СюжетыКультура

Художники — как обманутые вкладчики

Как бывший завотделом новейших течений Третьяковки Андрей Ерофеев обращал произведения искусства в моральный капитал

Этот материал вышел в номере № 53 от 24 Июля 2008 г.
Читать
О конфликте вокруг увольнения заведующего отделом новейших течений Государственной Третьяковской галереи (ГТГ) Андрея Ерофеева, всколыхнувшем художественную общественность, «Новая газета» уже писала (см. № 47 от 03.07.2008). С тех пор в...

О конфликте вокруг увольнения заведующего отделом новейших течений Государственной Третьяковской галереи (ГТГ) Андрея Ерофеева, всколыхнувшем художественную общественность, «Новая газета» уже писала (см. № 47 от 03.07.2008). С тех пор в музее прошел круглый стол, посвященный судьбе отдела. Сам же Ерофеев, которому еще до увольнения за организацию выставки «Запретное искусство» в Сахаровском центре предъявлено обвинение по ст. 282 УК РФ в «возбуждении ненависти либо вражды, а равно унижении человеческого достоинства с использованием служебного положения», на днях провел пресс-конференцию, на которой объявил о создании нового «государственно-корпоративного» музея актуального искусства. Свой взгляд на обстоятельства внутримузейного конфликта специально для «Новой» изложила заместитель генерального директора ГТГ искусствовед Ирина Лебедева.

Одно из серьезных обвинений в адрес Третьяковки — увольнение Ерофеева накануне суда по делу, где он проходит как обвиняемый…

— К сожалению, тут все совпало, мы ничего не подгадывали. Андрей очень долго всем говорил, что находится под следствием, а мы точно знали, что он свидетель. Мы не уловили, когда он перешел в подследственные, мы просто не поверили в это. Я понимаю, в какую ситуацию мы попали, хотя на сто процентов сделали это не специально. Как историки искусства мы понимаем, что ситуация с современным искусством всегда будет непростой: когда на Крымском Валу была выставка «Бубнового валета», а ерофеевская выставка «Сообщники» — этажом ниже, мы веселились, когда читали то, что сто лет назад было написано про «Бубновый валет», и то, что сейчас писалось. Всегда что-то новое воспринимается с трудом, только время расставит все по местам. Конечно, вещи провокативные и провокационность использования искусства — это разное. Провокативность заставляет расстаться со стереотипами, которые живут внутри нас, и посмотреть с другой точки зрения. Люди часто не осознают, что вырванная из контекста работа современного художника приобретает совершенно иной смысл. Но я понимаю также, что Андрей на этом повышает свой личный рейтинг. Он подставляет все институции, которые работают с современным искусством, и художников.

Каковы реальные обстоятельства увольнения Андрея Ерофеева?

— Для нас это было решение выстраданное, вымученное и не сиюминутное. Но у него были такие нарушения, что делать вид, что их нет, мы в принципе не могли. Мы начали проверку фондов его отдела осенью; давали один, другой, третий срок исправления. Что делал бы в такой ситуации другой человек? С утра до вечера ликвидировал бы недостатки. Но мы сотрудников отдела не могли найти ни во время сверки экспонатов, ни после нее, а заведующий то в отпуск хочет уйти, то уехать. Ерофеев не должен был избавляться от опытных хранителей, пытавшихся действовать согласно музейным инструкциям. Люди ушли, поскольку не могли совладать с ситуацией анархии, с диктатом заведующего. Ерофеев привык работать как свободный куратор, но куратор и музейщик — это разные профессии.

У нас первые работы современных художников стали появляться, когда Министерство культуры активно их покупало, когда ГЭК (Государственную экспертно-закупочную комиссию) возглавлял Леонид Бажанов. Это был 1992 год, за десять лет до появления здесь Ерофеева. Затем мы делали нашу постоянную экспозицию, и тогда новый для нас материал был впервые показан.

В Третьяковке сначала стоял вопрос об организации сектора новейших течений, потом превращения его в отдел. Это совпало со скандалами, которые были в «Царицыно» на почве того же хранения, и письмами сотрудников Царицынского музея в министерство, чтобы забрали эту коллекцию и отдел как непрофильные из их музея. У Ерофеева много дисциплинарных взысканий, мы шесть лет пытались преодолеть нарушения, пока не сделали комплексную проверку, — просто все, что у него в запаснике есть, не переписали. И нас испугало то, что мы обнаружили.

Что стало поводом для тотальной проверки?

— Был конкретный повод. Не хочу говорить, поскольку это связано с частными коллекциями, с наследниками. Проверка нестандартная, потребовалось большое количество усилий, например, отдела учета, который вынужден был переписывать каждую вещь.

Отдел учета сделал то, чего годами не мог сделать сам отдел новейших течений?

— Да. Они зафиксировали, наконец, что и в каком количестве находится у нас в запаснике. Когда это большим массивом перевозилось из «Царицыно», Ерофеев ввез то, про что мы ему сразу сказали, что этого брать в Третьяковку не будем. Но проверить все в массиве вещей тогда было невозможно — очень сложная была перевозка, объем огромный. Сейчас выяснилось, что есть работы, которые имеют основания находиться в хранилище — на них есть приказы, дарственные, но они просто не оформлены. Это одна степень нарушений. Есть работы, которые не имеют просто никаких оснований, чтобы там находиться. Тут встает вопрос об использовании государственного запасника в личных целях, это нарушение другого рода.

Дальше встал вопрос с Обществом коллекционеров современного искусства, пресловутым ОКСИ, президентом которого является тот же Ерофеев, а председателем правления — Иосиф Бакштейн. Ситуация была бы чистой, если бы ОКСИ имело автономное хранилище и они там хранили произведения — как буферная зона, пока музеи еще не готовы к такому искусству. Но не может быть хранения ОКСИ в запаснике Третьяковской галереи! Многие авторы давали вещи на выставки, потому что Ерофеев возил их за границу. Потом художники не могли получить их обратно: Ерофеев писал расписки как частное лицо, и художники не в силах были на него воздействовать.

Если нам ответственный человек, заведующий отделом, говорит, что ОКСИ официально зарегистрировано и у него есть все юридические документы на произведения, мы — добросовестные приобретатели. Но выяснилось, что Андрей всегда уговаривал художников дарить произведения в Третьяковскую галерею через ОКСИ. Андрей говорил им, что музей или не хочет произведения взять, или нужно оформлять чересчур сложные документы. Не раз возникала ситуация, когда художник был в полной уверенности, что подарил свою работу Третьяковке. А она проходит через ОКСИ, и получается, что в документах везде благодетель — Общество коллекционеров, а не автор. У художника нет никаких документов, он никогда не будет упоминаться как даритель ни в этикетках, ни в списках, ни в каталогах, ни в книгах — нигде. Традиционная форма наших отношений — договор пожертвования. При оформлении такого договора мы пишем художнику еще и благодарственное письмо: мы благодарны, что вы принесли эту работу в дар, у нее теперь такой-то инвентарный номер. В противном случае благодетелями оказываются Общество коллекционеров и Андрей Ерофеев.

Это делалось ради морального капитала?

— Да. Художники — как обманутые вкладчики. Андрей нас всегда уверял, что художники дарили свои вещи ОКСИ, есть все бумаги. Но когда ко мне один за другим пошли художники, я у каждого спрашивала: вы знаете, что такое Общество коллекционеров? Они говорили — в первый раз слышим. Сегодня мы оказываемся в ситуации, что художники предъявляют претензии к музею, раз их работы в нашем собрании оказались.

Какие претензии?

— Например, художник говорит: я ничего никому не дарил, откуда это у вас? Мы поняли, что попадаем в сложную юридическую ситуацию. Бывало, художники обращались к нам с просьбой выдать вещи на выставки, зная, что они находятся у нас в собрании. Мы смотрим по тому, что принято на учет — таких вещей нет. Куда делись работы? Выясняется, они никак не приняты, не оформлены, мы их с трудом разыскиваем, но все равно не можем их выдать! А ведь обращались вполне серьезные люди — Косолапов, Файбисович, Орлов, Соков, Борисов, Штейнберг. Теперь, после сверки, все если не принято, то хоть переписано.

Как недавняя проверка скажется на облике постоянной музейной экспозиции искусства ХХ века?

— С самого начала перед Андреем Ерофеевым была поставлена задача: популяризировать коллекцию Третьяковки. Если у нас чего-то не хватает, мы можем вести переговоры с художником, мы вешаем иногда работы, которые нам не принадлежат, в надежде их приобрести. Но Ерофеев включил в состав музейной экспозиции работы, которые нам не принадлежат и принадлежать не будут – хотя мы брали эти вещи на закупку, они каким-то чудесным образом уже попали в частные руки. Когда мы сейчас все посчитали, выяснилось, что почти половина вещей в его части постоянной экспозиции Третьяковке не принадлежит. Это обман зрителя.

Только после сверки мы стали понимать, что же у нас есть и что имеет основания включаться в состав постоянной экспозиции. Вопрос хранения — вопрос порядка, это не вопрос концептуальный и научный. Из-за неразберихи в фондах мы тормозим работу над академическим каталогом, у нас конфликты с наследниками, художниками — ни в одном музее этого бы терпеть не стали. Мы всегда предполагали, что сложные концепции больших выставок, которые предлагал Андрей Владимирович, мы будем обсуждать всем художественным сообществом. Был ли поп-арт в России, был ли соц-арт? Как правило, до обсуждения не доходит, поскольку каждый раз начинается скандал. С одной стороны, скандал как самоцель, с другой — во время скандала никто никакие концепции не обсуждает. Зато возникает, например, вопрос: почему на выставку заказываются работы? Вчера вещь сделали — сегодня мы показываем ее в Третьяковке. Почему? Серьезную выставку мы должны делать из вещей, которые уже существуют, чтобы их обсуждать.

И все-таки трудно представить, что кто-то согласится занять в Третьяковке место уволенного Андрея Ерофеева…

— Я действительно всем говорю: ну кто сейчас, в этой скандальной ситуации, туда пойдет? Пока никто из сотрудников отдела новейших течений не подал заявление об уходе, только на отпуск. Если они дружно увольняются, что делать с материалом? Либо расформировать отдел и раздавать фонды, чтобы кто-то за них отвечал, либо надеяться, что сотрудники не уйдут и будут работать с этим материалом. Задача хранителя — знать свой фонд.

Получается, при декларированном всеобщем интересе к современному искусству найти людей, готовых его осмыслять и описывать, очень непросто?

— Да. Сейчас стоит задача осмысления современного искусства — в том числе в музейно-хранительском плане, потому что формальные описания новых техник и форм не разработаны. За последние годы мы узнали этот новый для музея материал, но отдел новейших течений не стал частью большого музея — они как жили отдельно, так и живут. Андрей Владимирович это декларирует и так воспитывает молодежь, которая у него работает. Я не уверена, что Андрей Владимирович отличит Пластова от Пименова, хотя мы за это время выучили всех «его» художников. Нельзя снижать статус музея, сводить его к тусовочным площадкам, на которых делают проекты. Это фантазии, что народ ходит к нам или куда-то еще на современное искусство. Больше всего Третьяковкой интересуются иностранцы — они в восторге, им страшно интересно, что у нас представлено разное искусство. Мы должны сделать так, чтобы наши современники ходили в музей, чтобы это было распространено, как на Западе.

«Коллекция Ерофеева» — возможно ли ее отторжение у Третьяковки в пользу нового «государственно-корпоративного» музея?

— Материал, который мы обнаружили в запаснике, делится на несколько частей. Одна — государственная коллекция, которая приобреталась на деньги Министерства культуры; что-то подарили художники. Временный материал, который составляет большую часть, — с ним нужно разбираться. Это вещи, не возвращенные после выставок, или работы, непонятно откуда. Сейчас мы постановили, что принимаем все это комиссионно, как бы ни от кого. И теперь долго придется разбираться, кто имеет основания взять у нас каждую из вещей — художник, сам Андрей Владимирович? Если он предоставит документы, что эти работы принадлежат ОКСИ и юридически все будет чисто, мы это выдадим. То, что находится в постоянном фонде, отдать невозможно.

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow