С весны 1937 года аресты военных проводились в массовом порядке. Эта охота за людьми продолжалась до поздней осени 1938 г. Ее окончание можно условно связать с уничтожением Блюхера и падением Ежова. В последующие годы репрессии против красных командиров хотя и не прекратились, но стали разрозненными, можно сказать, незаметными — по контрасту с вакханалией 1937—1938 гг.

Определенное представление о количественной стороне процесса дает следующая выборочная статистика. Она относится к узкой группе военных — заместителям наркома и командующим округами, но динамическая картина репрессий в армейской массе была похожей — только с огромным коэффициентом усиления. Перед июньским процессом репрессированы 2 заместителя наркома и 4 командующих округами и флотами.

На 1 января 1937 года насчитывалось 17 округов и флотов; к этому сроку только один из погибших (Штерн) не занимал такого поста. Следовательно, командование военными округами за два года было уничтожено полностью. Вообще из лиц этой категории (заместители наркома и командующие) выжили лишь двое — Шапошников и Буденный.

Замены выбывших производились совершенно произвольно. Фактически брали тех, кто оказывался под рукой. Все это не имело никакого значения, потому что большинству из вновь назначенных все равно предстояло вскоре погибнуть. Сталин придавал мало ценности личностям — кроме своей собственной. Прочие винтики громадного государственного механизма были взаимозаменяемыми — все до одного. Если каждая кухарка может управлять государством, почему тогда не поручить первому попавшемуся дураку и неучу командование корпусом или округом.

Несколько примеров дают возможность понять, насколько вдумчиво велась работа по подбору кадров. В июне 1937 г. из Испании отозвали трех комбригов, повысили им звание через одно и назначили: Н.Н. Воронова — начальником артиллерии РККА, Я.В. Смушкевича — заместителем начальника ВВС (после ареста Локтионова занял его место, но был расстрелян в 1941 г.), Д.Г. Павлова — заместителем начальника Бронетанкового управления (арестован в первые месяцы войны в должности командующего Западным фронтом, расстрелян в октябре 1941 г.).

Полковника А.М. Василевского, прослушавшего первый курс АГШ (Академии Генштаба), назначили… начальником кафедры тыла (август 1937 г.). Через два месяца он возглавил в Генштабе отделение оперативной подготовки высшего комсостава. Дальше пошло-поехало: 1939 г. — заместитель начальника оперативного управления, июль 1941 г. — заместитель начальника Генштаба и начальник оперативного управления, 1942 г. — начальник Генерального штаба. Так человек, никогда не командовавший соединениями, не имевший опыта штабной работы, с небольшим образованием возглавил главное военное учреждение страны. Достаточно было того, что его исполнительность, безликость и расторопность пришлись по душе Сталину, абсолютному профану в военном деле.

Лейтенантов 1937 года П.В. Рычагова и И.И. Проскурова в 1939—1940 гг. встречаем в звании генерал-лейтенантов на должностях заместителей наркома. Оба расстреляны: Проскуров — в 1940 г., Рычагов — в 1941 г.

Бывали взлеты еще более удивительные. Капитан Пересыпкин из командира эскадрона связи за два года превратился в наркома связи СССР, а с первых дней войны стал еще и начальником связи Красной армии.

Однокурсники Василевского — Н.Ф. Ватутин, М.В. Захаров, А.И. Антонов, также не имевшие соответствующего образования и опыта, стали начальниками штабов важнейших округов — Киевского, Ленинградского и Московского. К счастью, в отличие от Василевского, они, особенно Захаров и Антонов, сумели быстро подняться до уровня требований, предъявляемых должностью.

Такое удавалось далеко не всем. Это была их беда, а не вина, но за нее приходилось жестоко расплачиваться — им самим и стране. Командующий Западным Особым военным округом Д.Г. Павлов за три мирных года прошел путь от комбрига до генерала армии. Он был практически единственный из командующих, который буквально следовал самоубийственным предвоенным приказам Сталина, Тимошенко и Жукова. Благодаря этому Западный округ оказался наиболее беззащитным перед лицом врага. В первые часы войны Павлов потерял управление войсками и обрек их на почти полное уничтожение. Он попросту не умел предпринять каких-либо положительных действий. За это его объявили изменником Родины и расстреляли.

Хорошо известен командующий Киевским Особым округом М.П. Кирпонос. В 1940 г. он был начальником Казанской пехотной школы и отчаянно просился на финский фронт. Просьбу полковника уважили и дали ему дивизию, в ходе боев присвоили звание генерал-майора. Дивизия Кирпоноса первой ворвалась в Выборг. Через месяц он стал генерал-лейтенантом и командующим Ленинградским военным округом, еще через полгода — генерал-полковником и командующим Киевским округом. Входя в свой новый кабинет, Кирпонос провел рукой по горлу и сказал: «Мне и дивизии было вот так достаточно». Честный и храбрый солдат, Кирпонос не сумел, однако, спасти свои войска от разгрома, а родную Украину — от захвата врагом. Возможно, гибель в окружении спасла его от репрессий.

В воспоминаниях маршала С.С. Бирюзова находим интересную зарисовку, которая хорошо иллюстрирует обстановку, сложившуюся в армии после уничтожения комсостава. После окончания академии он был направлен начальником штаба в прославленную 30-ю Иркутскую стрелковую дивизию. По прибытии в расположение дивизии он зашел в штаб. В кабинете начальника сидел старший лейтенант. Бирюзов решил, что это адъютант и спросил, где начштаба. Ответ был: «А я и есть начштаба». Увидев предписание Бирюзова, молодой офицер очень обрадовался: «Пройдите к командиру дивизии, товарищ полковник, а то мы тут совсем замучились!» В кабинете комдива сидел… другой старший лейтенант. Оказалось, что все старшие офицеры дивизии арестованы. Командование по боевому расписанию приняли командиры рот и отделений штаба.

Сегодня еще трудно с определенностью установить, какой полный вид имел план Сталина — Ежова, направленный на уничтожение армейского руководства. В том же, что таковой существовал, сомнений нет. Кто в СССР работает без плана! Легко допустить, что планов было несколько, что они менялись, переплетались. Основной план (что не исключало запасных вариантов) лежал в главном русле сталинской политики. Враги народа располагают собственной военной организацией или на худой конец — тесно связаны с заговорщиками в армии. Из такой установки логически вытекал показательный процесс военных — вероятнее всего, в компании со штатскими оппозиционерами.

План был недурен, но его осуществление разбилось о мощную преграду. Для процесса были потребны крупные военные деятели, которые согласились бы взять на себя роль предателей Родины, заговорщиков, пособников врагов внутренних и внешних. Как на грех, НКВД, сколь ни трудился, не смог подобрать подходящих кандидатур. В 1936—1937 гг., равно и позже, военные, за немногими исключениями, начисто отказывались сотрудничать со следствием.

Неудачи преследовали НКВД и прокуратуру с самого начала. Комдив Дмитрий Шмидт, выбранный для закваски всего дела, повел себя несознательно, не по-большевистски. Рассуждая умозрительно, он представлялся фигурой очень удобной. Троцкистское прошлое позволяло перебросить к нему мостик от штатских врагов народа, что и было сделано в августе 1936 г. показаниями Мрачковского.

Оставалось только связать его по преступной линии с видными командирами, с которыми он был близок со времен Гражданской. Это давало возможность впутать, например, Примакова, Эйдемана, Дубового, а с более дальним прицелом — Якира. Если прикосновение к оппозиционерам было добыто без труда, и здесь Шмидт был объектом, на который указывали другие, то относительно военных все обстояло наоборот. Именно показания Шмидта должны были послужить основанием для привлечения к суду его боевых товарищей, но…

Следователи НКВД понимали, что признания Шмидта получить будет очень нелегко. Поэтому поначалу ему приписывали только намерение, действуя совместно с Кузьмичевым, убить Ворошилова. Очень вероятно, что Шмидт недолюбливал Ворошилова как ретивого сталинца, и следователь, играя на этой неприязни, внушил возможность такого замысла. В сочетании с пытками подобная психологическая обработка нередко давала плоды. «Расколись» Шмидт по данному пункту, его потащили бы дальше — к признанию широкого заговора военных. Ему стали бы внушать, что, взяв на себя одно, он должен принять остальное, потому что одного намерения покуситься на жизнь наркома достаточно для вынесения смертного приговора, и облегчить свою участь он может, только назвав соучастников и вдохновителей и т.п.

Из задумки НКВД ничего не вышло. Истерзанный до предела Шмидт не сдался. Если в минуты нестерпимых мук он принимал на себя что-либо, то, придя в себя, отказывался от показаний. Но, скорее всего, не было и этого. Во всяком случае, Якиру на Лубянке не предъявили протоколов с признаниями, только сказали о них, да и Ворошилов лишь на словах сообщил о якобы последовавшем возврате Шмидта к прежним показаниям.

Шмидт устоял. План открытого процесса рухнул. На Лубянке содержался еще военный атташе в Лондоне Путна; есть сведения, что его пытали, но также безуспешно. Путну приберегли для июньского судилища, которое пришлось проводить тайно. Шмидт, по-видимому, имел такой ужасный вид, что его невозможно было предъявить даже на этом закрытом спектакле для избранных. Расстрел состоялся накануне — 20 мая 1937 г.

Сценарий открытого процесса все же существовал — по крайней мере был подробно разработан. Главному драматургу Вышинскому было жаль истраченного вдохновения. Он решил получить с него хоть слабый навар, и обширные куски вошли в другой спектакль — бухаринский процесс 1938 года. Можно привести два соображения в пользу того, что «военные эпизоды» не писались специально к случаю, а были взяты из старых заготовок: а) преступные связи Бухарина, Рыкова, Ягоды, Крестинского, Гринько с военными ничего не добавляли к «злодейскому» облику подсудимых; они начисто отсутствуют в обвинительном заключении и никак не использованы в речи прокурора; б) в этих вставных номерах почти не фигурирует Якир (вместо него на Украине активно действует Гамарник) — это естественно, так как командарма присоединили к списку в последний момент.

Остается подивиться, сколь незатейливо преподносилась народу страшная весть — о поголовном предательстве в командовании армии…

Из книги «Измена Родине»