СюжетыОбщество

Чаепитие в Щербинке

Какой видят нашу действительность обманутые дольщики из окна недостроенного дома

Этот материал вышел в номере № 101 от 14 сентября 2009 г.
Читать
Стол, стоящий посередине серой бетонной коробки, выглядит ярким и радостным, как детская игрушка. Он накрыт скатертью в сердечках и цветочках, с витиеватой надписью Happy Birthday. На столе в аккуратном, праздничном ряду выстроились...

Стол, стоящий посередине серой бетонной коробки, выглядит ярким и радостным, как детская игрушка. Он накрыт скатертью в сердечках и цветочках, с витиеватой надписью Happy Birthday. На столе в аккуратном, праздничном ряду выстроились вазочки с печеньем, сухарями и красными осенними яблоками, корзиночки с пачками чая и сахаром-рафинадом. За столом сидят шестеро: три мужчины и три женщины. Лица у них мягкие, спокойные, светятся тихим светом. И чай здесь у них вкусен и горяч. Чаепитие в Щербинке, осененное российскими флажками.

На подоконнике стоят нетбук и две иконы, побольше и поменьше. У стен кровати, аккуратно накрытые уютными теплыми пледами. В углу тихо бубнит телевизор. Есть здесь и микроволновка. В быте этой квартиры в недостроенном доме на окраине подмосковной Щербинки нет ничего тревожного, так, словно эти люди собрались здесь приятным дружеским кружком для того, чтобы рассказать друг другу, как провели свое безмятежное лето. И даже мрачные бетонные стены не давят на психику: они почти сплошь увешаны плакатами, листовками, лозунгами и даже листами ватмана со стихами.

Но это не праздник друзей и не день рождения в новостройке. Это дежурная смена пьет чай в квартире, захваченной обманутыми дольщиками Щербинки 12 июня, в День независимости России. Вот уже третий месяц они удерживают квартиру, посменно дежуря в ней круглые сутки. Уходить отсюда они не собираются. Только в свое собственное, оплаченное ими семь лет назад и так и не полученное жилье.

Микрорайон с огромными недостроенными домами нависает над маленькими дачками Щербинки, как напоминание о кошмаре. Один из дольщиков называет эти серые, зияющие окнами дома «наш Сталинград». Выглядит действительно мрачно. Я внимательно осматриваю дом за домом, скольжу взглядом по бесчисленным пустым окнам, по не доведенным до верха стенам. Ни одного подъемного крана, ни одной бетономешалки, ни одного прораба, ни одного рабочего. По дороге из бетонных плит не ходят грузовики. Тишина. Пустота. И только на углу дома, на третьем этаже, прорезая безмолвие заброшенной стройки немым криком, висит плакат: «Щербинка — это тоже Россия!»

Заброшенные, недостроенные дома обнесены забором, на двух постах дежурит охрана. Но охрана не хочет воевать с дольщиками, захватившими квартиру, и закрывает глаза на то, что корреспондент «Новой» лезет на стройку в щель в заборе. Также не захотела воевать с дольщиками местная милиция, которую вызвали из СУ-155, чтобы освободить квартиру. Милиция ушла, не захотев бить, выкидывать и тащить по битому кирпичу мужчин и женщин, захвативших то, что и так принадлежит им. Но эта милиция с человеческим лицом была первым и последним органом власти, который проявил здравый смысл и сочувствие.

Компания, которая начинала строить дома, обанкротилась. Огромный строительный монстр СУ-155, пришедший на место банкрота, вошел в клинч с властями, не желая достраивать, пока не получит в виде компенсации за усилия земельные участки. Где-то там, наверху, идет вялый и нескончаемый торг. Здесь, внизу, в самой гуще жизни, живут две тысячи обманутых семей, седьмой год ждущих уже купленное, оплаченное жилье. Сто семьдесят дольщиков умерли за годы ожидания. Посиди за этим праздничным чайным столом, послушай истории, которые рассказывает дежурная смена — море разбитых, раздробленных, исковерканных, несчастных жизней плещет вокруг.

Справа от меня сидит Юрий Николаевич Голомолзин, общительный мужчина с повышенным уровнем настороженности. При встрече он внимательно изучает мое служебное удостоверение, а во время разговора просит не называть его профессию, хотя профессия у него мирная и вполне уважаемая. Он купил здесь квартиру дочери, когда ей было 11 лет. Теперь ей 17. Он считает, что ему повезло, потому что все эти годы он живет, как жил, в своей коммуналке на Варшавском шоссе. А другим приходится жить на съемных квартирах.

Людмила Ивановна Фархутдинова продала свою квартиру в Туркмении и приехала в Москву. За квартиру в Ашхабаде они с мужем получили 6300 долларов. На жилье в Москве денег не хватало. Они вложили все свои сбережения и купили квартиру в Щербинке. Вот уже семь лет они мыкаются по чужим углам. Так же, как Вадим Владимирович Сущенко — мужчина в спортивном костюме и кроссовках, сидящий в торце стола. У него единственного в этой компании непреходящий мрак в глазах. Иногда он покидает общество, в одиночестве выходит на балкон и долгим тоскливым взглядом смотрит на безлюдную, заброшенную стройку. Он полковник, служит в МЧС, жилье у него по предыдущему месту службу находится в Калужской области, а нынешнее место службы в Москве. «Он спасатель, других спасает, а себя спасти не может», — говорят мне про него.

Здесь, в этих бетонных стенах, увешанных лозунгами, под веселеньким красным фонариком-самоделкой, рядом с сухарями и яблочками, рядом со светом и отчаянием, чувствуешь полное, абсолютное одиночество этих людей. Кроме друг друга и близких, у них никого нет. Им не на кого опереться. Им никто не поможет. Они со своей бедой вывалились из общества в какую-то черную дыру. И вот вокруг растут другие новостройки, возводятся спортивные дворцы и торгово-развлекательные комплексы, министры разъезжают на отличных немецких автомобилях, думы всех уровней думают, губернатор губернаторствует, президент президентствует, по Красной площади маршируют оркестры и даже скачут с мечами шаолиньские монахи — а они все тонут и тонут в своей черной дыре.

Когда они говорят о власти, в их голосах нет злости: власть, которая за пять лет не может решить проблему достройки шести домов, недостойна даже злости. Но дело не только во власти. Дело во всей системе жизни. Даже упоминать о том, что в стране есть партии, общественные организации и движения, здесь, в этих бетонных стенах, нелепо. Я трижды спрашиваю и переспрашиваю, был ли тут хоть кто-нибудь из хоть какой-нибудь партии, обратила ли внимание хоть какая-нибудь звонкая оппозиция на то, что делается в Щербинке? Нет — отвечают мне с некоторым даже недоумением. Это недоумение оттого, что никто здесь их и не ждал. Что им здесь делать-то? Они живут в другом мире. Нет, правда, один приходил, он выдвигается на пост мэра Щербинки. И что? Обещал купить биотуалет. Но не купил пока, видимо, денег не накопил.

Политика окончательно оторвалась от жизни и, как воздушный шарик, улетела на небо. Там, в этом счастливом небе, сборище Репетиловых все играет и играет в свои бесконечные игры. Политика обособилась от жизни и превратилась в самоценную игру в бисер. Жизнь осталась здесь, за этим аккуратным столом с печеньем и яблоками, в этих мрачных бетонных стенах вечного недостроя.

Александр Владимиров Куликов пережил инсульт. Он выписался из больницы и снова вернулся сюда, в эту серую бетонную коробку, на очередное дежурство. Седой мужчина в зеленой курточке все время улыбается. Это у него улыбка извинения за тихую, сбивчивую, чуть припрыгивающую речь — не восстановилась речь еще после инсульта — и за самого себя, за все смятение и неурядицу собственной жизни. С улыбкой он рассказывает мне о своих таких скромных и таких прекрасных жизненных планах. Муж дочки не хотел жить с ними в одной квартире, и вот они семь лет назад купили квартиру в Щербинке. И семь долгих лет ждали. Сейчас дочке скоро рожать, а муж все равно отказывается жить с ними вместе. А как хорошо все было придумано! Тут, в Щербинке, у дочки и мужа была бы квартира, рядом, в бараке, с 1941 года живет родная тетка, дальше по этой дороге, под Чеховом, есть у них дачка… Но ничего не сбылось.

Это не просто у людей отняли деньги и ничего не дали взамен. Это отняли и продолжают отнимать у людей их единственную и неповторимую жизнь, которую они хотели провести разумно и достойно. А вместо этого их все запихивают и запихивают в черную дыру. Годы их жизни власть спускает в канализацию. И при этом все при деле. Президент управляет страной, проблема шести недостроенных домов это проблема не его уровня. Премьер-министр управляет народным хозяйством в его совокупности, у него совсем другой горизонт. Государственная дума поглощена законотворчеством, ей не с руки лезть на эту стройку, в этот хозяйственный тупик. И поэтому пенсионер Александр Владимирович Куликов, человек со взлохмаченными седыми волосами и всегдашней извиняющейся улыбкой, еще не отошедший от инсульта, с тихой припрыгивающей речью, в затертой зеленоватой курточке и старых больших ботинках, натягивает оранжевую майку с вопросом: «Россия, я твой!?» и позирует мне в ней на фоне безысходно-серого бетона.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow