Вести о последних кинематографических собраниях более всего напоминали фронтовые сводки. Средства массовой информации, прежде всего телевидение, взяли на себя миссию главных интерпретаторов событий. После этих телерепортажей и телешоу вопросов оказалось больше, чем ответов. Молчание Марлена Мартыновича Хуциева и многословие его оппонента Никиты Сергеевича Михалкова подлили масла в пожар слухов. Надеемся, что откровенный разговор с режиссером Марленом Хуциевым развеет густой туман слухов и лжи. Ведь, как известно, он не любит давать интервью…

Марлен Хуциев: Это так, но для «Новой» готов сделать исключение.

— Марлен Мартынович, почему вы согласились возглавить Союз кинематографистов?

— Решение созрело не сразу, хотя коллеги предлагали. На собрании московских кинематографистов выступил Вадим Абдрашитов, другие. Я поблагодарил их за доверие и все же колебался. Но когда на VII съезде… Вы видели, как это происходило. Сколь недостойно вели себя немногочисленные сторонники Никиты Сергеевича, да и он сам… Собственно тогда я и решился.

— Значит, вы боец? Да нет, не похожи вы на борца.

— Не боец, скорее — упрямец. Решение принимаю взвешенно, обдуманно, но, приняв, стою на своем. Истории создания моих картин были отнюдь не безоблачны. К примеру, «Мне двадцать лет», она же «Застава Ильича». Ее заставляли корежить. Я делал поправки — но как? Получив цензорскую редактуру какого-то эпизода, я не делал «заплаток», а переснимал его целиком, пытаясь сохранить смысл. Острота где-то терялась, но необходимая суть сохранялась. Позже пришло письмо от зрителя, который написал: «Зря вы так огорчаетесь. Получились две самостоятельные картины».

—Вы сейчас работаете над картиной «Невечерняя» — о сложной вязи взаимоотношений между Толстым и Чеховым. Съемки практически завершены. Время монтажа, а вы почти на четыре месяца погружаетесь в этот кошмар дрязг. Не жаль?

— Еще как. Но если мы придем к справедливому финалу, то я не сочту это время потерянным. Хотя мне это тяжело, картина и так идет трудно. Почему взялся за этот груз? Вспомните, когда впервые выбирали Михалкова, меня тоже выдвинули. Тогда я снял свою кандидатуру в пользу Михалкова. Считал, придет сильный лидер, умеющий организовать работу СК. Но поскольку в союзе, будучи президентом Гильдии режиссеров, бывал регулярно, то видел, как постепенно все подернулось ряской, словно в стоячей воде. Не хочу касаться финансовых и имущественных проблем. И критическое мнение ревизионной комиссии уже опубликовано. Я говорю о другой, истинной жизни союза. Ведь меня самого приняли в СК сразу после «Весны на Заречной улице». Я был одним из первых. Поэтому ответственно заявляю, во имя чего основателями был создан СК, — ради объединения и творчества. Он сплачивал разорванных на необъятных пространствах СССР деятелей кино. Дарил радость общений, дискуссий, просмотров и обсуждений. Без этого творческого «бульона» кинематограф повинуется исключительно золотому тельцу… Сегодня СК полностью отключен от кинопроцесса.

— Даже когда СССР распался, ощущение родственности внутри большой кинематографической семьи никуда не делось.

— И сейчас на встречах, организованных Конфедерацией кинематографистов, эта живая связь чувствуется. Мы счастливы видеть друг друга. За этим профессиональным братством (при всех издержках отношений амбициозных творцов) было ощущение собственной силы, достоинства. И это давало нам возможность отстаивать опальные картины, поддерживать режиссеров. Хотя и не всегда удавалось… Помню, я вел обсуждение чрезвычайно самобытной картины Киры Муратовой «Долгие проводы», и на один из аргументов моей «защиты» часть коллег обиделась. Я сказал: «Если проводить параллели со спортом, то многим игрокам из мужской команды Кира даст фору». Непростая была судьба у талантливейших из работ. Союз старался помогать им.

— Самым сложным и спорным для кинематографистов оказался вопрос о том, идти на съезд или его игнорировать. Ваша точка зрения?

— Не идти на съезд было формой протеста, чтобы привлечь внимание общественности. Мнение коллег, считавших, что наше присутствие на этом собрании подтвердит его правомочность, а высказаться нам не позволят, — считаю верным. Но я был убежден в необходимости делегировать на съезд группу уважаемых кинематографистов, которые сформулируют нашу точку зрения. Позицию.

— Не отправив авторитетных в киносообществе кинематографистов, которые на Единогласном съезде выразили бы иную точку зрения, вы совершили, как мне кажется, ошибку. Люди, съехавшиеся со всех концов России, в итоге услышали лишь одну сторону.

— Ну да, к сожалению это обнаружило некоторую нашу разобщенность. Этот печальный процесс, увы, начался давно. Что же касается сплоченности «Чрезвычайного собрания», то очевидно, как это режиссируется. В равных пропорциях: нажим, уговоры плюс щедрая финансовая подпитка. Этот купеческий размах в Гостином Дворе — не подарок, вложены колоссальные средства. Для нас же касса СК была заблокирована вместе с печатью. Практически в долг работает адвокат, которого мне порекомендовала Общественная палата. Что же касается регионов, то с самого начала многие не хотели ехать в Москву.

— Ваша предсъездовская встреча с Михалковым уже превратилась в апокриф. Что происходило на самом деле?

— Во-первых, никаких шагов, чтобы увидеться с Никитой Сергеевичем, я не предпринимал. Один из его соратников упрекнул меня на VII съезде в нежелании поговорить по-человечески и, возможно, снять какие-то вопросы. Отчего не поговорить? Ведь эта ситуация — не конфликт Михалкова и Хуциева. Хотя изо дня в день отзывы Михалкова обо мне спускались с высот панегирического уважения к такой, знаете ли, едкой язвительности. Мол, пребываю в виртуальной действительности, подписываю бумаги, не читая их. Хотя у меня, напротив, манера придираться к любой бумажной закорючке, уточняя даже стилевые нюансы. За два дня до съезда соратник Михалкова снова уговаривал меня встретиться с Никитой, которому вроде бы нужно сказать мне что-то важное. Доля любопытства во мне зрела, даже такая наивная мысль мелькнула: «Может, хочет извиниться за наговоры?» Я, кстати, его об этом при встрече спросил… Выяснилось, что, как настоящему режиссеру, ему хотелось эффектного начала показательного съезда. Жаль, на «Нике» нет приза в номинации «Режиссура массовых зрелищ», в этом году ясно, кто мог бы ее получить. В прологе действа в Гостином Дворе, по его задумке, мы вышли бы вместе — рука в руку… Представляете? Рассчитывать на это можно было, лишь совершенно меня не зная. Никаких согласий, обещаний участвовать — выдвигаться я не давал. Вопрос о том, приду ли я на съезд, сразу получил ответ: «При одном условии — если собравшиеся подтвердят мое избрание на VII съезде. Не прийти после этого было бы неуважением к коллегам». Мы попили чаю и разошлись. Потом посыпался град напраслин. Мог ли я позволить себе войти в одно правление с людьми, которые подали на меня в суд, публично меня оскорбляли?

— Муссируются слухи, что власти однозначно поддерживают Михалкова.

— Не могу в это не верить, потому что близость Михалкова к верхам носит хронический характер. Он с властью на ты: раньше с Руцким, Немцовым, теперь — с нынешней. Не могу не верить после спешной «объективности» Краснопресненского суда. Но если власть настолько слепо доверяет всем его действиям и словам — это дискредитирует саму власть. Конечно, СК должен вести диалог с государством, и в этом заинтересованы обе стороны. Ведь на нас обрушился кризис не только финансовый, но прежде всего — нравственный. Сегодня особенно важно вернуть кинематограф на содержательные нравственные позиции. Поэтому для общества жизненно необходим диалог власти с интеллигенцией.

— Распространенная точка зрения: кроме нравственного авторитета руководителю СК нужны менеджерские познания. «СК должен возглавлять эффективный управленец, а не Художник, тем более почтенного возраста»…

— Что такое возраст? Помните у Гумилева: каждый человек имеет конкретный, не изменяющийся с годами истинный возраст, не зависящий от паспортных данных. Ты себя ощущаешь так, как ты мыслишь. Слава богу, я в твердой памяти. Помню каждый кадр из всех своих картин. Мой рабочий день в союзе порой длится допоздна. Эти недоброжелательные, мягко говоря, методы — непозволительны. Что же касается менеджмента… Конечно, руководитель обязан разбираться в основных направлениях союзной жизни. Но рядом должны быть профессиональные менеджеры. В прежние времена у руководителя СК Кулиджанова был оргсекретарь Григорий Борисович Марьямов — уникальная личность, редчайшее организаторское дарование. Все, что построил союз во всех республиках: дома творчества, дома кино, — результат его созидательной инициативы. Деловых качеств и напора недостаточно, важно, чтобы направлены они были на созидание.

—Еще одно мнение ваших оппонентов: Хуциев — фигура не самостоятельная, им манипулируют.

— Это мною-то? Если б вы знали, какие сердитые эпитеты дают мне в съемочных группах. Со мной непросто, это с виду я мягкий. Но, как сказано в одной старинной пьесе: «Играть на мне нельзя». Вокруг меня в последнее время бились волны столь полярных мнений, что без собственной точки зрения на плаву удержаться невозможно. К тому же на нас буквально со всех телеканалов лились потоки неправды. К примеру, утверждение, что мы отказались создавать пенсионный фонд. Это обман. Когда на секретариате обсуждалось создание благотворительного фонда «Урга. Территория любви» (заметьте, сколь адресно название), союзу было отказано в праве войти соучредителем фонда. Мы предлагали в качестве соучредителя СК, но они отказались. Теперь общественности сообщается, что союз торпедировал создание фонда. А эти наветы про наш прозападнический настрой, «руку Североатлантического союза» и лично Сороса? Все это неприличные, недозволенные приемы на грани политического доноса.

—Так что же сегодня представляет собой киносообщество?

— Киносообщество — точный слепок с нашего общества. Общества, которое погубила корысть. «Зарабатывание» стало генеральной, ключевой, всепоглощающей идеей. Но ведь не хлебом единым, есть много другого, во имя чего живешь. Корысть — ржавчина, разъедающая изнутри. Обратите внимание, сегодня в первых строчках суждений о фильме: сколько стоит и сколько собрал. Все. Раньше, когда режиссер заканчивал картину, первым делом спрашивали: «Ну что, получилась картина? Ты доволен?» В каждом своем фильме я вижу недостатки, до сих пор мне хочется их исправить.

—За эти четыре месяца мудрый человек Марлен Хуциев приобрел новый опыт. Каковы ваши личные потери и обретения?

— Признаюсь честно, никогда думал, что подобные распри в нашем сообществе возможны. Что слова «раскол», «судебные инстанции» коснуться нашего союза. Представьте себе, что эта четверка из окружения Никиты Михалкова не подала бы иск против VII съезда… Союз нормально бы начал работать. Никита Михалков спокойно завершал бы съемки картины. А ведь теперь именно нас обвиняют в расколе. Просто Королевство кривых зеркал. Все наизнанку. Такой активный человек, сильный организатор… Почему же вся колоссальная энергия, направленная на проведение «Гостиного собрания», не была сосредоточена на правильном и легитимном проведении VII съезда кинематографистов? Он же был тогда председателем союза. Что ему мешало? Почему еще до проведения съезда вместе с помощниками он всеми силами пытался препятствовать? Конечно, вопрос риторический. А после его водворения в председательском кресле начались угрозы, инквизиторские замашки. Пошли разговоры о разгоне гильдий. Нехорошо это, некрасиво.

— Но у нас любят победителей. Нет ли ощущения, что часть ваших вчерашних соратников, если не удаляются, то как-то затихли.

— Не могу этого сказать. Конечно, некоторые в растерянности. Сейчас планируем встретиться, поговорить. Знаете, наше прошлое так поучительно, может, потому его и не любят вспоминать. В кризисные, болевые моменты прошлое лечит и учит. Помните, знаменитый факт встречи другого Никиты Сергеевича с интеллигенцией. Одна из них проходила в Свердловском зале Кремля. На второе заседание я немного опоздал, и мы с Олегом Ефремовым стояли у входа. Выступал Андрей Вознесенский, Хрущев его грубо перебивал. Снова и снова. Тогда Вознесенский сказал: «Я лучше прочту стихи». Прочел «Секвойю Ленина», и… полное безмолвие, совершенно меня потрясшее. Дальше выступал, кажется, Платон Воронько: «Взял я в самолет сборники под названием «Треугольная груша» и «Парабола». И после этого зарекся: никогда не брать с собой эти «геометрические изделия». Пусть сами… груши околачивают». Такая вот атмосфера. Такой тон.

— То есть подобные общественные бдения вам не в новинку?

— Но и тогда находились люди, пытавшиеся противостоять. Выступал Михаил Ильич Ромм, вдруг в его речь вторгается Хрущев с суждением по поводу сцены из «Заставы Ильича» (Сын разговаривает с погибшим отцом, и на вопрос, как ему жить, отец отвечает: «Тебе сколько лет?» — «Двадцать три». — «А мне двадцать один…»)

Хрущев возмущался, мол, даже собака не бросит щенка, а отец уходит, не ответив сыну. Тогда Ромм поворачивается к президиуму. И спокойно говорит: «А я, Никита Сергеевич, сцену понял по-другому», и начинает объяснять вождю партии свое понимание. Это был поступок. Потом критиковали художников… Казалось, про кино забыли. Но в завершающем докладе Хрущев долбанул по «Заставе…», обвинив авторов в желании «внести разлад в дружную советскую семью». Когда я спустился в раздевалку, оказался в полнейшем вакууме среди толпы. Никто не подошел. Вдруг чувствую, кто-то берет меня за локоть и спрашивает: «Вы очень расстроены? Ну, ничего, ничего. Все это временно. Пройдет…» Знаете, кто это был? Александр Исаевич Солженицын. Когда меня изводила украинская партноменклатура за безобидный фильм «Два Федора», снятый на Одесской киностудии, руку помощи протянул Виктор Некрасов. Подарил в те дни книгу «В окопах Сталинграда» с надписью: «Марлену. Держись — можно удержаться».

— Нет их. И все разрешено… Марлен Мартынович, ваши действия, как будет развиваться ситуация в союзе? Как нормализовать жизнь СК?

— Райсуд нас обвинил в «нелегитимности». Мы должны ответить… Юристы подают жалобы. Будем встречаться с коллегами, обсуждать планы. Не могу не сказать о поддержке моих товарищей, проявивших нравственную стойкость: Ибрагимбекова и Богомолова, Чухрая и Финна, братьев Досталей, старшего и младшего Германов, Абдрашитова и Цыплаковой, Матизена и Велединского и еще многих членов СК. Есть, правда, во всей этой истории и совершенно дикий, с общечеловеческой точки зрения, момент. Это предложение Никиты Сергеевича создать Комиссию по этике. В контексте происходившего в Гостином Дворе это выглядит пародией. Неужели собравшиеся там не поняли, что их унизили? Крышей демагогии, кликушеству, непорядочности, нетерпимости должна стать Комиссия по этике. И все же я надеюсь, что справедливость восторжествует.

—В чем сегодня сомневаются даже оптимисты…

— Еще Достоевский предрекал: «Злодействами <…> не унавозить будущей гармонии». Поймите, мне не важно быть председателем СК. Но ответственно могу сказать, что Никита Сергеевич не должен возглавлять киносообщество. С его мощнейшим талантом к разрушению добра не будет.