Форум традиционно открывается 10 декабря в день принятия Всеобщей декларации прав человека, подписанной 59 лет назад. С каждым годом «Сталкеру» все труднее. Атмосфера в обществе «душнеет», правозащитников и их подопечных притесняют, да и сами фестивальные мероприятия его противники нередко нарекают происками вражеских спецслужб. Заграничные организации действительно участвуют в работе «Сталкера». Представительство ООН в России, управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев в России, зачем-то проблемами наших ущемленных в правах сограждан интересуются посольства Канады, Нидерландов. «Сталкер» доказывает, что в мультикультурном обществе не существует проблем отдельно взятой страны и отдельно брошенного человека.
Между прочим, наиболее острые и актуальные картины последних лет были сняты на деньги зарубежных кинокомпаний. Это и «Революция, которой не было» Алены Полуниной, картина о проблемах и противоречиях российской оппозиции, и участник конкурса «Шахтерский поселок» Янины Трофимовой. Янина смотрит на нынешнее и прошлое горняцкого поселка Грицовский через оптику подрастающего поколения. Раньше на шахте работали 2000 человек, сейчас — около 300, из них 224 — пенсионеры. Раньше — была жизнь. Сейчас — заросшие рельсы, утопающие в сорняках вагоны, из развлечений — два магазина. Взрослые на работу едут в Москву. Дети сызмальства пьют и грезят будущим (профучилище, машина, достаток), и будущее это никак не связано с вымирающим поселком.
Сильная сторона «Сталкера» — герои фильмов. Всегда уникальные — не важно, знаменитости или бомжи, чемпионы или аутсайдеры. Авторы снимают их истории крупно, с помощью деталей привязывая зрителя к проблемам человека, чаще всего игнорируемого обществом. Нуждающегося в понимании.
Один из лучших фильмов конкурса— «Нярма» Эдгара Бартенева. Кажется, камера задыхается от ослепительной красоты Полярного Урала. Ржавые подножия гор, присыпанные снежной мукой вершины, золотые рога оленьего стада на закатном солнце, обжитой, пропахший дымом и похлебкой чум. Здесь живут и работают зыряне-оленеводы. Трудно работают. А размышлять над неправильным мироустройством еще труднее. Вслед за Гамлетом вопросы бытия предстоит решать Гоше, 17-летнему ненцу. Гоша — бригадир оленеводов, считай — хозяин стойбища. Кто спасет Гошу, оленей, стойбища, Полярный Урал? Кому до них дело, если неподалеку уже нашли уран, теперь рыщут по горам и долам в поисках иных полезных ископаемых. У Гоши, как и у жителей поселка Грицовский, — будущее драматичное. И чем выразительнее красота кадра, тем больнее смотреть на идеалиста Гошу.
Фильм Игоря Григорьева «Илья Гутман. Человек войны и мира» погружает нас в жизнь человека с камерой. Взявшего на себя миссию летописца. И миссию выполнившего. Он был одним из 250 фронтовых операторов. Чтобы оператору снять атаку, надо что? Подняться. У солдата в руках хотя бы винтовка. У оператора — камера. «Не сметь снимать!» — кричит особист, направляя пистолет на тебя, сейчас выстрелит, он уже убил нескольких красноармейцев, бегущих от свинцового дождя вражеской атаки. «Назад!» Оглохшие от пальбы и страха солдаты поворачивают обратно. Камера следует за ними. Камера защищает глаз и голову. Кто тут думает о голове?
В отличие от «паркетной» обслуги кремлевских заседаний, Гутман на экране не врал. После войны новостные киножурналы наполнились нарядными доярками, чистенькими трактористами (документалисты эти «спецкостюмы» возили с собой на съемки), он снимал кино о китобоях, конькобежцах, альпинистах. Он любил цирк, и умел его снимать. Как? Просто — летал на тросе… над воздушными гимнастами. В качестве режиссера работал с Карменом над эпопеей «Великая Отечественная война». Из последних работ — «Мы журналисты… не стреляйте». Репортер одной из западных газет показывает, как они кричали боевикам, что они — журналисты. Тогда один из бандитов навел прицел на камеру и убил снимавшего. Гутман сократил дистанцию между зрителем и своими героями до расстояния вытянутой руки. Виктор Некрасов, вместе с которым они сделали фильм о нетуристической Италии, восхищался одним «длинным кадром» из их картины: «Женщина в красном платье, крутя на пальце сумочку, уходит от нас. Смотрим, смотрим ей вслед, насилу сдерживая возглас: «Ну обернись же!»
В столкновении обыденности и странности высекается искра жизни картины «Пространство Володи Торовина, или Один гектар самодостаточности». Володя Торовин — столп земли русской. Только земля русская про это не знает и знать не хочет.
Есть у Володи четыре воображаемых пространства. Земля. Родовое поместье. Небо. Надежда. Володя как рассуждает? Если живет в своей стране хороший человек, трудится с утра до ночи (Володя — учитель), детей растит (у них трое своих плюс приемный малыш), то здесь и надо обустраивать пространство для детей. Дали б ему пустырь, что неподалеку. Засадил бы он его садом, соснами. Он хочет на своей земле построиться, работать, детей растить. В поместье своем Володя — основатель рода — творил бы. Вот шишечка, от ее семечка на подоконнике сосны растут. Дома Володя детьми занимается, на пианино подбирает… Письма пишет в инстанции и в газетную рубрику «Возродим Россию». А еще без устали в наглаженной женой рубашке ходит по кабинетам. Чиновники добродушно ему разъясняют, что на землю он права не имеет. В общем, арендный аукцион или выкупай землю. А как ее выкупить, если зарплата учительская 5 тысяч? Вы комиссию создайте, проверьте, положительные ли мы хозяева. Не хочет он в Москву уезжать калымить, а без земли не прожить. Может, плохо объясняет, раз чиновники его никак не поймут? А еще Володя — чисто шукшинский персонаж — строит летательные аппараты. Правда, вынужден их продавать: мечта о земле сильнее мечты о небе. Но они всей семьей надеются. Пишут желания на бумажках, сжигают их на тарелочке. В этих бумажках горит их «семейное счастье», «домик», «интересная прибыльная работа»… Вот Володя разбегается, летит на своих сконструированных крыльях — чисто Икар — над Юрюзанью, окрестными селами. Земли вокруг немерено. Дайте землю хорошему человеку!
«Губерт в стране чудес» Бориса Караджева — поразительная история немецкого подростка Губерта Лосте, привезенного в СССР в пору «великого перелома». Рожденные сделать быль сказкой нуждались в героях. Одним из них был выбран Губерт. От его имени была написана книжка про страну счастливого детства и доброго дедушку Сталина.
В фильме «17 августа» Александра Гутмана — наблюдение за монотонной жизнью приговоренного к пожизненному заключению убийцы превращается в притчу о нераскаявшемся грешнике. Хоть и молится он журнальной иконке, бормочет о надежде на «перемену участи» — невыносимо бессобытийное его существование не вызывает сострадания.
О докторе Лизе, той, что врачует бомжей, больных раком и СПИДом, много уже написано. Но в фильме Ольги Мауриной камера уважительно всматривается в лица ее «пациентов». Слепоглухонемые дети из Сергиево-Посадского интерната («Мир на кончиках пальцев» Вячеслава Орехова); аутисты, лишенные обществом права на существование («Аутисты» Юрия Линкевича); учительница, потерявшая в беслановской школе детей («Беслан. Надежда» Вадима Цаликова); женщина — начальник мужской колонии строгого режима, ласково называющая своих подопечных «мои бандиты» («Обречены жить вместе» Лидии Котельниковой). Мария Розанова — вдохновительница замыслов Синявского («Абрам да Марья» Александра Столярова).
Это только документальная секция «Сталкера», а есть еще игровые фильмы, анимационные, короткий метр. И хотя к его программе могут быть вопросы (к примеру, фестиваль отказался от нелицеприятного «Волчка» Сигарева, проигнорировал «Россию 88» Бардина), тем не менее это один из немногих кинофорумов, где можно ощутить дыхание подлинной России. Без телевизионных спецэффектов. Без грима заказухи. Страны — неоглядной, непредсказуемой. Загадочной Зоны, в которой на месте попранных надежд произрастают новые и новые иллюзии.
