Как уловить смысл уходящего года? Каким он отложится в нашей истории, биографии и в памяти потомков? Во многих странах мира проводятся выборы Слова года. В России эти выборы впервые проводятся публично??? (в 2007 и 2008 годах акция проводилась в рамках экспертного сообщества писателей и лингвистов*). Сравнение их результатов позволяет определить вектор нашего исторического движения.

Словом-2007 былo названо «гламур», оно точно обозначило целую эпоху позднепутинского правления, «эпоху гламура», которую можно сопоставить с «эпохой джаза», предшествовавшей великой депрессии. Второе и третье места заняли «нано-» (нанотехнологии и пр.) и «блог», т.е. симптомы поступательного технического и информационного развития общества.

Словом-2008 стало «кризис». Одновременно уже тогда язык чутко отреагировал на давление официоза и пропаганды, выдвинув на самый верх такие слова, как «пазитифф» среди жаргонизмов, «кошмарить бизнес» среди выражений и «принуждение к миру» в рубрике «Антиязык» (фальшивый, пропагандистский, аморальный язык). Предсловом-2009 было выбрано «новые бедные» — и год спустя это оправдалось.

Теперь посмотрим на вербальный портрет 2009 года. Но прежде всего объясню, как проходили выборы. Сначала все желающие на площадке социальной сети Имхонет, а также члены экспертного совета и подписчики электронной рассылки «Дар слова» номинировали на конкурс 211 слов и выражений, которые они оценили как самые характерные для минувшего года. Затем прошли полуфинал и финал массового голосования на Имхонете. Одновременно к работе приступило жюри — Научно-творческий совет при Центре развития русского языка. Этот центр существует уже три года при МАПРЯЛ, Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы, российское отделение которой действует при Санкт-Петербургском университете. В Научно-творческий совет входят писатели и поэты: Марина Вишневецкая, Светлана Кекова, Анатолий Курчаткин, Григорий Марк, Татьяна Щербина; филологи и лингвисты Ольга Глазунова, Людмила Зубова, Максим Кронгауз, Валерий Мокиенко, Наталья Фатеева; а также философы, культурологи Григорий Тульчинский и я (руководитель совета).

Состав слов, номинированных на конкурс, определяет, по каким номинациям будет идти голосование. В этом году их было пять: «Слово», «Жаргонизм», «Выражение», «Неологизм» и «Нетологизм» (сетевой неологизм). Замечу, что примерно так же определяются ключевые слова, «логомотивы» года и в других странах: например, в США этим занимается Американское диалектологическое общество, в Германии — Общество немецкого языка, в Японии — комиссия, выпускающая ежегодник «Фундаментальные знания современного языка».

Особенность нынешнего российского голосования по сравнению с другими странами в том, что впервые проводились массовые выборы Слова года. Притом что эксперты и пользователи не всегда сходились во мнениях, сфера общественных умонастроений очерчена четко, и ее вербальные контуры в основном совпадают. Можно выделить несколько проблемных точек минувшего года, вокруг которых теснятся слова-победители. Это экономический кризис и его последствия; двоевластие в стране (Медвепутия); Единый государственный экзамен и все им объЕГЭренные и ЕГЭнутые; свиной грипп и фармацевтические игры с фуфломицином. Едва ли не самая интересная черта конкурса — введение номинаций по неологизмам и новым сетевым словам, о которых мы поговорим в конце.

Слово

По версии экспертов, главное Слово-2009 — «перезагрузка», сильно оторвавшееся от ближайших преследователей: «ЕГЭ» и «дуумвират + тандем». Как известно, перезагрузка (reset) была заявлена Бараком Обамой как центральный пункт его будущей внешнеполитической программы и имела глобальный отклик, выразившийся больше всего в присуждении самому Обаме Нобелевской премии мира. Это слово-аванс, слово-надежда, камертон, по которому настраивается музыка международных отношений: дирижер уже взмахнул палочкой, но концерт — если он состоится — еще впереди, так что эксперты нацелены на будущее. Кроме того, слово «перезагрузка» привлекает своей алгебраичностью, готовностью вписываться в самые разные предметные контексты: «перезагрузка литературных журналов», «перезагрузка органов внутренних дел» и т.д., это слово-джокер. И оно указывает не просто на перемены, но на радикальный их характер, готовность начать с нуля дело, зашедшее в тупик, что импонирует русской ментальности. Перезагрузка — сродни перестройке.

Лингвист Максим Кронгауз отмечает в комментариях к своему голосованию: «Среди важных и частотных слов 2009 года слово «перезагрузка» интересно тем, что для него характерна своеобразная экспансия. В отличие от других, безусловно, интересных слов оно связано не с одним и тем же явлением, а постоянно расширяет сферу употребления».

В народном же голосовании победило скучное, но неизбежное слово «антикризисный». Как ни парадоксально, по своему реальному значению оно почти тождественно слову «кризисный». Антикризисные меры, политика, совещания, цены, диета, меню… Попробуйте подставить во все эти словосочетания «кризисные» — получится по смыслу то же самое. Антикризисное — оно же и кризисное, поскольку обусловлено нехваткой средств, отражает растущую бедность и остроту социально-экономических проблем. Эти слова антонимичны и вместе с тем синонимичны, я бы назвал их «синантонимами» (ср. «истовый» и «неистовый», «предельный» и «беспредельный»). Это означает, что массовое сознание, уповая на «антикризисное», все еще остается в плену психологии кризиса. Кстати, в Словах-2009, уже избранных в США и Японии, кризису вообще не нашлось места, о нем подзабыли. Наши эксперты тоже обошли его стороной. А народное голосование, наоборот, напирает на кризис. По этой же версии, Выражением-2009 стала «вторая волна кризиса», а на третьем месте — «голодообразующее предприятие» (удачный каламбур журналиста Антона Ореха в «Коммерсанте»).

Жаргонизм

Наряду со Словом года эксперты прoвели голосование и по рубрике «Жаргонизм года», т.е. слово неофициальное, несловарное, рожденное улицей, языковой средой. Здесь на первое место вышел «зомбоящик» — так в народе называют телевизор, ибо его общепонятная (и успешно выполняемая) функция — зомбировать население. Максим Кронгауз констатирует: «Зомбоящик фиксирует окончательно сформировавшееся отношение к телевидению и интересен своей амбивалентностью. С одной стороны, это «зомбирующий телезрителя прибор», с другой стороны, это «пространство, населенное зомби». Иными словами, заэкранные телефигуры и предэкранные телезрители дружно входят в это «зомбивалентное» пространство с двух сторон.

На втором месте — «объЕГЭрить», по созвучию с «объегорить», т.е. подчинить образовательную систему требованиям ЕГЭ; но также и обмануть государство при сдаче этого ЕГЭ (разработано уже множество таких «объЕГЭривающих» трюков и технологий). Отметим, что и «антикризисный», и «объЕГЭривать» — это слова-обманки, способные обозначать свою противоположность. Именно таким обманным, двусмысленным словам отдает предпочтение народ, язык которого, если отрешиться от тургеневского хрестоматийного заклинания, никак не назовешь правдивым и свободным. Язык, называющий кризисное антикризисным и превращающий Единый государственный экзамен в средство взаимного объегоривания государства и населения, скорее похож на лукавый язык раба, находящего единственную отраду в том, чтобы передергивать спущенный сверху приказ, передразнивать официальное слово.

Другие жаргонизмы, выделенные профессиональным жюри, тоже так или иначе о подделках, обманах, подтасовках. Фуфломицин — лекарства, не прошедшие проверку, их польза не доказана; или это так называемые дженерики — эквиваленты лекарств фирм-разработчиков, продающиеся по цене оригинала. Это фармацевтические игры, а вот политические: Медвепутия. Так называется теперь страна, которую мы привыкли считать Россией, ибо теперь в ней громче всех в унисон раздаются два голоса и даже фамилии слились в экстазе. «Медвепутия» — это, конечно, слово-издевка, причем горькая и подковыристая, хотя внешне может восприниматься как лесть. А вот еще подковырка: «нанопрезидент». Грубоватый, в стиле раешника, намек на то, что президент и по физическому размеру, а возможно, и по политическому масштабу не вышел ростом, а потому, для выгоды сравнения, неустанно пропагандирует нанотехнологии. Опять же слово с двойным или даже тройным дном, зацепляющее и внешность, и масштаб личности, и ее прокламации. Столь же многокодов и скоморошен и другой титул, «криминалиссимус», который передразнивает официальное воинское звание Сталина и вместе с тем переводит превосходную степень в обратную величину, в высшую меру преступности, о чем напомнили недавно пышные похороны другого криминалиссимуса, Япончика-Иванькова. Жаргон часто работает с официозным, помпезным языком — и при этом передразнивает его, опустошает, выворачивает наизнанку, это, по сути, протестно-смеховой, карнавальный язык.

Выражение

Среди Выражений года эксперты первым назвали «дезавуировать народ». Возможно, это была обмолвка министра внутренних дел Р. Нургалиева, который хотел сказать «не надо дезинформировать народ», но сказал именно «дезавуировать», выдав то, что у власти на уме. Дезавуировать — значит отозвать полномочия; например, президент может дезавуировать заявление посла, признав его неполномочным говорить от лица государства. Когда дезавуируют народ, т.е. лишают его полномочия голосовать, выражать свою волю, — это крайний шаг, которым правящие лица, по сути, дезавуируют себя, потому что все-таки они посланцы народа, а не народ их посланец, т.е. термин «дезавуировать» здесь несет в себе двойной ядовитый смысл. Мало того что народу передаются определенные полномочия, как если бы он сам не был сувереном и источником всех полномочий, но они еще у него же и отнимаются. Вот почему оговорка или проговорка Нургалиева сразу стала крылатой, сетевой поиск выдает ей пятьдесят тысяч гугликов. Другие выражения года: «крепкое кофе» — издевка в адрес новой регуляции языка, которая возвела в норму то, что еще недавно считалось ее нарушением; «голодообразующее предприятие» — пересмешка в адрес «городообразующего предприятия», закрытие которого обрекает город на голод… Наконец, «борьба с коррупцией», которое могло бы стать чемпионом в рубрике «Антиязык», поскольку именно на протяжении минувшего года это выражение обнаружило свой не то что пустотный, а прямо обратный смысл. Громко провозглашенная в 2008 году борьба с коррупцией (уже окончательная и бескомпромиссная) обернулась конфузливым пшиком, поскольку, как признались высшие чины правосудия, если вести эту борьбу до конца, то в России не останется чиновников. Вполне ожидаемое высокое место заняло выражение «новые бедные», которое еще год назад победило в номинации «Предслово-2009» как попытка предсказания того, чем обернется кризис для «новых русских», «нуворишей», «новых богатых». Поднялось в цене и раньше известное ерническое выражение «не ту страну назвали Гондурасом», а также внешне нейтральное, но по сути ехидное «государственное предпринимательство», от которого недавно образовалось самое длинное слово русского языка — «государственно-предпринимательский». В нем 33 буквы, а ведь раньше самым длинным русским словом считалось «частнопредпринимательский» (25 букв). Но государство и здесь обогнало частника, оставив его далеко позади и на экономическом, и на лингвистическом поприще. Ведь именно государство, пользуясь ситуацией кризиса и взывая к неотложности антикризисных мер, фактическо стало главным предпринимателем страны. Так что карьера этого понятия именно в 2009 году не случайна, и теперь остается ждать усиления либеральной оппозиции, чтобы возникло еще более длинное слово, бьющее все рекорды: «противогосударственно-предпринимательский» (40 букв!).

Из всех выражений года «свиной грипп», пожалуй, единственное лишено прямой издевки, но оно все равно ласкает отечественный слух, поскольку в него подложена «свинья».

Неологизм

Перейдем теперь к новословиям, которые впервые были выделены в самостоятельную рубрику конкурса, и не одну, а сразу две: неологизмы вообще и сетевые в частности, т.е. нетологизмы. Здесь соревнование шло между словами, еще не успевшими, в отличие от жаргонизмов (таких как «зомбоящик»), закрепиться в языке, — между словами, делающими первые шаги на пути лексического и концептуального обновления языка. Наибольшее число таких слов пришло из Клуба «СЛОВО» и сообщества «Словотворчество», созданных при Имхонете. Члены жюри могли предлагать неологизмы, но не имели права голосовать за собственные творения.

В этой номинации тоже преобладают слова с издевкой и подковыркой. По версии экспертов и народа, Неологизмом-2009 стало слово «нана-технологии» — «предвыборные подачки», предложенное Игорем Скрипниковым. Заметим опять-таки двойную игру: в сверхпопулярных и официозных «нанотехнологиях» достаточно заменить одну букву, чтобы стала явной тайна всех политтехнологией, построенных на бессмертном «на! на!» (кушай на здоровье во славу нас, кормильцев). Второе место, по версии народа, заняло слово «нехоть» — «состояние, когда ничего не хочется». Из множества слов смешных, глумливых, подковыристых, преобладающих на конкурсе, это едва ли не единственное — грустное, честное, исповедальное слово, которое проще и глубже, чем «депрессия» или «кризис», объясняет состояние народной психеи. Пример: «Ты все жалуешься на черную немочь… А серая нехоть, думаешь, лучше?»

Следующей по статусу среди неологизмов стала «брехлама» — «реклама, которая брехня и хлам» (второе место у профессионалов, третье в народе). Здесь все понятно — и опять-таки поражает лаконизмом и неистощимым искусством издевки, поскольку одно слово сумело вобрать в себя три корня, наслоив на «рекламу» еще и брехню, и хлам, и все это — прибавлением всего одной буквы («б») и заменой другой («к» на «х»). Сходным каламбурным приемом, добавлением одной буквы «т», и с таким же значением издевки, образован и трепортер — «многопустословный репортер», попавший в первую десятку обоих списков. Но русский язык лукав не только тогда, когда издевается над «серьезным» и даже «священным», но и когда обласкивает низкое и профанное, как в другом, семантическом неологизме Игоря Скрипникова: беруша — (ласково) «взяточник». Еще несколько неологизмов из верхней части списка: державничать — вести себя державно или великодержавно; словоние — дурнопахнущие слова; читарь — электронная книга, букридер; влиятель — человек, оказывающий влияние; хронопатия — расстройство чувства времени; хронопат — тот, кто часто опаздывает, долго копается.

Ряд конкурсных неологизмов прокомментировала член жюри, поэт и эссеист Татьяна Щербина: «Самым верным было бы злобро (добро, которое хуже зла, вроде как «загнать человечество к счастью») на первом месте, ибо в этот год оформилось неразличение добра и зла, непонимание даже, что это. Но брехлама — чаще всего употреблявшийся неологизм: в этом году в нее совсем перестали верить. Влиятель — тоже выражающий суть неологизм: все занялись составлением списков влиятелей — оценивая не по трудам и не по делам, а по некой полумифической (возможно, по счетчикам кликов, по времени нахождения в телевизоре) влиятельности. Словотечественники (соотечественники по слову, по общему языку): благодаря Интернету родина — это родной язык».

Актуальный неологизм предложила лингвист Наталья Фатеева: силовигархи — «сращение силовиков с олигархическими структурами». По этой же модели образована и религархия — «сращение религии и политики во властных структурах; верхушка церковной иерархии, сросшаяся с государственной». Религарх — высокопоставленный религиозный деятель, приближенный к власти, входящий в круг правящей элиты. На кремлевских приемах можно видеть религархов рядом с олигархами.

Нетологизм (новые слова о Сети)

Перейдем теперь к новословиям, которые впервые были выделены в самостоятельную рубрику конкурса, и не одну, а сразу две: неологизмы вообще и сетевые в частности, т.е. нетологизмы. Здесь соревнование шло между словами, еще не успевшими, в отличие от жаргонизмов (таких как «зомбоящик»), закрепиться в языке, - между словами, делающими первые шаги на пути лексического и концептуального обновления языка. Наибольшее число таких слов пришло из Клуба СЛОВО и сообщества Словотворчество, созданных при Имхонете. Члены жюри могли предлагать неологизмы, но не имели права голосовать за собственные творения.

По версии народа, Неологизмом–2009 стало слово нехоть – «состояние, когда ничего не хочется». Из множества слов смешных, глумливых, подковыристых, преобладающих на конкурсе, это едва ли не единственное – грустное, честное, исповедальное слово, которое проще и глубже, чем «депрессия» или «кризис», объясняет состояние народной психеи. Пример: «Ты все жалуешься на черную немочь… А серая нехоть, думаешь, лучше?». Барак Обама пришел к власти в США с лозунгом: «Да, мы можем!». А вот России очень пригодился бы лозунг «Да, мы хотим!». Вот на что нужно поднимать общество: на элементарный акт желания, в том числе и эротического, если трезво оценить ужас демографической ситуации, ежегодную почти миллионную убыль населения.

В целом в этой номинации тоже преобладают слова с издевкой и подковыркой. Эксперты выдвинули на первое место нана-технологии – «предвыборные подачки», предложенное Игорем Скрипниковым. Заметим двойную игру: в сверхпопулярных и официозных «нанотехнологиях» достаточно заменить одну букву, чтобы стала явной тайна всех политтехнологией, построенных на бессмертном «на! на!» (кушай на здоровье во славу нас, кормильцев).

Следующей по статусу среди неологизмов стала брехлама – «реклама, которая брехня и хлам» (второе место и в народе, и среди экспертов). Здесь все понятно – и опять-таки поражает лаконизмом и неистощимым искусством издевки, поскольку одно слово сумело вобрать в себя три корня, наслоив на «рекламу» еще и брехню, и хлам, и все это – прибавлением всего одной буквы («б») и заменой другой («к» на «х»).

Удивительно (или уже неудивительно?), с каким упорством выбор народа (как, впрочем, и выбор экспертов) сосредоточился на словах экстремальных, выражающих психический сдвиг, социальную аномалию, словах агрессивных, издевательских, подрывных, подначивающих. В этом, безусловно, самая яркая специфика российских Слов года — их сумасшедшая и сводящая с ума экспрессивность, в основном негативной направленности (осмеяние). Многие слова обозначают техническую одержимость, наркотическую зависимость от электронных сетей и виртуальных миров. От нехоти до осетенелости, от социодепрессии до техномании — таков эмоциональный спектр этого биполярного психолингвистического синдрома. Эта тенденция дала о себе знать еще в 2008 году, когда такие жаргонно-экспрессивные слова, как «пазитифф», «кошмарить», «пилинг и откатинг», «стабилизец», вошли в число идеологически значимых концептов наряду со словами более уравновешенными, нейтральными, типа «кризис» или «коллайдер», и даже стали вытеснять их. Все это как раз и говорит о кризисе объективной картины мира, об эмоциональной перевозбужденности как общества, так и языка, где оценка и экспрессия начинают захлестывать предметно-понятийное содержание слов. Язык все меньше описывает, анализирует — и все больше кричит, требует, осуждает, глумится. Современный русский — язык не столько мысли, рассуждения, размышления, сколько эмоциональных встрясок и нервных потрясений. Дело не только в кризисе как экономическом явлении, дело в кризисном, критическом состоянии духа. Поэтому в России тема кризиса так надолго и глубоко зафиксировалась: она указывает на нечто более глубокое, чем экономика, — на то дно, которого касается страна.

На конкурс могли выдвигаться любые, самые светлые слова. Среди кандидатов были «надежда», «возрождение», «Ренессанс». Однако эти жизнеутверждающие слова не прошли даже в полуфинал. Так что до надежды пока далеко, мы находимся в преднадежье.

Поучительно сопоставить результаты экспертного и имхонетовского голосования. Мне кажется, эксперты больше сосредоточились на интересных, красочных словах, тогда как сетевой народ — на тех явлениях, которые стоят за словами, т.е., как это и пристало народу, обнаружил более наивно-реалистический взгляд на язык. «Фуфломицин», «нанопрезидент», «криминалиссимус», «обЕГЭрить», «ЕГЭнутые», «дезавуировать народ» — эти замысловатые, нелегкие даже для произнесения слова попали в верхние ряды именно экспертных списков, тогда как массовое голосование отдало предпочтение более простым и привычным словам из газет: «антикризисный», «вторая волна кризиса», «борьба с коррупцией». Вместе с тем такие слова, как «зомбоящик», «Медвепутия», «голодообразующее предприятие», заслужили равно высокую оценку и экспертов, и масс. А в отношении неологизмов и нетологизмов, где, казалось бы, разброс должен быть наибольшим, проявилось удивительное единодушие: по обеим версиям в победители вышли «нана-технологии» среди неологизмов и «гуглик» среди нетологизмов, а «брехлама» и «вампьютер» заняли второе-третье места в обоих списках. Массам полюбились «нехоть», «френдёж» и «беруша», экспертам — «вир», «державничать», «осетить» (опубликовать в Сети) и «осетенеть». Здесь есть над чем подумать социологам, лингвистам, социо- и психолингвистам, и хорошо, что выборы Слова-2009 впервые дали материал для такого сравнения.

Несмотря на всю разноголосицу, выборы Слова года обнаружили единство смыслового поля, которое охватывает собой практически все слова, выдвинутые коллективным разумом номинаторов и голосующих масс и экспертов. Историческая целостность минувшего года предстает во взаимосвязи его самых знаковых слов и выражений. Расцвет нана-технологий в Медвепутии ведет к дезавуированию народа и распространению массовой нехоти. Несмотря на антикризисные меры и борьбу с коррупцией, накатывается вторая волна кризиса и плодятся новые бедные и голодообразующие предприятия. Брехлама, пользуясь уже не только зомбоящиками, но и вампьютерами, набирает все больше гугликов, а среди осетенелых идет сплошной френдёж. Свиной грипп привел к невиданным распродажам фуфломицина. И хотя среди ЕГЭнутых и объЕГЭренных растет недовольство глобализацией, последняя чревата прекраснейшей перезагрузкой, а на горизонтах инновационного развития уже маячат виры.

* Результаты прошлого года были опубликованы в «Новой» от 26.12.2008