережение, приводящих к жертвам. Мы, то есть вы теперь уже, постоянно хотите, как лучше, а получается, как у Черномырдина. Любим широкие жесты, громкие решения, вот придумали Сколково, город-сад. Ну зачем?! Ведь нужно всего лишь спокойствие, размеренность. Постепенно, кропотливо работать. Убирать барьеры, выжигать коррупцию, главную беду…
На родину, конечно, тянет, но пока я из ума еще не выжил, чтоб возвращаться. Я слишком много растратил там своей жизни, борясь с ветряными мельницам. Я нормальный ученый, а не борец. Я хочу и могу еще работать, и поэтому остаюсь в Британии.
Признаться, не нуждается во мне и Россия. Ну нобелевский лауреат — и что? Премию присуждают за сделанные в прошлом дела, а России нужна молодежь, новые люди, они создадут будущее. Поддерживайте тех, кому 25-30. Не нужны вам старики-авторитеты вроде меня! Гоните всех авторитетов. Я даже так скажу: останься Новоселов в России, не видать ему Нобелевской премии. Потому что ее получил бы единолично профессор Андрей Гейм, его научный руководитель. То есть я. Испокон веков все лавры в России шли академическим начальникам. Это несправедливая советская иерархия, которой нет ни в одной научной державе. От Китая до Британии в ученой среде — равноправие и братство. Все равны от Ph.D. студента (по-нашему, аспиранта. — П.К.) до самого заслуженного профессора.
Адекватное задачам финансирование, уважение к науке, ставка на молодежь и терпение — только такая среда благоприятствует новым открытиям.
Конечно, кто-то скажет: а вот есть же Григорий Перельман. Сделал грандиозное открытие, отказался от миллиона. Но Гриша сумасшедший гений. Исключение, какое бывает раз в тысячу лет. А России нужны нормальные ученые, сытые и довольные. А главное — свои. Растите их. Тратьте на них миллиарды, а не на тех, кто из-за границы уже через десять лет обещает вам золотые горы. Эти ученые-эмигранты называют себя патриотами России. Хотя сами уже выстроились в очередь, готовые хапнуть и убежать. Так что настоящие патриоты никуда не едут.
СправкаНобелевская неделя-2010
Нобелевской премии в области физиологии и медицины удостоен 85-летний британский эмбриолог Роберт ЭДВАРДС, разработавший технологию экстракорпорального оплодотворения, более известную как «зачатие в пробирке». Буддисты, Ватикан и Русская православная церковь осудили решение Нобелевского комитета.
Трое ученых — 75-летний Эй-Ити НЕГИСИ из Университета Пердью в США, 79-летний американский ученый Ричард Ф. ХЕК из Университета Делавэра в США и 80-летний японский ученый Акира СУДЗУКИ из Университета Хоккайдо в Японии — получили премию по химии за открытие новых способов соединения атомов углерода.
Королевская академия наук Швеции считает, что это «точный и эффективный» инструмент, который помогает исследователям во всем мире, «в коммерческом производстве фармацевтических препаратов и молекул веществ, используемых в электронной промышленности». Благодаря работам нынешних нобелевских лауреатов исследователи теперь могут искусственно получать вещество, аналогичное тому, что содержится в морской губке. Его сегодня успешно применяют в фармацевтике для борьбы с раковыми клетками.
51-летний Андрей ГЕЙМ и 36-летний Константин НОВОСЕЛОВ, ученые из Манчестерского университета, Великобритания, были награждены премией по физике за инновационные эксперименты с графеном, ультратонким и суперсильным материалом.
Графен — это плоский лист углерода толщиной в один атом. Он почти прозрачен, но обладает феноменальной прочностью и хорошо проводит электричество. Эти уникальные свойства означают, что у этого материала может быть огромное количество практических применений. В том числе в области инновационной электроники, включая производство более быстрых компьютеров. Графен может очень скоро заменить кремний — основу микросхем.
Нобелевскую премию по литературе вчера вручили перуанскому драматургу и прозаику Марио Варгасу ЛЬОСЕ.
Сегодня в 13.00 (по Москве) будет назван обладатель премии мира, а в понедельник (15.00) — премии по экономике.
