Рязанцы существуют в новой реальности. Туман, окутавший город, в первую минуту может показаться даже красивым. Но приходится этим смогом дышать… Что делать? Астматикам и сердечникам остается только законопатить все окна и попытаться отсидеться в душных, непроветриваемых помещениях — неизвестно, на какой срок. У других есть теоретическая возможность бежать — но куда? Где проклятый «туман» кончается? Вспоминая, как в 1986 году мои родственники аж из Киева привезли в Рязань племянницу, спасая ее от чернобыльской радиации, решаю проверить, где в Рязанской области можно укрыться от ядовитого смога.

На платформе 203-й км — мало народу и много слухов. Деревенского вида старуха плачущим голосом рассказывает, что горит «Рыбнай», весь дым как раз от этого пожара, и тушить райцентр уже отправились четыре машины и вертолет. Не менее фантастическую версию излагает другая пожилая женщина, явная горожанка: горит Дубровка возле станции Назаровка, а там-де военные склады…

В 14.52 сажусь в электричку Рязань — Сасово. Сначала теплится надежда, что по мере удаления от Рязани смог будет рассеиваться. Куда там… Железная дорога тянется параллельно течению Оки, а все ее левобережье — как огромный паровой котел. Может быть, ситуация изменится за Проней? Но с железнодорожного моста не разглядеть даже соседний, автомобильный. Я уже почти два часа в пути, а ситуация за окном не меняется. И вдруг, в Шилове, буквально над вокзалом в небе вырисовывается четкая граница дымного облака, остающегося на западе. Восточнее — голубое небо. Долина Пары — один из самых живописных участков по Сасовской железной дороге — просматривается на много километров. Наконец-то можно дышать!

Выхожу в Назаровке — нормальный летний вечер, никакая Дубровка, к счастью, не горит. Искупавшись в местном пруду (неописуемое удовольствие), сажусь на ту же электричку, успевшую, пока я прохлаждался в Назаровке, доехать до Сасова и пуститься в обратный путь. Но что это? Уже на следующей станции, в Ушинском, появляется знакомая хмарь, а в Шилове, где два часа назад проходила граница дымного облака, — такая же картина, как утром в Рязани. Непривычное оранжево-розовое солнце, свет которого пробивается сквозь облако. Оказывается, мне удалось лишь ненадолго опередить распространение смога на восток, и скоро он затянет весь Чучковский район…

На следующий день, когда доходят сообщения, что дым затянул Тулу, когда появляются карты задымления, становится ясно — Рязань находится почти в эпицентре облака смога размером со среднюю европейскую страну.

Экологическая катастрофа

Разумеется, рано или поздно, не завтра, так дней через десять это закончится. Пройдут дожди, температура упадет, воздух очистится. И тогда обнаружатся гораздо более страшные вещи. Что карта области изменилась: на ней нет многих населенных пунктов. Что вместо «космоса Мещерских лесов», как говорил когда-то Эраст Гарин, — выжженные пространства, которым предстоит зарастать новым лесом десятки лет, но уже не соснами, а березами и осинами. Что обеднились почвы. Что погублен животный мир. Что природно-заповедному фонду Рязанской области нанесен тяжелейший, а быть может, и невосполнимый ущерб. Это ведь когда огонь уже начал пожирать деревни, причем стоящие не в какой-нибудь глуши, а на автотрассах, появились пожарные, военные, журналисты и т.д. А до этого неделями выгорали заповедные лесные уголки — хранители биологического разнообразия, гибли растения и животные из Красной Книги, но это почему-то не считалось трагедией.

Ведь если нам сообщают как о чем-то обыденном, что горит Шевырляевский заказник в Шацком районе, то нужно понимать — гибнет один из особо охраняемых природных объектов Рязанской области, где обитают серый сорокопут, пустельга, речная крачка, садовая овсянка, крапчатый суслик, большой тушканчик, живородящая ящерица и другие «краснокнижные» виды птиц и животных.

А когда приходят печальные известия о судьбе деревни Чуликса Касимовского района, сгоревшей 26 июля, после чего огонь перекинулся на лес, не следует забывать, что совсем рядом с несчастной деревней существует памятник природы регионального значения — клюквенное болото. И на границе Ермишинского района с Нижегородской областью, там, где бушует Выксунский пожар, — памятник природы, болото Чистое.

Известно, что в древостоях, даже не убитых огнем насмерть, пожары вызывают резкое снижение прироста, длящееся нередко целыми десятилетиями. Усугубляет положение массовая гибель во время пожаров насекомоядных птиц. Уничтожение пчел — опылителей растений — наносит вред лесовозообновлению. Ухудшаются свойства почвы; уцелевшие дикие животные обречены на гибель из-за нехватки пищи, так как уничтожается запас привычного для них фуража.

И если погорельцам выплатят-таки какие-то компенсации, если дома отстроят заново, то кто возвратит долг природе?

Расплата

Пожары всегда были грозной опасностью для Мещерской стороны, особенно после того как здесь занялись мелиорацией и осушили болота. Знаменитый куршинский пожар 1936 года уничтожил хвойный молодняк, поднявшийся на вырубках 1900—1910 гг. на площади 30—35 тыс га. Зато и бороться с пожарами здесь умели. Потому что скоро уж сто лет как существует наука лесная пирология, которая давным-давно объяснила, как бороться с пожарами, а главное — предупреждать их. Например, по инструкциям еще 1940—1950-х гг., при той степени пожарной опасности, что сложилась в лесах этим летом, предписывалось круглосуточное дежурство на пожарных вышках, авиапатрулирование и дежурство пожарных команд.

Да только кому сегодня выполнять эти инструкции? С 1 января 2007 года вступил в силу Лесной кодекс, принятый Госдумой и утвержденный тогдашним президентом В.В. Путиным, хотя еще в процессе обсуждения законопроекта Гринпис называл этот кодекс «преступным». Лес был превращен в движимое имущество, не требующее регистрации прав на него. Данным имуществом собственник распоряжается полностью по своему усмотрению, контроль за движимым имуществом со стороны общества и государства невозможен. Сами лесные земли стали недвижимым имуществом, находящимся в гражданском обороте. Никаких ограничений прав собственника относительно лесных земель Лесным и Земельным кодексами не установлено. Так же бесконтрольно могут продаваться и леса отдельно от земли. Животный и растительный мир при продаже леса на сруб не защищен никакими нормами лесного, земельного или гражданского законодательства.

С введением в силу Лесного кодекса были ликвидированы лесхозы, упразднена Единая федеральная пожарная служба, занимающаяся лесом, уничтожена Авиалесоохрана. 170 тысяч человек остались без работы (иногда это были целые династии лесников), а функция охраны и защиты леса была возложена Лесным кодексом на коммерческих пользователей. В результате уже в начале 2008 года пожаров в стране стало в 41 раз больше (3259), чем за аналогичный период 2007 года, а площадь, поврежденная огнем, выросла в 547 раз. На какие порядки возрастут эти цифры по итогам 2010 года, не хочется и думать…

Катастрофа лета-2010 — не только экологическая. Она будет иметь долгосрочные социальные и, видимо, политические последствия. Всему миру наглядно продемонстрировано, в какую антиутопию загоняет страну экономическая стратегия, основанная на идее отказа государства от обязательств перед своими гражданами, голоса которых власть не желает слышать категорически, перед российской деревней, которая просто должна исчезнуть с лица земли, перед окружающей средой, которая тоже не более чем имущество, то ли движимое, то ли недвижимое. В этой схеме государство оставляет себе только любимую «вертикаль» и монетаристские упражнения.

Эта политика, силящаяся выглядеть прагматичной, на самом деле авантюрна. За ней четко прорисовывается психологическая установка: «После нас хоть потоп». Те, кто живет по этому принципу, никак не могут взять в толк, что бывают вещи и похуже потопа и что «час Х» может настать не «после них», а гораздо раньше.

Александр Никитин — специально для «Новой»,Рязань Фото Галины Журавлевой