В школах Саратовской области специальных подъемников и лифтов, предназначенных для инвалидов, не существует. Некоторые образовательные заведения, в которых учатся дети с ограниченными возможностями, сооружают пандусы на деньги родителей и спонсоров. Количество таких учебных заведений официально не подсчитано.

Между тем, по сведениям областного министерства образования на осень прошлого года (более свежих данных нет), в регионе насчитывается 6010 детей-инвалидов школьного возраста и 1872 дошкольника. 817 инвалидов, а также 1793 больных ребенка без официального статуса учатся в 26 коррекционных школах и интернатах (всего эти заведения рассчитаны на 3979 мест). 95 человек получают образование на дому. 86 детей и три школы участвуют в эксперименте по инклюзивному образованию.

Эксперимент начался в 2007 году, особенные дети в саратовской школе № 93 появились раньше. В середине 1990-х сюда поступили Павел Мариза и Анастасия Трубецкая. Оба — с тяжелыми нарушениями опорно-двигательного аппарата. Настя — колясочница, училась дома, в школу ее приглашали только на праздничные мероприятия, например, на выпускной бал. Как рассказывает директор Николай Шустер, «ребята встречали ее у входа и заносили на крыльцо: оно у нас очень высокое». «Родители Павла сделали все, чтобы сын мог самостоятельно передвигаться. Было видно, что ему страшно тяжело, но он приходил каждый день и упорно занимался, — говорит директор. — Глядя на мужество этих детей, мы захотели помочь другим и подали заявку на участие в эксперименте».

На деньги родителей здоровых детей соорудили пандус (попечительский совет собрал 40 тысяч рублей). О большем — расширении дверных проемов, переоборудовании туалетов, подъемниках — пока не мечтают. Здание 1961 года постройки, три этажа, узкие лестницы, крошечный спортзал, хотя бы косметический ремонт сделать, тут уж не до лифтов. По проекту школа рассчитана на 720 детей, учатся здесь более 900. «Мы не ведем полномасштабного набора детей с инвалидностью, остаемся обычным общеобразовательным учреждением с обычным финансированием», — говорит директор. На сайте школы указано, что сейчас здесь получает образование один ребенок с инвалидностью. По словам Николая Шустера, на самом деле «таких детей шесть-семь, но родители стараются не афишировать диагнозы».

В энгельсской школе № 24 (здание 1964 года постройки) пандус соорудили также при помощи родителей: папы помогли стройматериалами и рабочей силой. Правда, пока он не нужен: два колясочника продолжают учиться на дому. По словам директора Людмилы Диамент, так захотели их мамы. На совместное обучение согласились 11 детей с ДЦП, сахарным диабетом и нарушениями зрения.

Как говорят в энгельсской школе № 12, «инклюзивное образование у нас всегда было, просто раньше этот термин не был закреплен официально». «Исторически сложилось, что у нас работало самое большое в городе количество классов компенсирующего обучения, было много надомников, учителя имеют вторую специальность — логопед или дефектолог», — рассказывает завуч Ольга Козырева. Сейчас здесь занимаются шесть инвалидов, всего учеников «с особыми образовательными потребностями» 15 (многие, особенно девочки, не хотят оформлять диагноз). Все эти дети могут самостоятельно передвигаться, некоторым помогают мамы: родителям разрешено присутствовать в школе. Пандус здесь пока не нужен: ученик 2-го класса, который не может ходить, остается на домашнем обучении.

При помощи родителей здоровых детей и спонсоров оборудовали комнату коррекционной работы и небольшой тренажерный зал. Как говорит Ольга Козырева, хотелось бы получить дополнительные ставки для узких специалистов-медиков, способных провести, например, лечебный массаж или физиотерапевтические процедуры. «Сейчас в школах введено подушевое финансирование. По идее за каждым особенным ребенком должно приходить больше денег, чем за обычным. Пока педагогам, работающим в инклюзивных классах, выдаем такую же надбавку, как за ведение домашнего обучения».

«Можно долго воевать с ветряными мельницами и писать по инстанциям, чтобы нашим детям обеспечили положенные условия. В реальности мама может многое сделать самостоятельно», — считает Екатерина Рогаткина, председатель саратовского общества больных сахарным диабетом. Как рассказывает Екатерина, маленькие диабетики в школе страдают от элементарных бытовых неудобств: они больше пьют и соответственно чаще отпрашиваются в туалет, «одноклассники могут над этим смеяться, а учителя — не выпускать до звонка». В школе нет помещения, где ребенок мог бы сделать себе инъекцию инсулина, «медпункт работает максимум один-два часа в день, дети не едят весь учебный день, чтобы обойтись без уколов».

Представители коррекционных учебных заведений сомневаются, смогут ли родители детей-инвалидов оплачивать учебу в обычной школе. «Там собирают на уборку кабинетов, на охрану, на ремонт, выходит внушительная сумма, а в большинстве случаев мамы инвалидов не работают», — говорит завуч коррекционной школы-интерната для детей с нарушениями опорно-двигательной системы Екатерина Медведева. Здание интерната трехэтажное, специальными подъемными механизмами здесь не пользуются. «Мы против колясок, стараемся, чтобы дети передвигались сами, в ходунках, на костылях, при помощи мамы, няни, как угодно, но сами, мы ведь готовим детей к жизни в обычных домах, где нет пандусов, специального душа и туалета».

«Будет большой ошибкой, если административным решением инклюзивную модель сгоряча запустят в массовые школы. Для этого нужна длительная подготовительная работа», — считает доцент кафедры социальной антропологии и социальной работы Саратовского технического университета Эльмира Наберушкина. Кафедра ведет исследования, связанные с проблемами инвалидов, с 1998 года. По словам Наберушкиной, «практически в каждой беседе родители детей-инвалидов упоминают о трудностях поступления в обычную школу»: «Руководство учебных заведений сопротивляется, ведь особенный ребенок — это дополнительная ответственность. Некоторые родители во что бы то ни стало хотят попасть в общеобразовательную школу ради последующего поступления в вуз, задействуют личные связи, достают медицинские справки о том, что ребенок здоров. Но часто проблемы на этом не заканчиваются: через некоторое время ребенка начинают выдавливать из класса, ссылаясь на низкую успеваемость или плохое поведение. Учителям не хочется возиться со сложным учеником, проще выдать рекомендацию на перевод в интернат».

Как показало исследование, проведенное кафедрой в 2001—2003 годах (были опрошены почти 800 учителей, родителей и здоровых старшеклассников), только треть учеников знакомы с детьми-инвалидами — дружат, общались или просто видели на улице. Как полагают социологи, в обществе существует «стереотип по отношению к некоторым формам инвалидности». «Наибольшую терпимость» подростки проявляют к сверстникам, страдающим нарушениями опорно-двигательного аппарата, меньшую — к слепым и глухим, и половина школьников считают, что дети с умственной отсталостью должны учиться в отдельном учреждении. Среди опрошенных родителей 80 процентов согласны, чтобы в одном классе с их ребенком учился инвалид-«опорник», но только 16 процентов учителей согласились бы вести в таком классе уроки. В целом лишь 20 процентов педагогов считают себя подготовленными к работе в инклюзивной школе. Как полагает каждый пятый родитель и каждый четвертый педагог, в смешанных классах будут конфликты между здоровыми и больными детьми. Кроме того, 21 процент учителей опасаются, что при введении совместного обучения снизится качество образования.

Специалисты кафедры исследовали также мнения педагогов, высказанные на интернет-ресурсах профессиональных сообществ (там, где начальство не услышит). «Учителя боятся, что здоровые дети и родители побегут в другие школы, где не принимают детей-инвалидов. Причем педагоги не стесняются в выражениях относительно учеников с особенными потребностями», — говорит Эльмира Наберушкина.

Ученые напоминают: инклюзивное образование не ограничивается постройкой пандуса. Нужны огромные средства на переподготовку учителей, разработку принципиально новых методик преподавания, на дополнительные ставки, ведь в инклюзивном классе должно быть не более 15 человек и как минимум два педагога на уроке (второй должен стать «персональным наставником-помощником, дублировать для особенного ребенка информацию, которая дается для всех»). Это полностью противоречит принципам нынешней школьной реформы, в результате которой зарплата учителя привязана к количеству детей в классе.

Даже в самом здании технического университета нет специальных устройств для облегчения передвижения инвалидов. Родители обучающихся здесь студентов носят детей на руках.

Статистика

По данным Министерства образования и науки, на начало 2009 года в России 534 тысячи детей с инвалидностью.

Лишь 142 659 детей-инвалидов учатся в обычных классах,

148 074 — в коррекционных классах обычных школ, из них около 44 707 — на надомном обучении.

210 842 — в коррекционных школах и школах-интернатах.

По данным экспертов, у нас в стране свыше 1,6 млн детей имеют те или иные отклонения в развитии, многие родители не оформляют инвалидность из-за сложностей с оформлением, мизерной суммы пособия и опасения, что инвалидность помешает при приеме в вуз и на работу. Этим летом вузы кричали о наплыве инвалидов-льготников. Эксперты утверждают, что это вовсе не купленные справки, просто, когда это стало нужно для поступления, дети и родители оформили свои реальные болезни документально.

По экспертным оценкам, около 170 000 детей-инвалидов вообще нигде не учатся.