Слово «Черкизон» я впервые услышала пару лет назад. Фонетический прикол из смеси французского с нижегородским насмешил ужасно. Впервые же на самый большой оптовый рынок России я попала на прошлой неделе, и оказалось, что наглое и прилипчивое в своей звонкости словечко предельно точно отражает суть явления.

Черкизон — это «наше все», помноженное на претензию (или мечту?) о красивой жизни. Если на протяжении долгих лет жизни за душой хронически немного дензнаков — это приносит душевный дискомфорт. За три дня (по пять часов ежедневно), проведенных на Черкизоне, я поняла, что визит сюда — лучшая психотерапевтическая процедура во времена кризиса (экономического или среднего возраста — на выбор).

Черкизон (он же Черкизовский рынок), как кубик Рубика, можно вертеть бесконечно, но в логическую одноцветную плоскость ваши отношения не сложатся никогда. Ускользающая материя. У рынка несколько жизней, и не очень-то он пускает в свои устоявшиеся форматы посторонних.

Основная его жизнь — это оптовая торговля. Часов в пять утра сюда съезжаются автобусы, и челноки с огромными сумками на колесах точными выверенными рывками двигаются по нужным им маршрутам. Из этих сумок, затаренных на Черкизоне, одевается вся Россия. Нельзя сказать, что шибко качественно, но с претензией. А претензия в бедной стране с плохим воспитанием — это способ выжить достойно. «Все как у людей» — это, если хотите, девиз Черкизона. Поэтому куда бы вы ни приехали, в какие бы концы необъятной родины вас ни забросила судьба, стиль соотечественников, живущих на 10 тысяч рублей в месяц, будет единообразен, как солдатский строй.

Четыре попытки узнать у оптовых продавцов тенденции, так сказать, продаж в период кризиса вызывали недоумение. «Все как обычно, торгуем потихоньку», — расплывчато отвечали мне или предлагали примерить купальник. Или говорили: «Спрашивайте у хозяина». Хозяин оказывался китайцем и тут же радостно уточнял: «Опт, розница хочешь?» Диалог не складывался в силу отсутствия взаимных материальных интересов, а праздное любопытство настораживало.

Оптовики сюда приезжают в основном по будням. Если хотите увидеть лик малого бизнеса в России — вам на Черкизовский с утра. Выглядит малый бизнес плохо. У него нездоровый цвет лица, варикозные ноги и печать хронического недосыпа.

По некоторым оценкам, ежедневно через Черкизон проходит 1 миллион посетителей, 1 миллион долларов — ежедневная его выручка.

Масштабы рынка сначала поражают, а потом пугают своей необъятностью. Можете представить метров 300 пути вдоль прилавков, увешанных гроздьями женских лифчиков. Тонны корсетных изделий различного калибра, расцветок и целевой направленности внушают тихий восторг, смешанный с таким же ужасом. «Неужели в России столько баб?» — мелькает мысль, оптимистическая в социологическом и демографическом контексте. Что характерно, предметы мужского туалета здесь попадаются в значительно меньших объемах. Однако скупая дизайнерская мысль находит отражение и в этом зеркале. Тетка вертит в руках боксеры необъятных размеров. На них — карта Украины. «А где ж тут перед?» — спрашивает она. «В районе Херсона». Разгадка топогрофическо-бельевой головоломки повисает в гоготе товарок.

Качество товара на Черкизоне — категория неотформатированная. Футболка с блестками за 80 рублей, пережившая три стирки, — это качественный товар? В моем частном представлении — это безупречный товар. А часы за 200, которые ходят? Это вообще уникальное в смысле удачи приобретение. Философия Черкизона основана на законах иллюзии. А кто сказал, что иллюзия должна быть качественной? Поэтому розовое платье, как у Джей Ло, из жуткой синтетики за 100 рублей — уникальный образец маленького летнего счастья девочки из семьи, живущей на прожиточный минимум. Только не надо разглядывать швы.

Продвинутые и более платежеспособные пользователи Черкизона, судя по стихийно возникающей на женских сайтах полемике, знают места, где можно найти «реального Гуччи», и здесь же объясняют тем, кто брезгует «отстойным Черкизоном», что, на самом деле, две трети тряпок в бутиках Москвы родом отсюда. Легкий апгрейд в виде фирменной бирки, и изделие приобретает европейский лоск, а заодно и цену, раза в три превосходящую начальную. В одной из таких лавок, не совру, я обнаружила потрясающее платье из черного плотного шелка с крупным молочным орнаментом. От этого образца японского минимализма веяло сдержанным аристократизмом, и девочка-продавщица с надменно-порочным лицом бросила через плечо: «Три с половиной».

Запрос в «Яндексе» «одеться на Черкизоне» откроет для любопытствующих не только «Дядю Ашота из 294-го прилавка 57-го ряда с лучшими джинсами», но приступы ксенофобской истерики в адрес торговцев. И вот это я точно не буду цитировать.

…С 11 утра, когда общая масса челноков схлынет с рынка, наступит время обычных покупателей. Эта толпа с виду покажется одноликой, но это не так. Стоя у развала с женскими трусами, сваленными в огромную бесформенную кучу, я буду минут пять наблюдать за интеллигентного вида старушкой, которая по-деловому тырит стринги, отработанным движением сбрасывая их в свой пакет. Попадутся на глаза два взрослеющих подростка с дредами на голове и стилистическим приветом Бобу Марли. Читая вслух английские надписи на футболках, они будут ржать так, что их хохот на излете перейдет во всхлипывающий дискант. А скучающая торговка детскими распашонками с наружностью учительницы младших классов на пенсии будет говорить случайно задержавшемуся у ее прилавка импозантному мужчине весом в полтора центнера, что «…вам просто немного похудеть надо и любовью заниматься». Он задумается и возразит, что ему «коньяку надо и черной икры чуть-чуть. Сосуды от этого лучше. А любовь я всю уже детям отдал».

Прийти на Черкизон и ничего не купить — физиологически невозможно. Орга-низм впадает в гипнотический транс, и отчего-то немедленно возникает острая потребность в китайском настольном фонтанчике, бусах из розового гранита, малиновых колготках и маленьком болеро из черного искусственного меха под нерпу. Собственная платежеспособность здесь резко возрастает: 500 рублей в большом городе и 500 рублей на Черкизоне — это принципиально разные суммы. Контраст этот носит глубокий антикризисный смысл.

Масштаб потребности в этой терапии можно оценить поздним утром в воскресенье на подступах к рынку. Массовки батальных сцен из фильмов Бондарчука-старшего менее убедительны…