В прошлом году в Ростовском окружном военном суде был вынесен приговор капитану Ульману и трем его сослуживцам, убившим шестерых мирных граждан в Шатойском районе Чечни в январе 2002 года. Они были дважды оправданы судом присяжных, но в том, что обвинительный приговор все же оглашен, сыграли роль и публикации Анны Политковской в «Новой газете».

Первый материал вышел в феврале 2002 года. Чтобы сделать его, Анне понадобилось не только журналистское мастерство, но и мужество. В Шатой вела горная дорога, разбитая снарядами, гусеницами танков и БМП. Машина то скользила на обледенелых кочках, то застревала в грязи. Наконец добрались до Шатоя. Военные на блокпосту, увидев знакомого таксиста, пассажиров проверять не стали. Дальше нужно было ехать в Нохч-Килой, еще выше в горы, туда можно попасть только на «Ниве» или уазике.

Встречаться с теми, кто только что потерял самых близких людей, очень тяжело. Как задать вопрос, когда душат слезы, и мучиться, что опять бередишь рану… Анна плакала и спрашивала в доме убитой и сожженной Зайнап Джаватхановой, матери семерых детей, беременной восьмым, в доме убитого и сожженного Сади-Магомеда Аласханова, директора школы, убитого и сожженного завуча школы Абдул-Вахаба Сатабаева, убитого и сожженного лесника Шахбана Бахаева, убитого и сожженного водителя Хамзата Тубурова.

Только к вечеру Анна вернулась из Нохч-Килоя. Ночевали у ее знакомой - Эльзы в маленьком селе. Тишину то и дело прерывал гул отдаленных взрывов. По горам работала артиллерия. На языке военных это называется «беспокоящие обстрелы». Считается, что беспокоят они боевиков, но чаще всего от снарядов страдают дома и скот горцев. Утром Анна пошла в комендатуру и военную прокуратуру. Разговаривала с майором Виталием Невмержицким, начальником армейской разведки Шатойской военной комендатуры, который, первым увидев то, что натворил Ульман и его команда, нашел в себе гражданское мужество сказать простые слова: «Попал, браток». И - с военным прокурором Андреем Вершининым, добившимся ареста подозреваемых. Они, просто выполнив свой долг, пошли «против своих», что требует гораздо большего мужества, чем пойти против врага. И Анна в своей статье отдала этому должное.

После этого - в село Старые Атаги, где жила мать Магомеда Мусаева, того, кто был убит, но не сожжен. Потом стемнело. Выехать из Чечни Анна с Эльзей уже явно не успевали. Поехали в сторону Грозного. Едва они скрылись из вида, к дому матери Мусаева подъехала другая машина. Из нее выскочили военные и тут же спросили, где Политковская. «В Грозный поехала» - ответила женщина. Военные рванули так, что колеса завизжали. Кто это был? Зачем она им была нужна? Ночевала Анна в Старых Атагах у родственников Эльзы. Узнав, что ее ищут, стали думать, как выбраться в Назрань через посты, особенно через пресловутый пост «Кавказ». Решили, что лучше спрятать Анну на виду, то есть поехать на рейсовом автобусе. А для того чтобы московская журналистка не выделялась среди обнищавших, замученных войной чеченских женщин, ей дали большой платок и калоши. Очки пришлось снять.

И все-таки ее узнали. Эльза, сидевшая рядом, слышала, как по автобусу пробежал шепоток. Никто не бросился к ним, никто не произнес имя, но отовсюду летело тихое: «Спасибо, вам. Спасибо, вам. Храни вас Бог». На посту водитель отдал так много паспортов на проверку, что милиционер не заметил, что сдали не все. В Ингушетии сразу пересели в такси, и только когда самолет взлетел, Эльза вздохнула с облегчением. Через несколько дней читатели «Новой газеты» знали о трагедии, произошедшей в чеченских горах.

Но прошло еще шесть лет и три суда, когда приговор, наконец, был вынесен: преступники получили от 9 до 14 лет лишения свободы, но выслушал его только один из подсудимых, Алексей Перелевский, остальные скрылись незадолго до этого. Потому что тот же суд посчитал, что не столь уж опасное преступление они совершили, чтобы держать их под стражей.

Теперь Ульмана, Калаганского, Воеводина ищут так же, как убийц Анны.