Пятого ноября мир изменился. Он в очередной раз заново открыл для себя Америку. Сама Америка во второй раз за последние полвека тоже заново открыла себя. Первый раз это случилось, когда она выбрала Кеннеди – католика и ирландца, – преодолев сразу два мощных барьера: религиозный и национальный (к слову, в XIX в. на полном серьезе существовали теории о том, что ирландцы относятся к «темной расе»). Теперь ее президент – выходец из Африки (причем во втором поколении, с живой бабушкой в Кении) и сын мусульманина.
Да, да, да, все это – PR, «витрина», за которой скрывается… На самом деле ничего принципиально не изменится – ни в экономике, ни в политике… Стоп. Не так. Уже изменилось. Так же как изменилось – резко и надолго – при Кеннеди (который даже посмертно «вносил» колоссальный вклад в политику своей страны). Изменилось то, как воспринимает США окружающий мир. В свое время даже в СССР партийной пропаганде приходилось неустанно напоминать (в том числе самой себе), что при всей соей симпатичности Кеннеди – представитель агрессивного империализма. Ну, нельзя серьезно ненавидеть таких людей. И даже в СССР многие люди открыто плакали 22 ноября 1963 г. Военные операции во Вьетнаме (в ограниченном масштабе) начал Кеннеди, но историческое бремя вины за «грязную войну» навсегда легло на несимпатичного Джонсона.
На выборы Обамы Россия – пусть и косвенно – отреагировала посланием президента Медведева. Если единственной задачей Кремля было создать новостной повод адекватной громкости, то она выполнена блестяще: в мировой прессе мы идем бок о бок. Жаль только, что под заголовками вроде «Первый вызов Обамы». В рейтинге несвоевременных политических ходов года мы сделали почти непобедимую заявку на первое место. Да и по десятилетию неплохо котируемся. Дай бог, чтобы этот ложный шаг не вошел в учебники истории – в одном ряду с хрущевским навеки выдранным из контекста «Мы вас похороним».
Для нас критически важно понять: вести себя с обамовской Америкой так же, как с бушевской, – колоссальный стратегический просчет. Когда мы подкладывали мелкие кнопки на стул Дж. У. Буша-мл., огромное количество людей аплодировало (пусть и не открыто) нашей смелости и остроумию. Но обижать новый мировой символ оптимизма, жизненного успеха и стремления к переменам – значит, выставлять себя тупым и злобным хулиганом.
Америка, почти привыкшая к мировой нелюбви, пытается осмыслить в одночасье свалившийся на нее новый статус: по всей Африке люди танцуют вокруг «звездно-полосатых» флагов (которые еще недавно с удовольствием жгли), Азия ликует, Европа полна энтузиазма и даже ненависть Ирана и «Хамас» к США уже выглядит искусственной. На этом фоне размещение ракет в Калининграде – шаг, который еще неделю назад многие в мире сочли бы разумным ответом зарвавшимся империалистам, – выглядит уже пощечиной мировому энтузиазму. Так же смехотворно выглядит новый 6-летний срок президентства: Америка готова менять себя с головы до пяток, а Россия ищет косности и застоя – вот послание, которое на самом деле доходит теперь до мира. Это опасно. Это чудовищно опасно для нас. Вот теперь мы можем оказаться во всамделишной международной изоляции – совершенно искренней на всех уровнях, от глав государств до домохозяек.
Нас подводит то, что, похоже, мы продолжаем жить в дипломатии XIX в. – делавшейся в тиши кабинетов, где слова диаметрально расходились с делами и в кулуарах можно было тонко обо всем договориться. «Сиэненизация политики» (от CNN) может сколь угодно презираться нами, но она – свершившийся факт. Бороться с ним – значит плевать против мирового ветра. Современная дипломатия, если она хочет быть эффективной в отстаивании интересов страны (а не «агрессивной», как требовал президент от российских послов, – как будто агрессия является целью, а не инструментом), должна принять законы телевизионного ньюсмейкерства. Широкие улыбки, остроумные, но незлые реплики, легкие и прямые аргументы – все то, от чего наших политиков почти физически тошнит. Это сильно противоречит нашему глубоко культурному стремлению разделять «на самом деле» и «на словах». Однако мир теперь живет словами, и они определяют то, что есть «на самом деле». Никакой «настоящей правды», кроме идущей в мировых новостных блоках, более не существует. Увы.
Мы можем, конечно, попробовать выстроить вокруг себя башню уверенности в своей правоте и доносить из нее до семи миллиардов человек важность платоновского подхода к «истине». Эта задача тянула бы на благородно-бессмысленный научный подвиг, если бы попытка ее реализации не имела опасных практических последствий. Время сейчас против нас, и оно идет очень быстро. Либо мы присоединяемся к миру, полному энтузиазма, и строим резонирующий с ним образ новой, открытой и дружелюбной России – либо становимся в нем нелюбимым, нежеланным и незваным занудой-гостем, которого терпят ровно столько, сколько требуют правила приличия, и которому не простят даже видимость ошибки.
Первый неверный шаг – президентское послание – еще можно загладить, но если мы продолжим поступать, как мой анекдотический тезка – «А я наряжусь какашкой, буду вонять и испорчу вам весь праздник», – то очень скоро займем освободившееся место самой нелюбимой нации в мире.
