Айшат Магомедова, дагестанская мать Тереза, лежит в реанимации московской больницы, а в Махачкале тем временем уничтожают созданную ею уникальную благотворительную больницу. Жизнь Айшат напрямую зависит от судьбы ее детища.

Если бы в мусульманстве существовал институт монашества, Айшат была бы идеальной монахиней. Спокойная, всегда с легкой улыбкой, закутанная в большой белый платок («наследство моей бабушки»), она только входила куда-то, сразу наступала доброжелательная тишина. Семьи у нее нет, детей нет. Зато была у нее замечательная больница.

Как ни удивительно, эта благотворительная больница для женщин прожила целых 14 лет. Исключительно на пожертвования. В стационаре успели полечиться больше трех тысяч женщин, в основном — жительницы отдаленных высокогорных сел, и около 30 тысяч получили амбулаторную помощь. Теперь больница стала Дагестану не нужна. Арбитражный суд постановил: выселить больницу из больницы.

«…Я сама горянка, я знаю, как тяжело человеку жить в горах, особенно женщинам. Мы сняли фильм о горянках, там есть кадр: на фоне снежных вершин маленькая фигурка женщины. Она согнулась почти до земли, несет вязанку хвороста раза в три больше нее самой. Вот мамочка 13 детей родила и пятерых похоронила. Никто не ведет в горах статистику детской смертности. Горянка к 50 годам — изношенная старуха… Невозможно смотреть, как унижают этих несчастных, когда они без денег приезжают лечиться в город».

Айшат родилась в семье сельского учителя, закончила мединститут, стала известным в Дагестане врачом-гинекологом, много лет заведовала отделением в республиканской больнице. Когда в Россию пришел дикий капитализм и стало очевидно, что здравоохранение тоже превращается в доходный бизнес, Айшат не могла смириться. Созданная ею Лига защиты матери и ребенка была одной из первых общественных организаций в Дагестане.

А с 1994-го началась история больницы. Сама Айшат не решилась бы, это Минздрав республики предложил лиге взять полуразрушенное здание бывшей детской поликлиники. Студенты мединститута, жители города и приезжие из горных сел азартно работали на стройке. Самый большой вклад внесли земляки Айшат. Ее родное село Годобери издавна славилось строителями.

Возвести крышу, восстановить стены, заменить коммуникации. «…Министерство здравоохранения РД не располагает такой возможностью». Распоряжением Госкомимущества РД от 21 октября 1994 года № 464-р находящиеся в аварийном состоянии здания были переданы «в бессрочное и безвозмездное…».

Рождение больницы совпало с началом чеченской войны, в Дагестан хлынули толпы беженцев. Чем-то ирреальным казалась больница для бедных в окружении бурлящей роскоши дагестанской столицы. Рядом возникали рестораны, банки, ювелирные магазины, а за забором, как на другой планете, шла тихая, но по-своему тоже богатая жизнь.

Маленькая, всего-то на 20 коек больница стала своего рода очагом, обогревавшим тысячи обездоленных. Не только физическое здоровье здесь лечили. Во флигеле, который тоже отремонтировали методом народной стройки, открылся психологический реабилитационный центр. Шепотом рассказывали, что там разработана специальная программа для женщин, переживших насилие. Знаю не понаслышке, что мудрая Айшат сумела удержать от рокового шага не одну отчаявшуюся вдову, готовившуюся стать шахидкой.

Работала школа обучения для аутичных детей. Был создан центр толерантности, его волонтеров наперебой приглашали школы Махачкалы. При содействии швейцарского посольства были организованы курсы милосердия для санитарок. Когда случилась трагедия в Бороздиновской, Айшат поселила во флигеле 14 девочек из семей беженцев. Они давно не могли учиться, здесь им помогли догнать сверстников и выбрать профессию.

Последняя комиссия Минздрава выявила «грубое нарушение»: при женской больнице живут дети, и на них даже не заведены медицинские карты. Спрашиваю у Айшат: «Что это за дети?» «Ну никому не нужные дети. Наши дети!»

Теперь детей отдали в интернат, горянок отправили недолеченными в горы, закрыли на замок флигель, и только в больнице обязательно дежурит кто-то из врачей или сестер — судебные приставы уже начали описывать больничное имущество.

Что ж, больница давно была обречена, и даже странно, как удавалось Айшат, не имея ни копейки бюджетного финансирования, столько лет содержать свое хлопотное хозяйство, добывать современное медицинское оборудование и дефицитные лекарства, каждый день заботиться, чтоб накормить лежачих и принять десятки амбулаторных больных, оплачивать коммунальные расходы, налоги и при этом удерживать (на мизерных зарплатах!) высокопрофессиональных врачей и сестер.

«…Ничего удивительного. Нам помогал Всевышний. Через добрых людей».

Конечно, ей не могут простить, что большинство «посланцев Всевышнего» приезжали из-за границы. Всемирная авторитетность таких партнеров Айшат, как детский фонд ЮНЕСКО, «Врачи мира», «Каритас», немецкий фонд Белля значения не имеет. И не идет в счет щепетильность Айшат, отказавшейся, например, брать деньги у одного очень богатого фонда из Саудовской Аравии. Ее насторожило, что тот фонд (между прочим, официально зарегистрированный в Дагестане и хорошо ладивший с местными чиновниками) предложил взять больницу под свою крышу.

Выживанию больницы помогали, конечно, и россияне частными пожертвованиями, совсем небогатые люди делились порой последним. Но ведь были времена, когда из-за отсутствия средств нечем было накормить больных, и Айшат приходилось на свою пенсию покупать лекарства, собиралась даже заложить квартиру, чтобы оплатить накопившиеся коммунальные долги, из-за которых больнице отключили отопление.

«…И вот представьте: сидят наши голодные и замерзшие горянки возле электрообогревателя. Я им говорю: придется, наверное, закрывать больницу. Как вдруг стук в дверь, и входит группа иностранцев. Оказалось, Международный Красный Крест. Привезли мешок муки и продукты. А вскоре благодаря им у нас появилась своя автономная котельная».

Были у них и своя прачечная, и своя пекарня. В этой необычной больнице не было обычных больничных запахов. По утрам пахло свежеиспеченным хлебом.

В ее кабинете висел плакат со словами дагестанского писателя Али Нури: «Влечение к деньгам у многих людей сильнее, чем стремление к счастью». Кому она хотела доказать эту грустную истину? Пожалуй, самой себе. Чтобы легче было понимать тех, кто никак не хотел понимать ее. «Деньги, деньги, деньги… А когда станет очень богатым, тут его и убьют. Так зачем? Но мне жалко таких людей, не хочу их ругать. Хотя не понимаю: разве приятно быть чересчур богатым, когда рядом столько чересчур бедных? Самое главное — чтобы душа была чиста, этого богатства ни за какие деньги не купишь…»

Себя Айшат считала счастливой, светилась вся, вспоминая, сколько родов ей довелось принять, когда работала в республиканской больнице. «Это ни с чем не сравнимая радость. Когда подхватываешь на лету рождающегося человека, как будто саму тайну жизни в руках держишь».

Московским врачам никак не удается поставить Айшат на ноги. Возмущаются, что она, сама врач, так запустила свое здоровье. Букет болезней, и гемоглобин не поднимается, в два раза ниже нормы…

Травить ее начали еще в 2000-м. Тогда впервые всплыл вопрос о «не так» оформленных документах на право собственности. Но вмешались сочувствующие люди из Госсовета республики, и больницу оставили в покое. Более того, Госкомимущество исправило документы в соответствии с изменившимся законодательством.

Но вскоре был использован другой способ. По городу пошли слухи, потом их повторила одна местная газета, о связях Айшат с чеченскими боевиками. Якобы она отправляла через Дербент партию оружия. Ее эта ересь сначала повеселила: «Во, оказывается, я Мата Харри». Но было совсем не смешно, когда ночью ворвались в больницу люди в масках, выгнали из палат перепуганных женщин и начали переворачивать вверх дном кровати — искали боевиков, которые скрываются в подвалах. В больнице не было подвалов.

Айшат сама пошла тогда в ФСБ, просила, чтоб ей объяснили, в чем она виновата. Ее заверили, что абсолютно ни в чем.

Нет, суд не сказал: уничтожить. И не сказал: выселить. Решение суда округло: «Освободить незаконно занимаемые нежилые помещения». Последний срок — 31 декабря 2008 года — пропущен, судебные приставы насчитали больнице 50 тысяч штрафа. Им неловко: «Мы — люди подневольные, нас торопят».

Торопит «истец» — Мингосимущество. Так называется теперь комитет, который передал в 94-м руины больнице, а потом не раз терзал Айшат из-за «не так» оформленных (им же самим) документов. Теперь все бумаги — правильные. Пока тянулась судебная тяжба (первый иск был подан и тут же трусливо отозван еще в августе 2007-го), чиновники сумели перевести помещение больницы в собственность своего комитета. Как это могло случиться за спиной настоящего собственника — тайна кавказского правосудия.

Защищать права «ответчика» не раз ездил из Москвы адвокат некоммерческой организации «Юрикс» Станислав Горлов. Я спросила у него, рассматривался ли на суде какой-то альтернативный вариант: куда деваться больнице? «Нет, — ответил Горлов. — Этот вопрос сочли бы риторическим, выходящим за рамки рассматриваемого иска». И с горечью добавил, что юридические споры там вообще были бессмысленны.

На суде и во время многочисленных встреч с власть имущими больнице настойчиво предлагали один «выход»: заключите договор аренды, платите и тогда оставайтесь. Упрямая Айшат категорически не желала понять: как это — платить за то, что тебе принадлежит по закону? Да и чем же платить?

«…Подсчитанная экспертами годовая сумма за эту площадь — 1 миллион 350 тысяч руб… А здесь желают эксплуатировать государственные строения без оплаты… Каждому хочется жить за счет государства — пора положить этому конец…» (позиция Госкомимущества, «Дагестанская правда»).

Из письма коллектива больницы президенту Дагестана Алиеву М.Г.: «… Чиновники то берут, то отбирают, то подают иск, то его отзывают. Их активность точно совпадает с кривой роста цен на земельные участки в центре города».

Помню: мы подъехали однажды к больнице и не могли узнать знакомый поворот. Впритык к забору, на том месте, где раньше стояли под навесом столы и старики играли в нарды, всего за год вырос 9-этажный дом-красавец. Он как утес навис над больничным двором, загородив полнеба.

Что ж, занимаемая больницей земля — в каких-то пяти минутах ходьбы от Дома правительства — действительно золотая. И ее, конечно, можно использовать гораздо эффективней. Так что рано или чуть позже на месте больницы для бедных будут, конечно, построены элитные дома, и другие люди, здоровые и успешные, будут жить своей благополучной жизнью. И не напрасно ли борется с веком наше правозащитное сообщество, рассылая коллективные письма о том, что нельзя, просто немыслимо выбрасывать на улицу уникальную больницу? …На днях снова была у Айшат. Она меня не узнала. И сама была неузнаваемой. Сбился с головы ее белый платок, поседевшие волосы разметались по подушке, что-то невнятно шептали запекшиеся, с черным ободком губы. Только один раз она широко открыла глаза и четко, совсем не жалостливо произнесла: «Больно. Вы все не знаете, как это больно…»