Недавно я стал свидетелем поразительной сцены: полковник, который прошел многие горячие точки бывшего СССР и действительно боевой офицер, заслуженно получивший награды за мужество, получил еще и награду неожиданную — знак с изображением вождя всех народов.

Опустив по традиции его в фужер с соответствующим напитком и испив чашу до дна, воин перед водружением новой награды на грудь поцеловал образ генералиссимуса, и вдруг по щекам его потекли слезы. Я знаю полковника давно. Никогда не видел такой его слабости. Ни после Баку, ни после Чечни, а тут вот…

И вдруг подумалось: почему такое случилось, ведь полковнику лишь немногим больше 50, он родился, когда вождь уже давно в могиле лежал. Сталинистом полковника никак не назовешь. Откуда же в нем эта искренняя любовь к Иосифу Виссарионовичу?

Или не правы мы все, юродствующие над чувствами военных, которые видят в нем знамя нашей Победы?

И тут вспомнилось иное, прочитанное.

В апреле 1941 г. состоялось заседание Главного военного совета, на котором была подвергнута резкой критике обстановка в авиации страны. Аварийность росла день ото дня, и вождь потребовал объяснений. Начальник ВВС Рычагов был снят с должности, начальник оперативных полетов Миронов отдан под суд, остальные отделались выговорами.

А 18 мая был арестован начальник научно-исследовательского полигона ВВС Г. Шевченко. Причина — полигон наглядно продемонстрировал, что для уничтожения одного немецкого танка потребуется не менее 12 самолетовылетов лучшего штурмовика Ил-2.

27 мая был арестован начальник НИИ ВВС А. Филин. Через три дня — помощник командира Орловского военного округа Э. Шахт и нарком боеприпасов И. Сергеев со своим заместителем. Еще двоих посадили годом раньше. 31 мая арестовали генерал-лейтенанта П. Пумпура. До тех пор следствие ни шатко ни валко раскручивало 3-е управление Наркомата обороны (контрразведка — бывший Особый отдел НКВД, переданный в НКО в феврале 1941 г.). Но Сталин видит, что начальник его, комиссар госбезопасности А. Михеев, просто волынит, и кричит на него в присутствии главы НКВД Л. Берии и наркома НКГБ В. Меркулова. В результате дальнейшее «расследование» передано в НКГБ, что, по сути, — нарушение: военные расследования ушли из рук военной контрразведки.

И начался отлов широким бреднем в подвалы НКГБ на Лубянку руководящих работников ВВС страны.

4 апреля арестовали замначальника штаба ВВС П. Юсупова и начальника отдела НИП С. Онасько, через трое суток — начальника управления ПВО страны Г. Штерна, замнаркома вооружений Б. Ванникова, зам-командующего ВВС ЛенВО А. Левина.

Началась война, а маховик репрессий только развернулся. 24 июня схватили генерал-лейтенанта авиации П. Рычагова, лучшего боевого летчика страны.

Потом аресты стали повальными.

Допросы вели самыми садистскими методами, хотя и палачи, и жертвы понимали, что смысла в том нет. Меркуловцы (так будет вернее, ибо Главное управление госбезопасности относилось к НКГБ, а не к НКВД) выбивали совершенно дикие признания. Потом НКГБ слился с НКВД, и Берия, ставший вместе со Сталиным членом ГКО, внимательно следил за тем, чтобы узники лубянских подвалов оттуда обратно на свет уже не выбрались, и старательно подавал Верховному главнокомандующему на подпись списки обреченных.

Случайно удалось выбраться из узилища К. Мерецкову. А другие — Рычагов, Штерн, Смушкевич, Проскуров, Арженухин, Володин — будут уничтожены 28 октября.

Расстрел 28 октября уникален — он не был оформлен никаким судебным или квазисудебным решением. Основанием для расстрела послужило, как указано в акте о приведении приговора в исполнение, «предписание Народного комиссара внутренних дел СССР Генерального комиссара государственной безопасности тов. Берия Л.П. от 18 октября 1941 года за № 2756/6». Разумеется, этот расстрел не мог быть осуществлен без ведома Сталина (об этом показывал и сам Берия на допросе 31.07.1953 г.). В Куйбышеве специально приехавшими из Москвы старшим майором госбезопасности Баштаковым, майором госбезопасности Родосом и старшим лейтенантом госбезопасности Семенихиным были расстреляны 20 человек, еще пять человек из того же предписания были расстреляны в течение ближайших дней в Саратове и Тамбове.

Но останется еще одна группа военных. Особая. Те, кого не успели забить в лубянских подвалах в 1941 г. Их много. И есть возможность вернуть их фронту. Есть. И Берия подает список Сталину.

Вождь просмотрел этот список генералов и надписал кратко: «Расстрелять всех поименованных в списке». 13 февраля 1942 г. чекисты выставили узников на Особое совещание НКВД СССР. И даже после этого оставалась тонкая ниточка между жизнью и смертью. Ее, эту паутинку, держал в своих руках вождь и Верховный главнокомандующий. Он понимал, что значит для узника каждый миг надежды на жизнь.

23 февраля 1942 г., в День Красной армии, генералов повели на расстрел…

…А в 2008 году полковник Российской армии плакал, целуя лик Сталина на странной награде. Почему? Наверное, потому, что юность и молодость прожил он в той стране, где много говорилось о твердом генералиссимусе-победителе и где были болтливый Хрущев, сонный собиратель значков Брежнев, непонятно что сделавший для страны Черненко…