С 1 января 2010-го годовой бюджет — 5 миллионов рублей — музей больше не получит.

Дом, в котором десять лет обитал Окуджава, и после его ухода полный жизни, музыки, людей, стекающихся сюда из страны и столицы, получил статус областного музея.

Самый московский поэт Москвы, ее певец и житель, посмертно лишен московской прописки. И заодно, мимоходом — государственной значимости.

Абсурд этого переноса — из столицы в область — не понять, даже если сразу квалифицировать его как ложный шаг Минкультуры РФ. В этом бюрократическом движении, умаляющем роль и масштаб Окуджавы, виден знак беды. Свидетельствующий и состояние российской культуры, и катастрофу в головах.

Когда умер Окуджава и возник вопрос о судьбе дома, среда — та самая, от лица которой он говорил, его читатели, почитатели, слушатели и последователи просили и требовали создать музей. Чиновники — яростно противились. Тогдашнее руководство Литературного музея ненавязчиво давало понять: в Переделкине уже есть Пастернак, Чуковский, куда еще?! Тогдашняя госпожа министерша волновалась на совещаниях: а что если каждая вдова захочет музей?!

Между тем музей уже жил и существовал. Народный. За гроши работали волонтеры, устраивали концерты, собирались клубы авторской песни. В чиновном воздухе сгущалось подозрение: вдова хочет оставить себе дачу. А вдова хотела всего лишь оставить память о поэте. Тем более что на Переделкино надвигалась новая эра — передела земли и литературного наследия, и рядом с домом Окуджавы уже начали рыть котлован под некую новую постройку.

Ольга Окуджава написала завещание: все в дар Российской Федерации — дом, личные вещи, коллекцию колокольчиков. Но ничего не выходило до тех пор, пока к идее создания дома-музея не присоединился Путин. Вмиг со всех ног к Ольге Владимировне устремились чиновники разных рангов, предлагая любую принадлежность, любой желаемый статус. И вдова Булата Окуджавы решилась просить самостоятельности и федерального подчинения. Дали.

В этом году музею десять лет. Никогда сюда не приезжал ни один чиновник. Зато проходили международные конференции, концерты, привозили вагоны школьников и студентов, привозили даже детей, больных аутизмом: врачи считают, музыка Окуджавы целительна.

Но еще в 2004 году при премьере Фрадкове был изготовлен целый список музеев, которые предлагалось передать в область. В нем оказался и дом Окуджавы. Все эти годы он почему-то так и числился в Минкульте нелюбимым дитятей. Но пока у власти оставался Михаил Швыдкой, Роскультура финансировала музей Окуджавы, наплевав на препоны, справедливо полагая, что суть важнее буквы нелепого решения.

А вот в нынешнем году по незримым проводам Минкульта прошла команда сверху: сократить все, что можно! Режим экономии решили начать с Окуджавы.

Ольга Окуджава, директор музея, написала министру культуры Александру Авдееву письмо. Вот оно:

«Уважаемый Александр Алексеевич! Прошу Вашей срочной властной помощи и защиты… Все эти годы Министерство культуры, финансировавшее музей, никогда им не интересовалось. Все мои многочисленные просьбы, мольбы, приглашения оставались без ответа. Не была оформлена ни земля (24 сотки) участка, ни сами, копеечные тогда, строения…

То, что было объявлено государственным музеем, находилось в собственности Литфонда, в ведении дома творчества Литфонда в Переделкине, нынче эта организация с более чем сомнительной репутацией, запятнавшая себя чуть ли не сотней отвратительных судебных тяжб в борьбе разных группировок за власть и собственность. И мы вместе с другими арендаторами угодили в этот клубок зла. Сегодня — новый виток чужой схватки, которая может заодно распорядиться и судьбой беззащитного государственного музея…

Что мне делать? Выходить с берданкой? Вызывать милицию и СМИ?

Неужели Окуджава, востребованный во всем мире, любимый сотнями тысяч прошедших через скромную калитку нашего маленького музея врачей, учителей, библиотекарей, инженеров, студентов, — неужели этот самый Окуджава до такой степени не интересен нашей расточительной, равнодушной и самодовольной «культуре», что его музей брошен с первого дня существования на произвол судьбы и местных прохиндеев?

<…> Независимо от того, какое решение Вы примете, очень просила бы принять меня лично».

Министр вдову не принял.

Но письмо взорвало атмосферу непрочного равновесия. Заскрежетали бюрократические колеса, заработала зловещая канцелярская формула «решать в установленном порядке».

Выяснилось: дом-музей Булата Окуджавы — фантом. Все последние годы его финансировали «незаконно». А главное, он, как остроумно заметил замминистра Андрей Бусыгин, подпоручик Киже наоборот: в реальности есть, а на бумаге нет.

В качестве выхода собирались передать дом Окуджавы Музею истории Великой Отечественной войны на Поклонной горе, создав экспозицию «А мы с тобой, брат, из пехоты…» «Поклонная гора» дом Окуджавы не взяла. Между тем выяснилось, что решение, принятое Путиным, чиновниками так и не проработано. Что дарственная вдовы потеряна. Что все бумаги, регламентирующие собственность, оформлены неправильно или не оформлены вовсе. И все это в благодатный момент, когда в правительстве созрел вердикт: никаких федеральных музеев больше не создавать, бюджетных ассигнований не увеличивать. Вместо «кирки, бульдозера и лопаты», предсказанных поэтом, — спокойное варварство бюрократов.

Теперешний Литфонд, заправляющий в Переделкине и не являющийся юридическим преемником прежнего, уже повысил арендную плату с 30 тысяч в год до 300. Старого бюджета у музея уже нет, нового нет тоже. Лакомая земля в двух шагах от столицы, да еще овеянная легендами, в одночасье стала золотой. Потеря федерального статуса ставит под угрозу не только имущество, но само присутствие Окуджавы в воздухе Переделкина. Нужны юристы, выверенные решения, иначе землю продадут, а музей вышвырнут на улицу.

Булат Окуджава вслед за первыми русскими поэтами памятник себе воздвиг нерукотворный.

Есть стихи:

«…а ведь и песни не горят, они в воздухе парят! Чем им делают больнее, тем они сильнее».

И все же наделение одного из крупнейших наших современников в год его 85-летия областной участью отражает картину болезни общества, в котором все больше событий совершается помимо смысла, вне истины и нравственного начала.