За исключением последних 20 минут, фильм стилизован под «докудраму». Один из членов банды скинхедов снимает на камеру агитационные сценки для Youtube, которые с самодеятельным азартом разыгрывают подельники, фиксирует для вечности и жизнь самой банды «Россия 88» (кто не знает, «88» - «HH» для сведущих означает Хайль Гитлер) - так сказать праздники и «рабочие будни»: избиения «черных», гастарбайтеров. На улице, среди бела дня. Снимающего поначалу не видим, слышим лишь его прозвища - «Абраша», «Мойша». На самом деле, это щуплый Эдик, с гитлеровским зачесом, изживающий собственные комплексы, за счет адреналина насилия, который хавают ложками начинающие фашисты. Собираются они, как водится, в большом подвале под чутким руководством школьного преподавателя ОБЖ. Бывшего военного, прошедшего Чечню. Абраша буквально боготворит главаря банды, харизматичного Штыка, со всем юношеским максимализмом и пылкостью вверившего себя фашистской идеологии.

В фильм включены реальные интервью, взятые скинами под видом «ТВ-88» на Тверской, в электричках. Эти синхроны пострашней разыгранных скинхедами агиток. «Россия для русских!» «Черных вывозить, как в сталинские времена!».

Фильм может стать настоящей бомбой, для общества, которое старается не знать: что с ним происходит.

— Идея снять игровое кино о современных фашистах довольно рискованна во всех отношениях. Чем она вас увлекла?

— Снять кино про скинхедов думал один мой товарищ еще лет 10 назад, хотел снимать меня в главной роли. Да и я этой мыслью заболел давно. Я занимался журналистикой, для материала в «Большом городе» ездил в Польшу искать местных скинхедов с русофобскими настроениями. Нашел.

— По морде не получил?

— Они там мирные, в отличие от наших. Все в рамках fair play («игра по правилам»). У одного крошечная свастика на брелке. Больше ничем себя не выдали. Поэтому сложно сказать: «Меня осенило: я должен это сделать!». Не было такого. Стечение обстоятельств. К тому же, достаточно давно хотелось использовать прием съемок субъективной камерой. Может это не скромно, но задолго до «Ведьм из Блэр». Десять лет назад я придумал сценарий в форме видеодневника. Постепенно идея совместилась с формой. Появился Youtube, который стали активно использовать скины. Дневниковая форма стала актуальной. К тому же, это путь для малобюджетного кино, которое можно попробовать снять самим. Нас трое товарищей продюсеров: Василий Соловьев, Петр Федоров и я. Василий сказал: «Не плакать. Деньги найдем». Ходил по друзьям, собирал по 500 долларов - для кармана людей небогатых это ощутимо. Мы вложили свои деньги. Зато на этапе выпуска нам помогли старшие товарищи: Анна Михалкова, Александр Шейн, Александр Роднянский.

— Во сколько же обошлось производство фильма?

— Съемочный и подготовительный период вышел в $86 тысяч.

— История была прописана или обрастала «мясом» по ходу собирания фактуры?

— Примерно полгода сидел, набирал материал. Параллельно писал сюжет.

— Помимо Интернета ходили ли в «подполье», на собрания правых?

— Честно говоря не очень. Была большая тусовка где-то в начале 90-х, все неформалы общались друг с другом в Александровском саду. Там можно было встретить и скинхэда, и «черта лысого». Прорвало. Разрешили носить что угодно. Употребляли наркотики. Такая подростковая романтика. В основном играли в моду. Не убивали. Как сейчас: поискать ножичком в толпе и убить. Большая часть тех ребят ушли от идеологии. Многих вижу в кино. Ну и были они не столько скины, скорей рухнули в моду «милитари». На Западе, кстати, у скинхэдов множество разновидностей. Есть коммунисты, фашисты, геи. С реальными фашистами практически не встречались. Во-первых, не хочется. Во-вторых, когда я работал на «Эхо Москвы» или «Арсенале», периодически эти люди звонили в эфир, пытаясь донести мысль, зачастую одну и несложную. Когда начал собирать материал, пытался связаться с одной активисткой, которая ведет ЖЖ. Обещала меня позвать на сбор, потом пропала. Ну и ладно. Однажды мы с Петей встречались с парнем, который никакой не активист. Рядовой. Съездили на встречу, купили ему и девушке пиво. Пообщались. Хотели понять, правильны ли наши представления об этих ребятах. Что в основном, все-таки, они заблудившиеся, идеология эта не выстрадана. Я еще раз удостоверился: у них каша в голове. Когда они пытаются задуматься о каких-то смысловых вопросах, собственного усилия понять, как устроен мир – не хватает. Поэтому берут готовые догмы, и эти клише в достаточно хаотичном порядке складываются. Получается искаженная картина мира. Но - простая, доходчивая.

— Собственно эта ваша догадка и стала стержнем фильма, который не о радикалах. О запутавшихся. Но и их путь, начертанный фашистской идеологией, чудовищно бесперспективен. У ваших героев были прототипы? У Штыка, блестяще и мускулисто сыгранного Петром Федоровым, Бояна, Свинины?

— Вообще-то, не хотелось, чтобы имя это звучало. Ну, ладно. Все и так знают, кто такой Марцинкевич (кличка Тесак). Один из главных публичных наци-скинов. Его объединение «Формат 18» в основном занималось пиаром, снимали ролики. Мы использовали ролики, чтобы понять «систему», по жанрам разложить: постановочные, игровые, шуточные. Есть псевдоизбиения, есть настоящие. По принципам этих «жанров» мы и снимали «кино» банды «Россия 88». Прототипом его не считаю, впервые называю имя. Не хочу, чтобы его ассоциировали с нашими героями. Он не представляется человеком запутавшимся. Умеет находить свою выгоду - видимо, стремится в большую политику. В этом смысле наш Штык хотя бы честнее. У замечательных авторов - Фрида и Дунского, когда они сидели на зоне, был рассказ «Лучший из них», про вора в законе. Они взяли блатную романтику, сделали историю «про самого лучшего», потому что про худшего - не интересно. Такая антитеза шаламовским рассказам. Мы попытались сделать то же, взяли лучшего «из них».

—И трагическим финалом продемонстрировали необратимость пути?

— У этой истории другого финала быть не могло. Штык не мог приспособиться, иначе бы он был Тесаком.

— Страшновато-смешны эпизоды семейных застолий, в которых приличные родители наставляют сыночка, инкрустированного свастиками, на путь истинный. Мол, важно найти свое призвание, сынок. Вы - в теме. Каким образом уживаются с фашистами родители, соседи, сверстники?

— Тут возможны варианты. Наиболее тривиальный, когда ксенофобия обжилась в семье, сын по наследству ее принимает. Кухонная, обыденная, будто безобидная, у старшего поколения, у младшего выплескивается на улицу. Вторая история, когда национализм идет от протеста. Мне кажется, в основном, в подполье уходят люди, которым не удалось реализоваться в действительности. А реализовываться по образу и подобию «предков», которых они считают аутсайдерами - не хотят. У них разные ценности. И смириться не могут, и привыкают друг к другу сильно. Только со стороны глядя можно понять, какая это безумная трагедия. А на бытовом уровне ежедневные перепалки, стычки, шутки.

— «Скажи Зиг Слава России!», - призывает Штык любимую сестричку, которая нежно щебечет в ответ: «Слава Зайцев!».

— Было сложно это на английский перевести, переводчики придумали. «Say Glory to Russia!».

— Съемки под «хоум-видео», внезапные обрывы, скачки, «засветки» были придуманы уже на этапе сценария?

— Что-то в сценарии было заложено, что-то выверяли по ходу съемок, монтажа.

— Ощущение, что свет не выставлялся, что все схвачено, выхвачено как есть: на улице, в бункере.

— Все засветки, «брак» – прием, который оператор замечательно выдержал. Я посмотрел как в «Монстро» шикарно играет субъективная камера, все связано: роскошный свет, декорации, спецэффекты – я бы так не смог даже с их ресурсами. Можно попытаться напитать историю эмоцией, переживанием персонажа, в том числе того, который за камерой. Камера в меньшей степени должна быть художественной. Когда первый раз говорил с оператором Сергеем Дандуряном - он талантливый человек, но как многие люди его поколения делал в основном рекламу и клипы – сказал, что камера должна быть максимально живой. Не в плане метода, стилистика съемки должна стать катализатором эмоционального состояния. В общем, нужна «эмоциональная камера». Таким срывающимся от скепсиса голосом он упирался: «Можешь рассказать… Ни у кого это не получалось» Тем не менее он это сделал. Мы шли от стиля дневника. У скинов Youtube серьезный инструмент влияния и продвижения. Многие в это играют: от политических пиарщиков, как Тесак, до взрослых дядек на Дальнем Востоке, которые в шапках-масках проходят полосу препятствия на тренировочных базах, и убивают под камерой.

—А вы не думали, учитывая как снята картина, о прокате не только экранном, но и интернетовском.

— Изначально была идея снять на видео: быстро дешево и сердито. Но Дандурян – перфекционист: «Только пленка!». Сразу смета выросла в три раза. Не жалею. В какой-то момент поняли, что хотим делать художественное кино.

— Субъективная камера дала еще одного героя, того, что смотрит в объектив. Эдика интересует не только жизнь банды и агитация либерального населения, ему интересно само кино. Почему вы решили сделать его полукровкой?

— Хотелось воздать всем сестрам по серьгам. Во-первых, рано или поздно выяснилось бы, что я еврей. А тут просто: еврей порочит честь русского народа. Хотелось некую доли самоиронии привнести…

— Ну да, он автор фильма внутри вашего фильма. Он – «альтер эго» режиссера?

— Не настолько плотно. Это Флобер мог позволить себе сказать: «Мадам Бовари - это я». Что-то свое, надеюсь, в каждого из персонажа вложил. В том числе в Эдика, у которого отец еврей. Вроде это нельзя назвать нацизмом, как полагает сам герой. Тут тонкая материя, которую хотелось бы рассмотреть. Национальная тема шире отношений титульной русской нации со всеми остальными. В этом кино нельзя было затрагивать тему кавказского шовинизма, но и он существует. Шовинизм по отношению к другим неприятен в любой своей форме: белый, желтый, черный. Этот персонаж возник, потому что хотелось какого-то внутреннего конфликта. Понабился персонаж, смотрящий на все внутри кадра, а рефлексирующий со стороны.

— Свежо и энергично снятое под репортаж кино, в последние двадцать минут вдруг переключается на сугубо игровой сюжет – вариацию истории Ромео и Джульетты. Зачем понадобился этот стилевой монтаж?

— Хотелось, чтобы зрители приняли условия игры. Поверили в документальность происходящего. Я консультировался с одним почитаемым мною драматургом. Он сказал: «Ну, парень. Это неправильно. Надо с самого начала вводить кавказского юношу, с которым связана последняя часть картины. Закручивать сюжет в трехчастную композицию». Я согласился, но в нашем кино ничего менять не стал. Петя Федоров точно сформулировал форму: «Сюжет, как подарок».

— Ваши персонажи выпуклые, харизматичные. Особенно главный герой – Штык. Мужественный, честный, непреклонный, преданный идее – плохой идее – но искренне преданный. Ни одного подонка в фильме я не увидела…

— Но к финалу понятно, что они не лучшей пробы, когда банда распадается - и Штыку предлагают пойти «сдаваться». Мне кажется, этот жанр и не подразумевает стопроцентной четкости, сформулированности. Почему они не окончательные подонки? В чем-то обаятельны? Потому что не хочется эту обширную группу людей перечеркнуть. «Все. Они – конченные». Есть надежда, что хотя бы с некоторыми из них можно и нужно разговаривать. Мало того, есть большая масса людей колеблющихся. Не утвердившихся в этой идеологии, но опасно близких к ней. В этом смысле показательны интервью, которые мы брали на улицах. Есть же статистика, примерно подтверждающая соотношение людей, которые «за интернационал» или за «Россию для русских». Последних - около 70%. Но кажется, люди не конца понимают, о чем идет речь, к чему они призывают. Может, если они героям посочувствуют – задумаются? Наша авторская идеология – не в диалогах или деталях, она - в драматическом сюжете.

— Есть точка зрения, что о людях утверждающих моральный беспредел, типа Жириновского или скинхэдов не стоит говорить средствам информации - не делать им пиар. Дабы не возникли толпы подражателей.

— Считаю это неверным. Только скинхэдов у нас по разным подсчетам десятки тысяч. Если не армия, то несколько укомплектованных дивизий. Вот что страшно. Многие из них уже убили. Они уже потерянные. Их не вытащить. Это кино не для них. Но рядом - десятки тысяч. Общество должно понимать, что они - часть нас. Если конечно, мы воспринимаем себя как общность, организм. Просто презреть? Это то же, что сказать: «У меня болит печень, но не хочу о ней думать. Для меня ее больше не существует».

— Значит, у вас были опасения, что ваши герои могут стать предметом для подражания?

— Да, мы учитывали опыт других картин. «Ромпера-стомпера» в частности, ставшего иконой для скинхэдов. Там финал не такой однозначный как у нас, и азиаты крайне непривлекательны. С точки зрения идеологии есть вопросы к фильму и к режиссеру.

—В интервью, которые вы снимали на улицах, была представлена и другая точка зрения, которую скины просто обрывали выключением камеры. Но знаю, была идея эти интервью показать в финале картины.

— Это была не моя идея. Превращать историю в плакат, значит убить ее - прежде всего для колеблющихся. Однозначная агитка, тенденциозность вызовут отторжение.

— В фильме есть символичный кадр. На кромке обрыва трое скинхэдов мочатся на огромный город, небо над которым освещено салютом.

— Если честно, я тоже об этом кадре думаю – для меня он выражает смысл фильма. Ведь это еще и 9 мая, на что подспудно указывают предыдущие кадры.

— Размышляли ли вы в группе о теме патриотизма, которая сегодня узурпирована правыми, и вызывает большие разночтения в обществе?

— Я думал на эту тему будучи журналистом. Считаю, что не надо стыдиться произносить слово «патриотизм», обращаясь именно к этим людям. Мы молчим, и этим пользуются публичные политики, маскирующиеся под нормальных граждан - по сути – ублюдки, которые хотят нас разделить. Хотят, чтобы пролилась кровь. Сделать на этом деньги и пиар. Им ловко произносить это слово. Страшно, если их декларации станут общим курсом. Хотелось побороться против националистической транскрипции этого слова. У меня был спор с товарищем по поводу Грузии. Пытался доказать ему, что патриотизм не в том, чтобы безоговорочно поддерживать «партию и правительство». Если видишь ошибку или неправоту, необходимо об этом говорить. Потому что патриотизм это боль за происходящее. Если сопричастность свою ощущаешь, важно критиковать недостатки. Желающие похвалить, воспеть найдутся. Им еще денег за это приплатят. Не может быть патриотизма с точки зрения ненависти. Необходимо сочувствие. Попытка что-то изменить… В чем трагедия наших персонажей? Среди них есть невежественные, которым нравится адреналин, тусовка, республика ШКИД, «Зарница». О них сегодня никто не заботится, они самоорганизовываются. Но есть лидеры, внушающие им, что они меняют мир к лучшему. Есть политики, которые пользующие их в своих целях. Хочется посредством кино посеять хотя бы сомнение: а к лучшему ли они меняют мир?

— Лучший персонаж в истории - учитель ОБЖ со шрамом на щеке. Воевал в Чечне. Считает, что его предали-продали в Хасавюрте. Сейчас пригрел банду у себя в котельной, и в свободное от уроков время «по-отечески» наставляет молодых фашистов.

— Это не мое открытие этого человека. У нас он выступает под псевдонимом. Шесть лет назад попросил о главной роли второго плана. Я пообещал, и слово сдержал. Мы вместе додумывали биографию. Он вжился в предложенные обстоятельства глубже, чем профессиональные актеры. Вложил много личного про «запутавшихся людей». Он первым произнес эти слова. Это и сыграл. Обычно он просыпается в восемь и ложится в одиннадцать. С нашими съемками потерял сон вообще. Звонил в три часа ночи: «Я понял, что должен ему ответить, записывай». Уникальная самоотдача. Вообще, с таким энтузиазмом, зараженностью общей идеей: всей группы, актеров - я не видел. Нас было мало, работали без осветителей. Все помогали друг другу.

— Актер Петр Федоров, сыгравший главную роль, и музыку писал, и монтировал вместе с вами.

— У каждого было несколько профессий. Петя - один из соавторов. Роль писалась на него. В процессе работы обогащалась. Он говорил: «А давай, день рождения сделаем?». Я уходил писать «день рождения героя». Снова обсуждали. Он ответственно относится к процессу перевоплощения. Погружение в роль началось месяца за два до съемки. Изменился даже физиогномически. Теперь его не узнают.

—Вы влезли с головой в совершенно чужой для вас мир. Что поразило, задело?

— Задевает, безусловно, спокойствие, с которым говорится о страшных вещах. Я много читал форумов, реальных инструкций к убийству…

—Вы их частично использовали… Не может ли призыв «на камеру» Штыка «выходить на улицы» стать руководством к действию?

— Да нет, существуют значительно более точные, конкретные инструкции, мигрируют с сайта на сайт. Они намного страшнее. У нас в этом отношении – кино мягкое. В реальных роликах все выглядит так. Ребята 18-20 лет, не очень симпатичные, не очень умные, снимают ролики, в которых берут ножи – и убивают. Это подсадка на адреналин. Там объяснят: как убивать людей, как замести следы. Меня поразила интонация и странный юмор, который там присутствует. Описание как правильно убить человека — через смех, шутку. Все на веселом кураже.

—Сейчас выпуская картины, все заботятся о кассе. Ваша сверхзадача?

— Отчасти воспринимаю это как журналистскую работу. На первоначальном этапе журналисткой работой и занимался: работал с источниками, искал фактуру. Во многом это политическая история. Были и личные мотивы. У нас в группе много ребят пришли с сериала «Клуб». Одна из задач показать, что можем делать не только пригламуренные, местами пошловатые сериалы. У меня самого было сильное ощущение нереализованности. Мои контакты с продюсерами нередко заканчивались чудовищными скандалами. Хотелось сделать кино адекватное себе. Думаю, это не только моя мотивация. Одна из продюсеров говорила мне, что режиссер не иметь права получать удовольствия от кино. Это ошибка. Мы получили колоссальное удовольствие от работы над фильмом на одном дыхании. Казалось, сейчас доснимем - сразу бросимся в новое кино. Когда дошли до крайнего съемочного дня - упали и не встали.

P.S. Скиновский «ЖЖ» уже закопошился, заранее точит зубы на режиссера, «чьи родственники погибли в Варшавском гетто». А Бардина греет идея еще одного малобюджетно кино. Снова про людей, о которых снимать и говорить не принято… Отчего бы не попробовать?