4 апреля Крониду Любарскому исполнилось бы 75. Его нет с нами уже 13 лет — с того злосчастного майского дня в 1996 году, когда его накрыла шальная волна Индийского океана. Его жизнь, однако, была куда более непредсказуемой, чем его смерть. При этом, какими бы лихими ни были обстоятельства времени и места, свою судьбу он форматировал сам.
К 40 годам у него сложившаяся успешная карьера. «Он астрофизик, кандидат физико-математических наук, у него 40 научных работ, 3 собственные и 15 переведенных книг» — это я цитирую одно предисловие. Все хорошо, если не считать того, что два последних года он провел в Лефортовской тюрьме и в мордовском лагере № 19. «Кронид Аркадьевич Любарский — узник совести… В январе 1972 г. он был арестован и после восьмимесячного следствия за действия, предусмотренные ст. 19 Декларации ООН о правах человека, которые были расценены как преступление, осужден на 5 лет заключения в лагере строгого режима».
Это пишет необычный референт — о. Сергий (Сергей Алексеевич Желудков — фигура, соизмеримая с о. Александром Менем). Повод для этого представления тоже весьма необычен — размышление «Церковь доброй воли, или Христианство для всех», которое он посвятил Крониду.
Передо мной книжка, изданная скромным тиражом, — «Христианство и атеизм. Переписка К.А. Любарского и С.А. Желудкова».
Богослов и богоборец обмениваются аргументами удивительной красоты и достоинства.
«Анонимным христианином» называет о. Сергий Кронида Любарского. И поясняет: «…никакой он не атеист — он верующий, он горячо исповедует некую особенную, свою форму религиозности. Она для него священна, она помогает ему достойно жить, страдать столь мужественно…»
«Моральным экуменистом» полагает Кронид о. Сергия. При этом явно лестный аргумент оппонента в свой адрес отвергает.
«Идея Бога не появляется в мире атеиста не потому, что она запрещена (мир ученого не совместим с запретами), а потому что в ней нет необходимости. Вспомните знаменитый ответ Лапласа Наполеону: «Сир, я не нуждался в этой гипотезе».
Необычный диалог, особенно если учесть, что он ведется через колючую проволоку. Годится ли режим тюремной переписки для вольного философского диспута? Арестант имеет право на два письма в месяц (когда его не лишают этого права) — родным и близким. При этом первым и очень заинтересованным читателем является цензор, от которого зависит, будут ли у письма и другие читатели.
В лагерь он попал за «самиздат». У них с Галей в их маленькой квартире в подмосковной Черноголовке была одна из самых богатых библиотек «самиздата» — и активно посещаемых, как и полагается библиотеке. Она не могла не привлечь внимания КГБ. Суд проходил в Ногинске (чтобы заведомо отсечь иностранных корреспондентов), в закрытом режиме, так что Сахаров вынужден был стоять у порога суда все три дня.
Право на информацию — как абсолютная необходимость. Для ученого это аксиома. Без этого познание невозможно, развитие невозможно, общество обречено. То, что говорили Кронид и другие диссиденты, если вдуматься, было прямым предупреждением властям. Услышь они ценный совет, и, может быть, удалось бы избежать того, что самый успешный выходец из КГБ позже назовет «крупнейшей геополитической катастрофой».
Гармоничная советская жизнь — это когда говорят одно, делают другое, а имеется в виду нечто третье. Именно это и называлось «политика», ставить ее под сомнение могли только «политические». К счастью, наука отличалась от политики, иначе бы она не родила ни одного открытия. На пересечении науки и жизни происходила сшибка. Примеров честности в науке и конформизма в жизни не счесть. Но рано или поздно должны были появиться фигуры, которые не захотят или не смогут раздваиваться. В науке нельзя не исполнять законы и подгонять факты под ответ. Почему же это можно делать в жизни и зачем, так можно получить лишь отрицательный результат… Следовать разуму и было чистым диссидентством.
Таков феномен Андрея Сахарова, Сергея Ковалева. Кронид Любарский прошел тот же самый путь.
Одинокий человеческий разум против системы. Это была абсолютно не равная схватка. В том смысле, что система насилия и лжи не была способна выдержать ни одной честной схватки. Вся могучая наработанная десятилетиями фортификация демагогии и пропаганды рассыпалась от одного довода: «Простите, но это не так». И тут никак не помогали ни железный занавес, ни ГУЛАГ, ни психушки, ни даже безразмерный атомный арсенал. Ничем не ограниченная способность уничтожить человека, превратить его в лагерную пыль менее всего служила аргументом истинности. Скорее являла собой абсолютное доказательство несостоятельности системы.
Одним из пиков личной борьбы Кронида Любарского с тоталитарным государством стал День политзаключенного. Это он его придумал. Коль скоро каждый советский человек имеет свой профессиональный праздник, то почему же немаленький контингент советских людей, оказавшихся за колючей проволокой, должен быть лишен этого права? Нет, календарь советских праздников, битком набитый Днями рыбака, шахтера, металлурга… без Дня политзаключенного будет неполон. Узник побил узилище его же оружием.
30 октября 1974 года политзаключенные пермских и мордовских лагерей устроили демонстрацию, объявив этот день Днем политзаключенного в СССР. У этого объявления, подкрепленного голодовками и массовым невыходом на работы, был совершенно конкретный смысл. Вы нас судили по уголовным статьям. Это ложь! Вы нас держите вместе с уголовниками. По какому праву? Мы политические заключенные, и вы должны признать нас таковыми. Мы требуем отмены принудительного труда, ограничений в переписке, препятствий в допуске к литературе…
Репрессии лишили талантливого ученого звездного неба. И тогда астрофизик переквалифицировался в социального исследователя. После мордовских лагерей, Владимирской тюрьмы и поселения в Тарусе по отбытии срока (Москва для бывшего арестанта — закрытый город) под угрозой нового срока диссидента выдавливают за границу. Власть уверена, что она закрыла для своего идейного противника страну. Она ошибется дважды.
В Мюнхене Кронид издает два журнала «Вести из СССР» и «Страна и мир». «Вести из СССР» — чистая информация, хроника акций протеста и иных проявлений вольнодумства и вольнодейства, с одной стороны, и государственных репрессий — с другой. Наследница знаменитой «Хроники текущих событий». Если учесть, что культуры информации в СССР не было в принципе, а уж все то, что изначально подпадало под статью «антисоветская», тем более находилось под спудом, можно себе представить, каких усилий стоило выпускать периодический бюллетень подобного рода. «Страна и мир» — публицистический и литературно-художественный журнал, пространство интеллекта и духа, точно не знающее границ.
Отдельная страница, близкая моему сердцу, сотрудничество с журналом «Новое время». Вернувшись на родину сразу после путча, Кронид стал соредактором «Нового времени». Его политическими статьями — острыми, холодно-страстными, логически неотразимыми, сочетающими глубину научного исследования, энциклопедическую эрудицию и точную гуманистическую позицию — обычно открывался номер нашего еженедельника, и их читали все — друзья и враги, политическая элита и просто те, кто интересуются политикой. Чеченская публицистика Кронида была самым честным, достойным и бескомпромиссным словом, которое обличало, а может быть, и искупало преступление безумной военной авантюры.
А еще был другой Кронид — остроумный рассказчик, гурман, коллекционирующий страны, обычаи, вкусы и запахи. Другой — и тот же. Суровый правозащитник с несгибающимся позвоночником был веселым жизнелюбом, ценившим красоту и свободу.
В последней российской жизни у Кронида было множество ролей. Главный редактор «Российского бюллетеня по правам человека». Один из составителей новой Конституции. Член Общественной палаты при президенте Ельцине, из которой он демонстративно вышел с началом чеченской войны. Председатель Московской Хельсинкской группы… Но мне ближе его амплуа публициста.В 1997 году посмертно Кронид Любарский удостоился премии Академии свободной прессы в номинации «Мастер». Это была самая первая премия недолго, впрочем, просуществовавшей академии. В 2000 году Международный институт прессы — авторитетная организация редакторов и издателей — опубликовал мировой список 50 лучших журналистов закончившегося полувека. Критерии отбора были сложные: профессионализм и мужество, творчество и судьба, при этом от одной страны могло быть лишь одно имя. Россия представлена в этом мировом списке именем Кронида Любарского.Невольно Кронид преподал нам и этот урок — как стать публицистом. Обязательно ли быть для этого астрофизиком? Нет, конечно, но стремиться к звездам и не бояться терний — необходимо. Нужно ли быть диссидентом? Во всяком случае, помнить о том, что нормальная среда журналистики — гласность, а несогласность — непременно. И надо иметь выстраданную позицию, подчиняясь при этом — истине. «Если я получу в руки факты, необходимые для введения новой сущности «Бог», я не поколеблюсь изменить свою позицию». Это, конечно, снова Кронид.
