Каста жрецов

Ученые гуманитарии (к примеру, доктор педагогических наук Сергей Поляков из Ульяновска) утверждают, что в смутные, переходные времена (в отличие от революционных, перестроечных) на первый план в извечном соревновании психологии и педагогики выступает психология. Для примера вспомните, как гремела педагогика сотрудничества в период горбачевской перестройки, какие многомиллионные аудитории собирали у телевизоров педагоги-новаторы… И как быстро отошел этот шквал, сменившись бумом повального увлечения психологией. Психология диктует нам тренинги и тесты, включая ЕГЭ, царствует в школах и офисах.

На этом фоне после вульгарных «попсовых» Кашпировского и Чумака эфир перехватили куда более респектабельные доктор Курпатов, другие психотерапевты, психоаналитики… Имена Роджерса, Фрейда, Адлера, куда реже отечественного Выготского (кстати, американские ученые называют его «Моцартом в психологии») начертаны на знаменах нового авангарда отечественного человековедения.

Но тут, я считаю, пора ввести на авансцену науку-Золушку, волей судеб оказавшуюся в нашей стране в роли изгоя: имею в виду психиатрию. Ясное дело, у продвинутой интеллигенции тут же всплывает в сознании термин «карательная психиатрия»… Я же предпочитаю менее кровожадное определение психиатров как некоей «закрытой касты жрецов». (Разговор о «карательности» психиатрии — отдельная тема, как и о степени ангажированности тоталитарным режимом других сфер: педагогики, философии, церкви, правосудия, литературы, искусства…) Закрытость же современной психиатрии проистекает, по моему мнению, все же перво-наперво из гиппократовского «не навреди», тут имеются в виду прежде всего интересы самих душевнобольных людей, их отторжение и неприятие со стороны современного общества, уготовившего им роль социальных изгоев (заметим, так в человеческой истории было не всегда). И потому по-своему скрываемых психиатрами в клиниках и диспансерах даже на уровне официального диагноза в больничном листе, в котором не сообщается истинный диагноз — шизофрения, МДП, депрессия, — а записывается некий общий туманный термин.

Закрытость самих клиник, где все двери заперты на особый ключ, строгая конфиденциальность общения психиатра и пациента — не менее строгая, чем тайна исповеди в церкви, ни с чем не сравнимая власть психиатра над душой больного привели к мифотворчеству и массе предрассудков вокруг теории и практики психиатрии.

Но сейчас, в начале XXI века, ситуация в корне изменилась. Душевные недуги, к прискорбию, теряют свою исключительность, становятся мучительным бытом сотен миллионов больных и их близких в современной цивилизации.

В недавнем интервью журналу «РОКК» (Российское общество Красного Креста) под рубрикой «ЧП вселенского масштаба» академик РАМН, директор Центра психического здоровья РАМН А.С. Тиганов свидетельствует: к 70-м годам прошлого века на первое место по губительности для человечества вышли сердечно-сосудистые и онкологические заболевания, а также СПИД, чума ХХ века, да и XXI века тоже. Но в наше время как-то незаметно и тихо на это место выдвинулась депрессия, оттеснив и инфаркт, и инсульт, и все разновидности рака. Тиганов жестко подытожил: «Человек может быть слепым, глухим, не иметь рук и ног, но тем не менее оставаться человеком. Лишившись же разума, он перестает быть человеком».

Аленушка

С конца прошлого века сначала в Америке, а затем и в России стали выходить уникальные издания как самих больных, так и специалистов для широкого круга читателей, посвященные душевным болезням. Пока это еще эксклюзив, книги эти можно по пальцам пересчитать… Потому спешу представить одну из них: Д.А. Андреев, «Депрессия как страсть. Депрессия как болезнь» (издательство Артос-Медиа, АО «Молодая гвардия, тираж 5000 экз., ООО «Неугасимая лампада»). На мягкой обложке — «Аленушка» Васнецова, сидящая на большом сером камне у темного омута-пруда. Волосы растрепаны, босые отнюдь не барские ножки судорожно сцеплены, взгляд пустой и застывший. Поначалу Васнецов хотел иначе назвать картину — «Дурочка».

Ясно, что отнюдь не любоваться водной гладью пришла Аленушка к омуту… Хрестоматийный, собирательный образ, сродни нашему культурному архетипу. Депрессии бывают разные: сезонные, ситуативные, эндогенные, а также вкрапленными в МДП (маниакально-депрессивный психоз или, что благозвучнее звучит, биполярное расстройство личности).

Открываем книгу: «Депрессия — самый распространенный синдром душевных заболеваний. До 7—8% взрослого населения планеты страдают депрессивными расстройствами. В частности, в 1983 году в мире насчитывалось более 100 миллионов больных депрессией. В нынешнее время их стало значительно больше. К примеру, в структуре психических заболеваний позднего возраста 40—60% — депрессия. Около 75% людей, страдающих депрессией, хотя бы единожды помышляли о самоубийстве, а 10—15% лиц от этого числа совершали его.

Депрессия помолодела. Жертвами ее становятся не только люди преклонного и бальзаковского возраста, но также молодежь и даже дети. Диагноз «депрессия» выставляется настолько часто, что к нему привыкаешь как к чему-то обыденному»…

Дальше перечислю лишь название глав: «Депрессия: общие сведения; Невротическая депрессия; Духовное врачество; Причины скорбей; Небесное заступничество; Выше сил креста не бывает; Депрессия в позднем возрасте»…

Речь в книге идет о церковном вспомоществовании в психиатрии.

В общей связке над бездной

Утверждаю: работать в современную психиатрию идут люди — как бы это точнее выразиться? — ну не то чтобы совсем уж не от мира сего, но все же с явным интересом к запредельному.

Помню, в первое же знакомство доктор Раюшкин в амбулатории НЦПЗ РАМН осторожно спросил, верю ли я во «вторую реальность», существует ли и впрямь она? Я не менее осторожно заметила, что вот Бергман в своем фильме «Фанни и Александр» виртуозно показал переплетения этих реальностей в образе мальчика-медиума Александра… На что Раюшкин, уткнувшись в бумаги, парировал, что ведь и сам Бергман лежал в подобных клиниках.

Тут я было хотела перейти к еще более убедительному для меня фильму «Жертвоприношение» Андрея Тарковского, но вовремя прикусила язык, ибо кто их знает, докторов этих и их методы «провокации»…

Для больного психиатр — главный, а то и единственный посредник между объективной реальностью и реальностью болезни, искаженной бредом (будь то «голоса», психоз или «самоедство» в депрессии, так и именуемое: «бред самообвинения»). Переводчик с «марсианского» языка безумия на общечеловеческий язык социальной адекватности. Ясно, что, вживаясь, погружаясь (пусть лишь отчасти) в ирреальность, иррациональность сознания своих пациентов, психиатр и сам является или становится обладателем незашоренного, нетрафаретного мышления, как бы балансируя на грани двух миров. Над бездной безумия они находятся в общей связке — больной и его врач. Выкарабкиваться же из социальной дыры, в которую общество поместило психиатрию, убеждена, надо тоже вместе. И тут уместнее помянуть не только и не столько «карательность», сколько, наоборот, подвижничество этой самой молодой отрасли медицины.

Со времени ее зарождения в XIX веке среди психиатров доминирует концепция корреляции, взаимосвязи душевных расстройств и творческих способностей, креативности, одаренности и даже гениальности личности. В 1864 году вышла книга Чезаре Ломброзо «Гениальность и помешательство», школа Фрейда привнесла свои аргументы в эту концепцию, как и работы создателя арт-терапии Рудольфа Арнхайма, а также исследования отечественных генетиков Крушинского и Эфроимсона.

В 20-е годы прошлого века в нашей стране выходил уникальный журнал психиатров «Клинический архив гениальности и одаренности», вышло 20 выпусков вплоть до его закрытия в 30-е годы. В наши дни издательство «Геликон-плюс» начало переиздание этого альманаха.

Одно из его достоинств — хороший литературный, общедоступный язык. Это, на мой взгляд, тот барьер, который отделяет современную психиатрию от широкого круга читателей: «птичий язык» рефератов и диссертаций, сквозь который трудно продраться неспециалисту.

Мировая психофармакология творит чудеса, классически тяжелые формы душевных недугов все больше остаются в учебниках психиатрии, но это происходит на фоне увеличения «вширь» количества больных смешанными, переходными формами недугов. И все более жесткого, нетерпимого отношения современного прагматического общества к «странным людям», не желающего с ними сосуществовать и сотрудничать.

И все же мы просто обречены на такое соседство, и кто-то же должен первым пытаться «достучаться» сквозь плотную стену социального отчуждения.

Возможно, это удел самих душевнобольных и их докторов, если следовать мысли о некоей «избранности» нашего скорбного контингента, при которой тяжкий крест болезни временами и впрямь оборачивается даром небес…

Ольга МариничеваВладимир Раюшкин, врач-психиатр:

Не знаю, что имел в виду так обожаемый Мариничевой доктор Сергей Поляков, отдавая пальму первенства психологии в смутные времена. Помните притчу о слепых, определяющих, что такое слон. Один, ощупывая ногу слона, считал, что слон — это дерево. Другой, ухватив хвост, сказал, что слон — это веревка. Или шутка про солдата, которому показывали различные фотографии, на каждой из которых, даже на фотографии часов, молодой, тоскующий по гражданке пацан умудрялся увидеть женскую грудь, потому что он постоянно о ней думал. Это о пальме первенства. Это ведь дело вкуса, и особенность удовольствия… иметь или не иметь широту взглядов. И только.

Но все это было прелюдией к другой теме, теме «психиатрии», дай Бог ей много лет спокойного существования. К последней области медицины Ольга Владиславовна особенно неравнодушна по своим чисто женским, надо понимать, мотивам.

По Мариничевой, так весь люд только и интересуется педагогикой, психологией, психиатрией. А политикой, а диетами, загарами, подтяжками, феншуями разными, гороскопами и оккультизмом? Много чем увлекается народ, и не надо низводить его увлечения до увлечений Мариничевой. Ну сузился у нее мир переживаний до размеров педагогики и психологии. Но она набралась мужества и расширила его (этот мир) до психиатрических небес. И слава Богу.

Психиатрия — не изгой в нашей стране. Психиатрия быть карательной не может по своей гуманной сути (как у нас сейчас бы написали «гуманитарной»). Государство может быть карательным, психиатрия нет. Государство использует для достижения своих целей все области общественного сознания (науку, религию, медицину, искусство, СМИ и т.п.) Психиатрия не использует. Что тут фонтанировать? Сталин использовал это по своему усмотрению, Хрущев и Брежнев — по своему. Может быть карательная литература, карательная педагогика, карательная медицина, карательная журналистика? А описанная смерть Фрунзе у Пильняка в «Повести непогашенной луны»? А доктор Тимашук, которая «вывела на чистую воду» профессоров и академиков, неправильно расшифровывающих ЭКГ и тем самым неправильно лечивших деятелей партии и правительства (Жданова и др.)? Это позволило Сталину открыть «дело врачей»? Вот уже и карательная хирургия, и карательная терапия.

После смертельных жерновов репрессий сразу остановить человеческую молотилку было невозможно. Людей продолжали по инерции репрессировать, но был сделан акцент на моральную репрессию. Кого-то ломали духовно, делали предателями, доносчиками, кого-то высылали, кого-то для острастки сажали, кого-то освобождали от уголовной ответственности и отправляли на принудительное психиатрическое лечение. Принудительное лечение имеется во всех странах. Имеющаяся отечественная классификация психических болезней позволяла это делать и нашей стране. Врачи буднично ставили обычные диагнозы, которым уже другая контора, исходя из своих целей и задач, придавала другое, политическое звучание. Это как научное открытие, которое может использоваться другими людьми для других целей. Атомная энергия — это хорошо или плохо? Как бомба — плохо, как реактор, поставщик новой энергии — хорошо. Музыка Вагнера — это хорошо или плохо? А когда под звуки Вагнера расстреливали, отправляли в душегубки и печи крематория?.. Ножом режут хлеб, а можно им же убить человека. Лекарствами лечат, а можно ими же человека и отравить. Любую (придуманную природой и человеком) вещь можно использовать как на благо человеку, так и во зло. Извечная борьба сил Зла и Добра. Дьявола и Бога. Эта граница проходит не между людьми, граница добра-зла проходит через человека.

Повторяю, костедробилку постепенно останавливали, ей сбавляли обороты. Не сразу. А уж бедная психиатрия пострадала до кучи. Я понимаю, роль журналистики в обществе — трубить, барабанить, обострять, утрировать, драматизировать, чтобы запало, зацепило, привлекло внимание, до печенок забрало. Коммунизм не осудили, Сталин — чистенький, Брежнев — добрейший дядька. А психиатрия — плохо, репрессивная, продажная, и психиатры заодно плохие. И конечно же современные психиатры есть их последователи.

Я не говорю о том, что нет недостатков в области психиатрии. Но это недостатки людей, которые идут работать в психиатрию, а не самой психиатрии. По-моему, у Юлия Крелина есть такое высказывание, что не может быть какой-то особой этики у врачей, кроме этики просто порядочного человека. Порядочный человек — он порядочный в любой профессии. Непорядочный человек может дискредитировать любую профессию и специальность. Гений и Злодей. Гений-специалист и злодей-человек. Мозги гения, а душа подонка и злодея. Еще раз говорю, что граница Добра и Зла проходит через человека. Друг меня подкалывает, спрашивая: «Правда ли, от общения с душевнобольными врач становится сумасшедшим?» А я ему: «А стоматологи беззубыми становятся, окулисты слепыми? Кто бы тогда пошел в урологи, проктологи, онкологи? А мужчины акушеры-гинекологи? Рожать начинают?» Но в каждой шутке только доля шутки. Остальное — правда. Только не профессия делает человека тем или иным, в профессию идут те или иные. Профессия как сито, через которое просеиваются люди: случайные не засиживаются, заинтересованные остаются. Хирургия осаждает у себя решительных, не избегающих ответственности. В науку идут въедливые.

Мариничева правильно говорит о незашоренности и нетрафаретности мышления психиатра, балансирующего на грани двух миров. Не секрет, что с душевнобольными должен работать неординарный и непростой человек, обладающий неформальным мышлением и нестандартной логикой, широким кругозором (без ложной скромности), что у обывателя вызывает неверную ассоциацию с душевным нездоровьем, является предметом насмешек и анекдотов. (Могу себе представить душевное здоровье такого обывателя.) А если психиатр еще и научный сотрудник? Представляете, каким «кошмарным» набором личностных качеств он обладает? Страшно подумать. Краше в гроб кладут.

Последнее время появились работы о профессиональном «выгорании и деформации» психиатров (Л.Н. Юрьева). Если под выгоранием понимать формальное отношение к работе как предмету добывания денег, то выгорание происходит в любой профессии. Выгорание милиционеров, выгорание депутатов, выгорание журналистов… И медицинская специальность, в том числе и психиатрическая, здесь как таковая ни при чем. Но даже в таких научных трудах на последней стадии «выгорания» (стадия «истощения») происходят всего лишь эмоциональная отстраненность и эмоциональный дефицит с разными психосоматическими расстройствами, а не тот набор анекдотических изменений психики психиатров, который популяризуется.

Кроме того психиатрия — такое место, где, видя психическую поломку, можно понять механизм работы мозга у здорового человека. Как у Жванецкого — «ломая, научимся строить», так и в психиатрии — покумекая и разобравшись с осколками человеческой психики, можно их слепить обратно, как мозаику, вернув тем самым человеку душевное здоровье.

Но тема психиатрии не такая, чтобы для нее можно было бы использовать привычную хлесткость слов, их свист и хруст. Ведь из-за этого происходит раскол в самой среде психиатров, раскол между психиатрами и теми, кто нуждается в их помощи, раскол между самими «потребителями психиатрической помощи», к которым относятся как пациенты, так и их родственники. Раскол между больными, между родственниками больных, между родственниками и их нездоровыми родными. Нездоровое недопонимание у нездоровых неправильно информированных людей…