Открытие рубрики состоялось в №79 «Новой» от 23 июля

Необходимое вступление к делу

Декретом Совнаркома от 4 мая 1918 года. «О Революционных трибуналах» большевики продолжили обустройство своей судебной системы. Из ведения Ревтрибуналов изымались все общеуголовные дела и передавались в местные суды. Отныне круг дел, решаемых Ревтрибуналами, был твердо очерчен: погромы, взяточничество, подлоги, неправомерное использование советских документов, хулиганство и шпионаж.

Еще одно новшество: при Ревтрибуналах учреждались коллегии обвинителей, избираемые местными Советами. То есть обвинение на судебных процессах переходило непосредственно к советской власти и становилось профессией ее функционеров.

** Затем последовало вполне логичное «Положение ВЦИК и СНК о Революционном трибунале при ВЦИК» от 29 мая. Пункт 1-й все объяснял: «Для суждения по важнейшим делам, которые будут изъяты из подсудности местных революционных трибуналов постановлениями Президиума Всероссийского центрального исполнительного комитета, Совета народных комиссаров или Народного комиссариата юстиции, учреждается Революционный трибунал при Центральном исполнительном комитете».**

При этом, Верховном, как его сразу стали называть, трибунале учреждалась своя (из членов ВЦИК) следственная комиссия и такая же своя коллегия обвинителей.

Далее, 11 июня 1918 года появился Декрет ВЦИК и СНК «Об учреждении Кассационного отдела при ВЦИК и о порядке кассации приговоров Революционных трибуналов». Интерес представляет не сам текст этого декрета, а набранное под ним мелким шрифтом примечание: «Приговоры Трибунала при Всероссийском центральном исполнительном комитете ведению Кассационного отдела не подлежат».

Верховный революционный трибунал начал свою историю делом военного моряка Алексея Щастного. Капитан 1 ранга Щастный весной 1918 года приобрел газетную известность и некоторую популярность как организатор и руководитель так называемого «ледового похода» Балтийского флота. Спасая корабли от неминуемого захвата их немцами, он сумел в условиях анархии перевести флот из столицы тогда уже независимой Финляндии Гельсингфорса в Кронштадт.

После чего в апреле 1918-го Щастный был назначен на должность наморси. Сей большевистский акроним расшифровывался как «начальник морских сил Балтийского моря», т.е. соответствовал упраздненной должности командующего Балтфлотом. Но уже в мае Щастный арестован прямо в кабинете еще более хлесткого большевистского акронима — наркомпоморде. Народного комиссара по морским делам товарища Троцкого.

Троцкий собственноручно написал записочку в Президиум ВЦИК: «Уважаемые товарищи. Препровождаю Вам при сем постановление об аресте бывшего начальника морских сил Балтики Щастного. Он арестован вчера и препровожден в Таганскую тюрьму. Ввиду исключительной государственной важности совершенных им преступлений мне представлялось бы абсолютно необходимым прямое вмешательство в это дело ЦИКа. С товарищеским приветом Л. Троцкий».

Товарищи из ВЦИКа летом 1918 года осознавали, что в правящем тандеме Ленин—Троцкий именно последний в практической плоскости имеет больше влияния и личной власти. Потому и поспешили поставить делу Щастного первый делопроизводственный номер.

Верховный революционный трибунал при ВЦИКе имел в своем составе председателя и шесть членов. Первым его главой был назначен Сергей Медведев, член РСДРП с 1900 года, имевший правильное пролетарское происхождение. В 15 лет, поступив учеником токаря на Обуховский завод в Питере, Медведев связался с противоправительственными агитаторами и вступил в запрещенную партию. В дальнейшем он оказывал большевикам мелкие услуги, был их представителем в различных профсоюзных рабочих структурах. После победы пролетарской революции, в награду за былое усердие, товарищи из ВЦИКа поощрили Медведева крупной судейской должностью. Несмотря на то, что весь его профессиональный уровень держался на четырехклассной вечерне-воскресной школе при Обуховском заводе.

Под стать своему председателю были и другие члены Верховного ревтрибунала. Вот какую характеристику новоявленному судебному органу дал политдеятель Григорий Алексинский, энергичный критик своих бывших коллег-большевиков и неустанный разоблачитель их германофильских связей:

«…Роль прокурора исполнялась Крыленко, а роль судебного следователя — его женой, Еленой Розмирович, истеричной и жестокой женщиной. Она арестовала своего первого мужа М. Трояновского, известного социал-демократа меньшевика, и содержит его в Таганской тюрьме без предъявления какого-либо обвинения. Другой судебный следователь — некий Кингисепп, эстонского происхождения и германофильской наклонности. Утверждали: это агент секретной службы немецкого Генерального штаба».

Виктор Кингисепп, проводивший следственные мероприятия по делу Щастного, был немецким агентом, видимо, в том же смысле, в каком таковыми можно признать Ленина, Троцкого и прочих, — латентным и краткосрочным. В 1906 году он поступил на физико-математический факультет Петербургского университета и сразу же попал под влияние большевиков. Дальнейшую революционную деятельность прагматично совмещал с учебой в университете, переходя с факультета на факультет, пока, наконец, в 1917 году не получил диплом юриста.

Так же прагматично и неуклонно следуя к заранее определенной цели, он провел следствие по делу Алексея Щастного и составил обвинительный акт, старательно списанный с вышеупомянутого постановления наркомпоморде Троцкого об аресте наморси Щастного: «Бывший начальник морских сил Щастный вел двойную игру, с одной стороны, докладывая правительству о деморализованном состоянии личного состава флота, а с другой стороны, стремился в глазах того же самого личного состава сделать ответственным за трагическое положение флота правительство; бывший начальник морских сил попустительствовал разлагающей флот контрреволюционной агитации преступных элементов командного состава, покрывал их, уклонялся от выполнения прямых распоряжений об увольнении и принимал явное участие в контрреволюционной агитации; бывший начальник морских сил не считался с положением об управлении морскими силами Балтики, беря на себя чисто политические функции, нарушая приказы и постановления Советской власти…».

Однако из следственного дела Щастного, из показаний сотрудников морского штаба и наркомата, комиссаров Балтфлота, допрошенных в качестве свидетелей, никак не видны «государственной важности преступления» бывшего наморси. Зато четко прослеживается причина ареста Щастного. Главная причина, о которой на суде будет говориться лишь вскользь.

21 мая 1918 года наморси получил телеграмму-ответ на свой доклад наркомпоморде о положении дел на Балтфлоте. Вот ее концовка: «Приняты ли все необходимые подготовительные меры для уничтожения судов в случае крайней необходимости? Внесены ли в банк известные денежные вклады на имя тех моряков, которым поручена работа уничтожения судов? Необходимо все это проверить самым точным образом. Троцкий».

«Какие банки могут быть в 1918 году? — воскликнет внимательный читатель. — Если большевики издали Декрет о национализации банков еще 14 декабря 1917 года». Издали, национализировали, но сами банки ведь никуда не делись, они стали отделениями Народного банка, так теперь именовали Государственный банк.

Несмотря на то, что русский флот, выполняя условия Брестского мира, встал на прикол в Кронштадте, обстановка оставалась напряженной. На Балтике курсировала немецкая эскадра (3 линкора, 1 броненосец, 4 крейсера), по территории Финляндии продвигался высаженный ею десант (Балтийская дивизия, 12 тыс чел.). Любая встреча с этой силой могла стать фатальной для утратившего боеспособность Балтфлота. 3 мая наморси Щастный получил приказ наркомпоморде Троцкого: ни в коем случае военных действий против немецких войск не начинать, в случае нападения с их стороны, если не будет другого исхода, — уничтожить флот. Для чего на каждом корабле тайно создать «безусловно надежную и преданную революции группу моряков-ударников», которые по сигналу должны будут взорвать корабль. Всем таковым ударникам Троцкий предложил завести счета в Народном банке, куда и положить определенную сумму в рублях. Для стимулирования преданности делу революции.

А Щастный взял да и зачитал эту, в общем-то, секретную телеграмму от 21 мая на совете флагманов (совещании всех начальников отдельных частей, бригад, отрядов и дивизий), а затем на совете комиссаров Балтфлота, т.е. сделал эти сведения достоянием гласности.

Зачем? Надо полагать, из-за некоторого головокружения. До революции он был обычным морским офицером, плавал на Дальнем Востоке, воевал в составе несчастливой порт-артурской эскадры, побывал в японском плену. Потом служба на Балтике, старпом линкора «Полтава», командир эсминца «Пограничник», должность в штабе Балтфлота. А там и выслуга, берег. Все было заранее расписано за него. Но тут свершилась революция, открылось много вакансий. Щастный, понятно, не был лихим карьеристом, но на советскую службу (в военный отдел Центробалта, под товарища Дыбенко) пошел одним из первых.

Думается, что внезапная популярность в глазах лихих матросов в итоге сыграла с ним в русскую рулетку.

Перед следователем Кингисеппом Троцкий возмущался поведением Щастного, не выполнившим поставленной задачи, рассекретившим тайные планы: «Его задача была явно другая: пропустить сведения о денежных вкладах во флот в широкие массы его, вызвать подозрения, что кто-то кого-то хочет подкупить за спиной матросских масс для каких-то действий, о которых гласно и открыто говорить не хотят. Совершенно ясно, что таким путем Щастный делал совершенно невозможным подрыв флота в нужную минуту, ибо сам же искусственно вызывал у команд такое представление, будто бы этот подрыв делается не в интересах спасения революции и страны, а в каких-то посторонних интересах, под влиянием каких-то враждебных революции и народу требований и покушений… Немцы требуют уничтожения флота, и поэтому Народный комиссариат подкупает отдельных матросов, чтобы выполнить пожелания немцев».

Первое заседание Верховного революционного трибунала при ВЦИКе открылось 20 июня 1918 года в 12 часов 15 минут в Сенатском дворце Московского Кремля*. Дело в том, что перед революцией в здании Сената располагались так называемые Судебные установления: Московский окружной суд и окружная судебная палата. На протяжении более чем полувека в Митрофаньевском, или, как его еще называли, Овальном зале Сенатского дворца происходили все важнейшие для Москвы судебные процессы. И теперь как бы по инерции, несмотря на то, что Кремль уже стал закрытой территорией, здесь проходил первый процесс Верховного ревтрибунала.

Обвинение поддерживал Николай Крыленко. Защищал обвиняемого присяжный поверенный Владимир Жданов. Это был известный на всю предреволюционную Россию адвокат революционеров. Защищал эсеров-террористов Каляева, Савинкова, защищал большевиков. Сам отбыл четыре года царской каторги и шесть лет поселения за участие в крупном эксе. Но теперь времена изменились, ушли вперед, а Жданов остался.

Как только председатель Ревтрибунала Медведев объявил, что слушается дело по обвинению бывшего начальника морских сил Балтийского моря Алексея Михайловича Щастного, 37 лет, а свидетели в трибунал не явились (хотя извещения получили), Жданов встал с места и попросил дело отложить ввиду неявки свидетелей — представителей морского штаба и наркомата, комиссаров Балтфлота. На том основании, что «вина подсудимого Щастного обвинением не может быть в достаточной мере доказана имеющимися в деле письменными доказательствами, только лишь может быть установлена свидетельскими показаниями».

Обвинитель Крыленко тут же вскочил с места и, бурно возразив против отложения дела, попросил об оглашении протоколов допроса не явившихся свидетелей. Трибунал в лице Медведева постановил: «Об отложении дела и вызове свидетелей защите отказать».

Вновь поднялся Жданов, вторично просил вызвать проживающих в Москве свидетелей по телефону. И снова гособвинитель Крыленко возразил против вызова свидетелей, заявив, что как обвиняемый, так и его защитник вполне могли пригласить свидетелей своими средствами.

Трибунал постановил: «В вызове свидетелей по телефону отказать и дело продолжать слушанием». Последовали вопросы Щастному: получил ли копию обвинительного акта, признает ли себя виновным. Конечно, не признает. Затем председательствующий пригласил в Овальный зал «свидетеля товарища Троцкого».

Троцкий повторил обвинения насчет «двойной игры» и контрреволюционной агитации». А насчет уничтожения кораблей добавил такую подробность: «К одному из членов Морской коллегии ходили представители английского флота и неофициально предлагали плату специалистам, которые смогут уничтожить флот в случае нужды».

Эти слова были зафиксированы в стенограмме заседания трибунала. Несколько лет спустя Троцкий, лично готовя полное собрание своих сочинений, включил в него и это выступление в Ревтрибунале. Вышеприведенная фраза теперь выглядела таким образом: «Ко мне лично не раз приходили представители от английского адмиралтейства и запрашивали, приняли ли мы необходимые меры для уничтожения Балтийского флота, в случае если его положение окажется безвыходным?».

После двухчасовой речи единственного свидетеля процесс Ревтрибунала при ВЦИКе покатился по наклонной. Крыленко вопреки ожиданиям не нес отвлеченной отсебятины, а строил обвинения, слово в слово повторяя показания главного свидетеля. Щастный, судя по стенограмме, внешне был абсолютно спокоен, все обвинения отрицал, но, видимо, понимал, куда крутится рулетка.

Речи обвинителя и защитника пришлись на второй день заседания Революционного трибунала, на 21 июня 1918 года. Есть свидетельства, что товарищ Троцкий (он выступал в первый день процесса) в сопровождении здоровенного охранника, увешанного различного вида оружием, явился в Овальный зал здания Сената на второй день и терпеливо сидел до конца заседания.

Жданов произнес блестящую защитительную речь, где указал, что никаких фактов контрреволюционной деятельности его клиента представлено не было, а все обвинение строится исключительно на умозаключениях и догадках гражданина Троцкого. Председатель Революционного трибунала гражданин Медведев, в свою очередь, зачитал приговор: признав гражданина Щастного виновным в подстрекательстве, распространении ложных слухов о советской власти и содействии контрреволюции — расстрелять его.

Той же ночью Алексей Щастный был расстрелян во дворе Александровского военного училища на Знаменке. И тайно захоронен где-то под полом первого этажа.

* Сейчас в творении знаменитого архитектора Матвея Казакова располагается рабочая резиденция президента Российской Федерации, а непосредственно в Овальном зале находится представительский кабинет главы государства, в котором проходят его встречи с аналогичными главами.

Анонс

№3. Звенигородское дело. 1918, 1920 гг. (два процесса)
В мае 1918 года некто Макаров, назначенный комиссаром Саввино-Сторожевского монастыря близ Звенигорода, конфисковал в свою пользу все продуктовые запасы. Начальство монастыря апеллировало к жителям близлежащих деревень. Те бросились на защиту обители. Убили Макарова и еще пару комиссаров. После чего захватили в свои руки Звенигород, разгромили здания советских учреждений. И… разошлись по домам. Трибунал судил зачинщиков «мятежа».