В конце прошлой недели оперативный штаб по Республике Ингушетии начал и завершил успешную, как было заявлено, контртеррористическую операцию (КТО) в Сунженском районе. В лесу заметили группу боевиков. Техника увязла в снегу, и боевиков решили разить в личном, так сказать, бою. Позже, когда рассеялся туман, лес начали бомбить. Бомбардировки ранней весной, когда леса еще прозрачные, — в этих краях не редкость.

Также в ходе успешной спецоперации в лесу были убиты несколько чеченских крестьян, которые испокон века по весне ходят в эти окрестности собирать черемшу.

Непонятно, как теперь можно эту чудовищную историю с якобы успешной спец-операцией развернуть для общественности выгодной стороной. Где у нее вообще выгодная сторона? И все же руководители операции пытаются это делать.

Надо рассказать про черемшу — тогда станет понятно, что за люди погибли в лесу. Черемша, дикий чеснок, — первый знак весны на Кавказе, сейчас как раз самый сезон, чтобы ее собирать. Кроме того, черемша — еще и универсальный символ нищеты. Кавказская идиома «копать черемшу» означает то же самое, что в остальной России «пойти по миру» или «стоять на паперти».

Во многих чеченских и ингушских селах черемшой живут. Ее едят, ее же и продают.

Черемшу любят все — и богатые, и бедные. Но те, у кого есть возможность ее купить, никогда не пойдут в лес ее собирать. Это тяжело: надо при помощи садовой тяпки разгребать снег и выковыривать из мерзлой земли эти серые жгутики, а потом переть их в огромном мешке за спиной. За килограммом черемши в лес никто не ходит. Это промысел.

Ходить за черемшой тяжело не только физически — это еще и большая бумажная работа. Например, чтобы поехать за черемшой в Аршты, убитым чеченским мужикам понадобилось получить от главы администрации Ачхой-Мартановского района Чечни письменное разрешение на въезд в зону сбора черемши.

Всего из Ачхой-Мартана в приграничные с Ингушетией леса 10—11-го числа выехали около 200 человек. Ехали на автобусах и грузовиках. Теперь говорят о том, что людей из сел оповещали о спецоперации, которая планировалась в Сунженском районе Ингушетии 11-го числа, но они все равно упрямо лезли в лес за своей черемшой. Правда, по информации правозащитного центра «Мемориал», в селах все в один голос говорят, что не было никакого оповещения. Есть резон крестьянам поверить. Местная милиция называет села «пособнической базой», а что уж говорить о прикомандированных бойцах, для которых весь местный народ одним миром мазаный.

Ну и потом, бумажки с печатями на сбор черемши в районе спецоперации были выданы, автобусы к месту боя проехали беспрепятственно.

Позже президент Ингушетии Евкуров, подводя итоги КТО, сказал, что около 80 крестьян военные вывели из лесу, когда началось боестолкновение. Эти слова президента рождают сомнения: или ему о чем-то недоговаривают, или же он сам о чем-то умалчивает. Как так получилось, что всех вывели, а нескольких человек оставили, мучили, а потом расстреляли?

Когда история с убитыми сборщиками черемши выплыла наружу, их поначалу объявили жертвами авиаударов. Тут ничего не попишешь. Если пуля — дура, то что уж скажешь про ракетный удар? Однако зашумели родственники — люди погибли не из-за бомбежки: они были расстреляны.

Тогда у руководителей КТО родилась новая версия — о том, что боевики использовали пойманных в лесу мирных жителей в качестве щита. Очень удобная версия.

Но и это вранье.

Девятнадцатилетний Арби Мутаев чудом выжил в этой переделке. Он рассказывает, как вчетвером — с братом Адланом и друзьями-сверстниками — они попали под обстрел. Их друзья Шамиль Катаев и Мовсар Татаев были ранены, а братья Мутаевы попытались сбежать. Адлан Мутаев, несмотря на ранение, сумел спрятаться в какой-то канаве, просидел в ней больше суток и сам выбрался из леса. Сейчас он лежит в Ачхой-Мартановской больнице с обморожениями.

Арби Мутаева поймали люди в военной форме, славянской внешности. Его заставили тащить на себе раненых товарищей. В какой-то момент стало понятно, что раненые подростки замедляют продвижение колонны. Шамиль Катаев плакал и просил не убивать их. Но его и Мовсара Татаева расстреляли. Их тела позже нашли родственники, которые приехали прочесывать лес, когда поняли, что сыновья слишком долго не возвращаются домой. Также нашли еще двоих убитых сборщиков черемши: Рамзана Сусаева и Мовсара Дахаева. Последнему тоже не было и двадцати.

На теле Мовсара Татаева помимо входных отверстий от пуль родные нашли еще и ножевые ранения, в т. ч. и в паху. Его, по всей видимости, пытали.

Над Арби Мутаевым издевались больше суток — он сумел выбраться от военных только 12-го числа. И он теперь — главный свидетель того, что чеченские крестьяне — не случайные жертвы.

Все погибшие — из очень и очень небогатых семей. У семьи Катаевых даже не было денег на похороны, их сына Шамиля хоронили родные Мовсара Татаева.

Официально только эти четверо числятся случайно попавшими под спецоперацию. Но также домой не вернулся Майр-Али Вахаев (1965 г. р.) — его тело пока не нашли. Не исключено, что даже на нем список убитых крестьян не закончится.

Официально в ходе этой спецоперации были убиты 18 боевиков и четверо мирных граждан. Если Вахаева нет среди убитых мирных граждан, значит, по всей вероятности, он среди убитых боевиков.

Большинство погибших опознать возможно только посредством экспертизы. Многие тела в результате бомбардировки сильно пострадали. Но те, что опознаны, как сообщает прокуратура, были убиты не зря. Все они или находились в розыске, или же состояли на оперативном учете.

На оперативном учете стоит фактически все мужское население Чечни и Ингушетии. Так что мы не знаем, были ли эти люди террористами при жизни. Боевики из ингушского сектора «Кавказского имарата» признали «своими» только шестерых убитых моджахедов — из заявленных восемнадцати.

В понедельник президент Ингушетии Юнус-Бек Евкуров встречался с республиканским прокурором Юрием Турыгиным. Помимо прочего обсуждался «вопрос законности действий сотрудников правоохранительных органов при проведении спецоперации в Сунженском районе». «В настоящее время проводится проверка по факту гибели мирных жителей Ачхой-Мартановского района, о результатах которой мы доложим в ближайшее время», — сказал прокурор Турыгин.

То есть прокуроры еще подумают, имело ли место преступление.