Тысяча и один способ обойти цензуру

Однажды, в прошлом июне, я заметила на другой стороне тихой тегеранской улочки, на которой жила, человека, сидевшего в белом «Пежо». Он смотрел мне прямо в глаза. Когда я начала выезжать из гаража, он сказал: «Вот она» и быстро завел свой автомобиль.

Я выехала на улицу и посмотрела в зеркало заднего вида. За мной уже следовала серая машина. Рядом с ней на мотоциклах ехали двое молодых людей.

«Ну что ж, — сказала я себе, — за мной следят. Прислали целую команду».

Я вернулась домой и позвонила адвокату. Три дня я безвылазно сидела в своей квартире. Затем я поехала прямо в аэропорт. Настало время покидать Иран.

Я — иранская журналистка, живущая в эмиграции подобно сотням, а возможно, и тысячам соотечественников. Мы были изгнаны из страны после июньских выборов (результаты которых, по мнению многих, были сфальсифицированы) и последовавших за ними акций протеста и репрессий. Мы слишком подробно рассказывали о них миру — и стали преступниками.

Когда в Иране начались беспорядки, я пряталась и писала о том, о чем могла. Меня не раз предупреждали, что некоторую информацию — лозунги демонстрантов, новости о казнях, которые в самом Иране никто не скрывал, — нельзя передавать за границу. Но я считала, что иранские власти научились нас терпеть.

В прошлом июне все поменялось.

Столкнувшись с массовыми уличными протестами со стороны разозленной политической оппозиции, власти пошли на беспрецедентные меры, чтобы заглушить любые новости о последствиях выборов.

Однажды мне позвонил сочувствующий источник из кругов сторонников режима и предупредил, что если меня заметят на улицах, в меня будут стрелять снайперы. И все же я продолжала выходить на улицу и писать о беспорядках. Только оказавшись «под колпаком» слежки, я поняла, что нужно уезжать и увозить семью.

Я была рада, что мне удалось сбежать. Но большая часть меня мечтала остаться. Улицы Тегерана были охвачены самыми крупными и кровавыми протестами со времен революции 1979 года; я хотела рассказать о них, остаться частью судьбы Ирана.

Больше всего я боялась того, что иранские журналисты называют «синдромом изгнания», — что мое понимание Ирана навсегда останется таким же, как в момент отъезда, и я не смогу следить за событиями в стране. Несомненно, именно этого ожидали власти.

В конечном итоге мы оказались не правы. Протестное движение в Иране не собиралось умирать. Новостей о нем не стало меньше, не уменьшилась и наша роль в передаче этой информации. Узнавать о событиях в Иране стало возможно благодаря трем вещам: всемирной доступности Интернета; умению изгнанных журналистов и наших источников в Иране поддерживать связи; и находчивости иранских диссидентов при пересылке за границу информации и изображений.

Я приехала в Нью-Йорк, чтобы сделать репортаж о голодовке в поддержку иранской оппозиции. Я была поражена, увидев больше десятка своих бывших информаторов: бывших парламентариев, активистов и блоггеров — эмигрировавших несколько лет назад.

Вместо того чтобы оказаться отрезанной от родной страны, я установила контакт с другим Ираном — виртуальным. Интернет связывает оппозиционеров, оказавшихся за границей, с блоггерами, журналистами и демонстрантами, остающимися в стране. Более того, следя за записями в блогах и смотря видео, снятые на мобильные телефоны, я зачастую могла работать продуктивнее, чем когда я должна была прятаться от властей. И не связанная больше цензурой, я могла писать о том, что протесты перешли на новый уровень.

Удивительная ирония: годы авторитарного правления научили иранцев обходить ограничения на доступ в Интернет, чтобы получить хоть какую-то информацию о мире, и теперь я видела плоды этого умения на экране своего компьютера и телевизора.

Во время и после похорон великого сторонника реформ аятоллы Хосейна-Али Монтазери одним из самых полезных инструментов для демонстрантов стала технология Bluetooth. В Америке им пользуются в основном для того, чтобы соединять мобильный телефон с гарнитурой или ноутбук с принтером. Иранские диссиденты уже давно выяснили, что Bluetooth позволяет соединять друг с другом мобильные телефоны в толпе. Теперь слово «блютус» в Иране — глагол. Один демонстрант «блютусит» видеозапись своим соседям по толпе, а те посылают ее дальше. Если власти не хотят, чтобы фотография митинга стала доступна всем желающим, они должны конфисковать сотни или тысячи телефонов и камер.

В ноябре правительство объявило о создании нового полицейского подразделения, «киберармии», которое очистит Сеть от инакомыслия. В декабре оно на несколько часов заблокировало записи на Twitter и доступ к оппозиционному сайту. Но другие блоги и интернет-сайты растут как грибы, и властям за ними не успеть.