Восемьдесят лет назад страна пустилась в лихорадочный пляс, подстегиваемая пропагандистскими криками «давай-давай», «выше темпы», «быстрее вперед». Частного предпринимательства больше не было. Приметы мая 1929 г. — огромные очереди за хлебом. Начало тотального советского дефицита, не очень сытого и одетого существования советских людей (с января 1931 г. в СССР — карточная система распределения основных продуктов питания и непродовольственных товаров).

Редкое согласие учебников истории прошлого века, нынешних, да и будущих, наверное. Этому году в них присуща одна и та же формулировка. 1929-й это — «год великого перелома». По словам товарища Сталина, «великого перелома на всех фронтах социалистического строительства… решительного наступления социализма на капиталистические элементы города и деревни».

Вторая часть весны 29-го — сплошные оргмероприятия советской власти, формально обставляющие этот самый, уже грубо вставленный в жизнь страны, «великий перелом». Объединенный пленум ЦК и ЦКК (16—23 апреля); XVI конференция Всесоюзной коммунистической партии (большевиков) (23—29 апреля); пленум ЦК ВКП(б) (29 апреля); XIV Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов (10—18 мая); V Всесоюзный съезд Советов (20—28 мая).

Газета «Правда» 12 мая 1929 г. под рубрикой «XIV Всероссийский съезд Советов» поместила заметку Тихона Холодного «Таких не запугаешь». Вот выдержки из нее:

«Брюки, штаны, шаровары давно перестали быть в СССР специфической принадлежностью мужского туалета. И не только в городе, на большом заводе или фабрике. <…> Во всем Донбассе вы не встретите ни одной откатчицы, которая работала бы у вагонетки в юбке. На солепромыслах в Баскунчаке женщина, подобно мужчине, натягивает на себя огромные кожаные бахилы, так как иначе соль до костей разъест ноги.

И все же есть еще уголки, где женщин пугают… брюками. Об этом рассказала вчера съезду Татьяна Мурашова:

— И еще скажу, товарищи, — чуточку нараспев докладывала она Всероссийскому съезду, — что дают кулаки бедноте затемнение большое, а особливо товарищам женщинам: «Вы, мол, такие и такие, все права себе взяли, вместо мужика стать хотите, в председатели лезете! Ну ладно, мол, дай войне начаться — наденем на вас брюки и пошлем вас, таких и таких, под самый огонь, под пулеметы да газы, раз все полные права у вас!..».

Что ж ответила Мурашова?

— И повоюем, — ответила Мурашова. — Но сперва повоюем с вами, кулаками! Сперва отшибем у вас охоту давить и обманывать бедноту! Сперва вас разгромим на фронте коллективизации!.. Мы и ружья возьмем… Мы и из пулеметов лупить будем, потому что… потому что и мы, женщины, увидели теперь свою долю, свое счастье!..

Кто же она, эта женщина, столь вдохновенно говорившая вчера о своих правах и обязанностях? <…> Крестьянка из глухой деревни Тульской губернии, где она организовала колхоз, ясли, ликбез и многое другое».

А вот стенограмма XIV Всероссийского съезда Советов:

«Речь товарища Мурашовой (Тульской губернии):

— Товарищи, я совсем растерялась: было много мыслей, а сейчас и растерялась. (Смех.)

Кулаки теперь говорят деревенской бедноте: «Вот дала вам советская власть шатиловский овес, а если он у вас не родится, то вы останетесь ни при чем и отдавать вам придется рожью». Беднота приходит в сельсовет и спрашивает: правда ли это? Приходится на собраниях объяснять и убеждать, чтобы не верили кулачью.

Говоришь беднякам: «Ведь вы продналог не платите, дают вам хлеб; середняки берут шатиловский овес с задатком, а вы без задатка. Если кулаки будут дальше держать такую линию, мы им руки отшибем».

Кулаки говорят, что скоро война, что женщины наденут брюки, так как их пошлют на войну. Но мы войны не боимся. (Аплодисменты.)».

Успех в глазах советской власти несколько специфичного поэта Демьяна Бедного, как известно, породил череду ремейков. Не замедлили явиться Михаил Голодный, Тихон Холодный, Борис Бездомный и т.п. Ставропольский поэт Тихон Беляев, превратившийся в Тихона Холодного, активно сотрудничая в газетах, постепенно перешел от стихов к прозе, точнее, к информашкам, статейкам «на злобу дня» в газетах Юга России. Вскоре был замечен и приглашен корреспондировать в «Правду» и другие центральные издания. Тихон Холодный, специализировавшийся главным образом на аграрных темах, слыл одной из заметных фигур в журналистике 30-х годов. Историки сельхознаук, несомненно, знакомы с циклом его апологетических материалов об академике Лысенко и других «мичуринских наследниках». Краеведы порицают его за информационное сопровождение сноса большевиками памятников старой Москвы.

Между тем в «речи товарища Мурашовой» очень точно отражена политика коммунистического режима в короткий период добровольной коллективизации 1928—1929 гг. Бедняки привлекались в колхозы с помощью налоговых льгот, безвозмездной передачей им лучших земель, сортового зерна, сельхозмашин. Однако колхозы никак не могли компенсировать все уменьшающийся приток товарного зерна в государственные амбары.

Лучший русский сортовой овес к тому времени был известен под именем «шатиловский». От места его селекции, имения Шатиловых (село Моховое Тульской губернии). В 30-е гг. XIX века управляющий имением братьев Шатиловых Франц Майер выписал из Бельгии образцы овса, успешно акклиматизировав их к среднерусским условиям. Дальнейшим улучшением этот сорт обязан Иосифу Шатилову, хозяйничавшему в Моховом с 1864 г.

При Советах в Моховом была организована Шатиловская опытная сельскохозяйственная станция. А к севу 1929 г. практически весь ее семенной фонд был роздан беднякам Тульской, Орловской, Рязанской, Курской, Тамбовской губерний в качестве поощрительной меры при вступлении в колхозы. Понятно, что к следующему севу шатиловского овса уже не существовало. Чуть позднее на базе его остатков селекционеры вывели сорт «орловский» (Новосильский уезд еще в 1925 г. был передан в Орловскую губернию), значительно уступавший оригиналу. Что незамедлительно сказалось на качестве урожаев. В 1937-м в ходе массовых арестов зернозаготовителей в вину им вменялось прежде всего «смешение и разбазаривание сортового зерна».