Наступала последняя ночь года, рокового для Беслана и всей страны. Новый 2005 год я встречала в семье Губиевых. Родители Беллы Ибрагим и Рита, младший брат Володя, испивший свою чашу до дна в спортзале школы, и Белла…

В самый канун нового 2005 года Белла написала сочинение.

«На землю медленно спустилась ночь. Луна освещала своим светом темные небеса. Звезды словно прижимались друг к другу от холода. Их неяркий свет будто о чем-то говорил. Время подходило к двенадцати, но в Беслане тихо, только изредка слышно карканье ворон.

Пробило двенадцать часов. Закончился 2004 год. Но он оставил о себе грустные и печальные воспоминания. Беслан, возможно, еще не скоро оправится от того, что случилось. Я знаю: тех, кто ушел в мир иной, не вернуть.

Да, я не могу утешить людей, которые потеряли своих родных в школе, но я скажу: поднимите свои глаза к небу — и вы почувствуете, что на вас с небес кто-то смотрит.

Есть место, где живут те, кто ушел с этой земли, но в том прекрасном мире живут лишь те люди, которые были добры на земле. А сейчас они живут на небесах. И я верю, что зло и несчастье скоро покинут эту исстрадавшуюся землю.

Помните: после самой длинной и тяжелой ночи всегда наступает рассвет, который несет с собой спасение».

В прошлом сентябре я провела в десятом классе школы № 10 Новосибирска несколько уроков по Беслану. Вопросам не было конца.

Спрашивали про Беллу, ее семью. Вот тогда-то я вспомнила сочинение Беллы. Когда закончила читать, кто-то с последней парты почти крикнул:

— Да это же финал «Белой гвардии»!

Та же история повторилась и в другом классе. Тут же достали Булгакова. Прочли и ахнули.

«…Все пройдет, страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся, когда и тени наших тел и дел не останется на земле. Нет ни одного человека, который бы этого не знал. Так почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них? Почему?»

С тех пор я стала читать сочинение Беллы и финал «Белой гвардии». И вот одно из писем Белле по поводу ее новогоднего сочинения:«На меня произвело огромное впечатление твое сочинение, написанное под Новый год. Учителя говорят, что оно очень похоже на конец произведения Булгакова «Белая гвардия». Но я не согласен с этим! В твоем сочинении намного больше чувств. Я не могу почувствовать всю боль и горечь тех, кто сам был в той бесланской школе, кто потерял близких и видел смерть. Но этот рассказ приобщил меня к этому! Я почувствовал печаль и страх перед этими ужасными событиями. Спасибо тебе за твой рассказ».

(Манойков, 10 класс.)

К чести наших детей надо сказать, что они размышляли над очень важной темой — состраданием, почти забытым понятием. Они ведь понимали, что, не пережив того же, что бесланцы, понять всю тяжесть трагедии нельзя. «Но чувства сочувствия, понимания, сожаления заставляют нас встать на твое место, понять твои ощущения и проникнуться всем этим».

(Григорьев Дима, 10 класс.)

Не случайно слово приобщить встречалось так часто. Личная дорога к общей беде непростая. Она требует напряжения духовных сил. Они шли этой дорогой.

Виктории Войцеховской показалось, что в двух текстах атмосфера одна и та же. Но: «Какие же страдания пришлось пережить Белле, чтобы дойти до такой точки напряжения и понимания мира. За несколько лет она прошла такой же путь сознания, что и Булгаков за несколько десятилетий».

В августе этого года я предложила эту тему своим бывшим ученикам. Один — Миша Юданин — занимается социологией, другой — Кирилл Войцель — теолог. Пишет диссертацию о человечности Бога. Самый раз!

Не я одна усомнилась в существовании Бога после бесланских событий. Семья Тотиевых отправила в школу восемь детей, вернулись… двое. На мои сомнения старшая дочь Сергея Тотиева ответила:

— Господь не хотел в этот день заходить в эту школу.

Это лежало за пределами моего понимания. Фраза девочки застряла в мозгу. Самое время спросить об этом своего ученика. Кирилл Войцель до сих пор пишет и зачеркивает, а Миша Юданин прислал ответ. Вот он.

Миша Юданин

Предательство взрослого мира

Тайны мироздания открываются как писателю, так и двенадцатилетней ученице, и это естественно.

И все же есть огромная разница между Булгаковым и Беллой Губиевой. И не в пользу первого.

Булгаковские герои, взрослые и ответственные люди, проворонили свой мир, как сказали бы не обремененные манерами прогрессоры Стругацких. Со знанием истории и отличным воспитанием, личным героизмом и дворянской честью, они явились своего рода жертвами-соучастниками — выполняли свой долг, но не более того. Как и сегодняшние мы. Будучи подростком, я читал булгаковскую историю падения Киева, бегства Тальберга вместе с отступающими немцами, эстетического наслаждения войной перешедшего на сторону красных интеллектуала — не скрою, к осознанию трагизма примешивалось чувство… неодобрения безответственности того поколения, что ли? Чувство это было во многом вызвано подростковым максимализмом. Мне казалось, и до сих пор кажется, что Андрей Дмитриевич Сахаров по-другому бы отнесся к происходящему. Все равно жаль Турбиных, безмерно жаль. И камень в них бросить мы не имеем права. Но бесланских детей жаль на совершенно другом уровне.

Булгаков обращает взор к небу не от отчаяния, а для успокоения. Для того, чтобы придать нужную, по его мнению, пропорцию происходящему. Что есть мы и наши страдания по сравнению с вечностью? Булгаковские звезды, вечные и прекрасные, делают этот вопрос риторическим.

А звезды Беллы Губиевой прижались друг к другу от холода. Ей небо и Бог нужны не для пропорций и осознания того, что все пройдет. Ей это все нужно для того, чтобы спасти мир. Не в смысле даже наших жизней, а в смысле тех основ, без которых мира и быть не может — основ справедливости и милосердия.

ХХ век начался с 1 августа 1914 года; ХХI — с 11 сентября 2001-го. Ведомые логикой своих теорий и убеждений взрослые люди хладнокровно принимают решения о захвате заложников. Бомбардировке домов с угнездившимися там террористами, высылке беженцев. Террористический акт становится акцией, как расстрелы во время Второй мировой. Погибшие в результате бомбежек люди — collateral damage, эдакий элегантный термин, обозначающий непреднамеренный, но терпимый ущерб. Логика убеждения, популяризовавшись, переходит в эстетику — «мочить в сортире». Кантовский проект обоснования морали давно заброшен. Вот туда и приходим: логика без старенького, немодного, скромного милосердия доводит до Беслана и дальше.

Любовь и доброта — не аргументы для людей ХХI века, когда мы принимаем тактические решения для достижения глобальных целей. Вот Белле Губиевой и не остается надеяться ни на кого, кроме как на себя, — для выживания, и на небо — для поддержания основ миропорядка.