«Генсбур. Любовь хулигана» создан Жоанном Сфарром, человеком, чья профессия — рисовать комиксы. Нельзя сказать, что кинематографическая биография Сержа Генсбура приобретает комиксовые черты, однако что-то от книжки-раскраски в ней есть. Каждый может выбрать свой цвет, чтобы изображение этой французской «иконы» стало более объемным и красочным, так как сам Сфарр, назвавший свой фильм фантазией и тем обезопасивший себя от упреков фанатов и биографов Генсбура, дает довольно одномерный и монохромный портрет своего героя. Между тем только по перечислению родов деятельности Генсбура (художник, поэт, композитор, певец, режиссер, актер) ясно, что о линейности персонажа речи быть не может.
«Генсбур. Любовь хулигана» — фильм очень французский в том смысле, в каком очень русским, а вернее, советским мог быть фильм о Высоцком. Было бы странно рассказывать русскому зрителю, что значила Марина Влади в жизни Высоцкого, что такое Театр на Таганке, бардовская песня и кого Высоцкий сыграл в фильме «Место встречи изменить нельзя». Все это вписано уже не столько в культурный контекст эпохи, сколько в генофонд нации. То же самое с Генсбуром. Создатели фильма предпочитают показать презабавнейшую сценку, где Генсбур с Борисом Вианом ложатся поперек парижской мостовой, чтобы остановить такси, чем пояснить, кто такой Борис Виан; наполнить эпизод, в котором Генсбур приходит к Жюльетт Греко с новой песней, очаровательной двусмысленностью, нежели сказать пару слов о знаменитой французской певице. Предполагается, что контекст общеизвестен, что не совсем так, а точнее, совсем не так. В пренебрежении к контексту видится пренебрежение к зрителю, не обязанному знать подробности богемной жизни Парижа полувековой давности, а линия жизни самого Генсбура, лишенная фактических опор (съемки в кино, победа одной из его песенок в исполнении Франс Галль на Евровидении, скандал с песней «Je t’aime… moi non plus», которую порицал Ватикан, не менее скандальные выступления на телевидении и т.д.), представляется калейдоскопом отчасти скучных, отчасти забавных сценок. В этом калейдоскопе не в меру развитый мальчик с острым язычком и большой тягой к женскому полу сначала превращается в молодого человека, скрывающего неуверенность за маской циника, потом в ироничного сердцееда, а под конец в сентиментального старика, озабоченного тем, чтобы информация о его инфаркте непременно дошла до газетчиков. И хоть Эрик Эльмоснино, играющий Генсбура, фотографически похож на своего персонажа и чертовски обаятелен, никаким хулиганом и бунтарем на экране не пахнет. В конце концов, пить и курить круглыми сутками — а только этим и занимается Генсбур в финале фильма — не большое бунтарство. Скорее, слабость, но очень уж неинтересная. И то, что личность Генсбура гораздо крупней, чем его экранная тень, остается непонятным, так же как и то, в чем был секрет его успеха. Впрочем, это тоже контекст.
