СюжетыОбщество

А в заключении я скажу…

Бывший пресс-секретарь президента Татарстана Ирек Муртазин: Едва оказавшись в одиночной камере следственного изолятора, сказал себе: «Восприми неволю как… творческую командировку по изучению быта и нравов системы исполнения наказания»

Этот материал вышел в номере № 107 от 27 сентября 2010 г.
Читать
Бывший пресс-секретарь президента Татарстана Ирек Муртазин, осужденный, как известно, по заявлению своего бывшего шефа Минтимера Шаймиева к 1 году и 9 месяцам колонии-поселения, воспринял приговор суда не как наказание: ведь виновным он...

Бывший пресс-секретарь президента Татарстана Ирек Муртазин, осужденный, как известно, по заявлению своего бывшего шефа Минтимера Шаймиева к 1 году и 9 месяцам колонии-поселения, воспринял приговор суда не как наказание: ведь виновным он себя не признал. Журналист Муртазин считает, что его отправили в своеобразную командировку для ознакомления с нашей исправительной системой. Отчет о «командировке» он намерен представить министру юстиции РФ Александру Коновалову — через «Новую газету», в виде серии писем.

Строго говоря, это и не письма даже. Предвидя возможное недовольство цензоров ФСИН, осужденный Муртазин сообщает: «Свои письма я вынашиваю в памяти. А отправляю на волю, надиктовав их друзьям и родственникам во время свиданий. Конечно, гражданин министр, мои письма Вам и так не должны подвергаться перлюстрации и отправляться из колонии в течение трех суток (статья 91 УИК РФ). Но мало ли чего…»

Начиная публиковать письма из татарстанских колоний-поселений (а Муртазину довелось проводить время уже в двух — в селе Дигитли и в городе Мензелинске), редакция не исключает, что министру юстиции, в свою очередь, захочется надиктовать кому-то из своих подчиненных обстоятельный ответ — не обязательно самому осужденному, можно и в редакцию. Мы передадим.

Письмо первое

Гражданин министр! Приношу извинения за обращение «гражданин министр», звучащее несколько гротескно, но я обязан соблюдать «Правила внутреннего распорядка в исправительных учреждениях», где русским по белому записано, что к работникам исправительных учреждений «и другим лицам» осужденные обязаны обращаться со словами «гражданин… и далее по званию либо занимаемой должности».

Пишет Вам, гражданин министр, человек, которого 26 ноября 2009 года вычеркнули из числа людей и внесли в список из 864 тысяч лиц, составляющих «спецконтингент». Ни в одном (!) нормативно-правовом акте, регламентирующем деятельность исправительной системы, мне не удалось обнаружить слов «человек» или «люди». Во всех документах речь идет исключительно о «лицах» и «спецконтингенте».

26 ноября 2009 года Кировский районный суд Казани назвал меня преступником. 209-страничный приговор, зачитывавшийся четыре дня, можно было сформулировать намного короче: население (а особенно население Татарстана) обожает и даже боготворит власть. А прочитав мою книгу «Минтимер Шаймиев: последний президент Татарстана», начинает власть презирать и ненавидеть. А в сознании неразумного населения вызревает вера в существование тотальной коррупции, чиновничьего беспредела, бюрократического произвола и прочих фантасмагорических явлений, не имеющих никакого отношения к Татарстану.

Я запретил себе воспринимать неволю как наказание. Едва оказавшись в одиночной камере следственного изолятора, сказал себе: «Муртазин, восприми неволю как… творческую командировку по изучению быта и нравов системы исполнения наказания. Это не мне дали 1 год и 9 месяцев, это исправительной системе дали 1 год и 9 месяцев. А мое дело — наблюдать и запоминать увиденное и услышанное».

И сегодня, гражданин министр, я готов поделиться некоторыми своими наблюдениями. Начну с момента взятия под стражу. Произошло это в зале суда, в день окончания оглашения приговора. Это притом, что осужденные к отбыванию наказания в колониях-поселениях должны добираться в исправительное учреждение самостоятельно. Правда, часть 4 ст.75 УИК РФ оставляет лазейку. «Колонист» может быть взят под стражу в зале суда, если, находясь под следствием, нарушал меру пресечения, если уклонялся от следствия или суда и если у него нет постоянного места жительства в России. Ни под один из этих критериев я не попадал. Более того, в ходе судебного процесса, который длился четыре месяца, суд трижды выносил постановления о перерывах и предоставлении мне возможности выехать в Москву для участия в заседаниях Верховного суда России (к слову, во время одной из поездок мне удалось убедить судей в неправомерности принятия Постановления правительства Татарстана о запрете проведения публичных акций протеста в радиусе 250 метров от зданий судов. И Верховный суд России 11 ноября 2009 года отменил это постановление как не соответствующее российскому законодательству). Так вот, после каждой поездки в Москву я возвращался в Казань и в строго назначенное время приходил в Кировский районный суд. Но, несмотря на законопослушность, меня взяли под стражу в зале суда.

Поскольку обвинительный приговор не был для меня неожиданностью, поэтому сразу же после оглашения вердикта была подана кассационная жалоба. Но ее рассмотрения мне пришлось дожидаться 51 день. И дожидаться в тюремном изоляторе. В условиях тюремного произвола. А если бы Верховный суд Татарстана отменил приговор? Получилось бы, что я напрасно томился в казематах? Вариант не такой уж и утопичный.

22 дня меня продержали в одиночной камере. За это время неоднократно приходили «серьезные люди с серьезными намерениями», предлагая признать вину, раскаяться в обмен на свободу. Мол, Верховный суд Татарстана заменит реальный срок на символический штраф. Но мы не договорились. Позволить себе слабость я не мог.

Позже, уже после этапирования в колонию-поселение, выявил интересную закономерность. Если человека приговаривают к отбыванию наказания в колонии-поселении и не берут под стражу в зале суда, предписывая ему прибыть к месту отбывания наказания самостоятельно, его кассационная жалоба рассматривается в течение двух-трех недель. Не больше.

Мансур И., приговоренный к 3 годам колонии-поселения по ст. 158 ч. 2 УК РФ (кража), самоконвоем прибыл к месту отбывания наказания и получил кассационное определение через 3 дня после подачи жалобы.

Айрат А. (1,5 года колонии-поселения по ст. 112 УК РФ, умышленное причинение вреда здоровью) дожидался кассационного рассмотрения своего дела 10 дней.

Фаниль З. (3 года колонии-поселения по ст. 228 УК РФ, незаконное приобретение наркотических средств) всего 12 дней надеялся на чудо, оставаясь на свободе.

А вот Михаил П., получивший 3 года колонии-поселения по ст. 159 ч. 1 (мошенничество) за то, что расплатился за покупку 5-тысячной сувенирной купюрой с неброской надписью: «Банк приколов», был взят под стражу и дожидался рассмотрения своей кассационной жалобы 42 дня. За это время его этапировали из Зеленодольска в Казань, из Казани в Чистополь, из Чистополя — обратно в Казань.

Эти вроде бы частные истории позволяют сделать далеко не частный вывод: если «лицо» ждет рассмотрения своей кассационной жалобы в тюремных застенках, суд, как правило, не торопится, откладывая окончательное судебное решение чуть ли не до самого последнего дня (30 суток с момента поступления дела в суд кассационной инстанции). А нередко и превышая сроки, предусмотренные Уголовно-процессуальным кодексом. А если после вердикта суда первой инстанции человек остается на свободе, то кассационная инстанция стремится как можно быстрее расставить все точки над i. Чтобы свобода не затянулась?

Гражданин министр! У Вас же есть право законодательной инициативы, может, похлопочете, внесете в Госдуму законопроект о крохотной поправке в УПК? Поправочке, сокращающей сроки рассмотрения жалоб лиц, находящихся под стражей, до 10 рабочих дней например. Речь не только о кассационных жалобах. Но и о других обращениях в суд арестантов.

К примеру, российское законодательство предоставляет «лицам, содержащимся в следственных изоляторах исправительных учреждениях», право обжаловать действия администраций тюрем и колоний. Но эта норма УИК РФ практически не действует. Сам испытал, когда попытался обжаловать постановление начальника ФБУ КП-17 о водворении меня в штрафной изолятор. Эксперимент не оставил никаких сомнений: право обращаться в суд для арестантов — не более чем декларация. Реализовать это право самому арестанту неимоверно трудно, практически невозможно. Впрочем, гражданин министр, это тема отдельного, более обстоятельного письма.

С уважением и надеждой на понимание Ирек Муртазин,осужденный, содержащийся в ФБУ КП-17.Село Дигитли, Мамадышский район, Татарстан

(Продолжение следует)

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow