Эта история произошла относительно недавно, три года назад. В канун 60-летия Победы с трибун разного уровня высоты во всех речах рефреном раздавалось традиционное «никто не забыт…». Тогда же боровский художник-любитель Владимир Овчинников предложил мэру города установить памятник боровчанам, павшим на полях войны и в политических репрессиях. Один на всех.

К тому времени Овчинников стал чуть ли не самой заметной фигурой в маленьком провинциальном городке — он прославился на всю Россию бескорыстной росписью стен городских домов. Боровск украшен сотней настенных картин — об этом писали газеты и журналы, по телевидению показывали сюжеты. В городок специально стали приезжать люди — посмотреть овчинниковские творения.

Поначалу все шло хорошо. Художник нарисовал эскиз памятника. Мэр одобрил. Но на всякий случай решили спросить мнение местных депутатов. На заседании местной Думы никто из них не сказал ни слова против. Затем последовала статья в местной газете — Овчинников опубликовал проект памятника, пояснения к нему и попросил присылать отзывы. Отрицательных — не было.

Владимир Александрович замыслил смелый для религиозного Боровска памятник в виде богоматери, у которой вместо глаз тюремная решетка и пятиконечная звезда. «Я никак не намеревался оскорбить чувства верующих. Красная звезда — символ потерь на войне, а решетка — символ жертв тоталитаризма, — объяснял свой замысел художник Овчинников. — Если уж проводить аналогии, то выдающийся скульптор Эрнст Неизвестный сделал памятник жертвам сталинского режима в Магадане, используя похожие символы. Все ведущие искусствоведы признали его художественное решение очень удачным».

Незадолго до юбилейной даты идея Овчинникова вдруг как будто обволоклась ватой — куда ни ткнись, нигде никакого ответа. А дело в том, что в Боровске мэром стал другой человек — бывший пожарный Сергей Зеленов. Он принял решение: «Я не рискнул оскорблять чувства верующих и запретил установку такого памятника». А о том, что в городе надо поставить памятник боровчанам, сгинувшим на войне и в политических репрессиях, градоначальник не сказал ни слова.

По мнению Овчинникова, забота о чувствах верующих всего лишь прикрытие: «Власти однажды проговорились, что советник губернатора по культуре Игорь Солдатенков, живущий в Боровске, сам собирается подготовить проект памятника к 60-летию Победы. Это очень влиятельный человек, и решили — пусть он и делает». Но Солдатенков проект так и не представил.

В результате в Боровске никакого памятника жертвам войны и репрессий не поставили. Тогда Овчинников решил вместо памятника написать картину с таким же сюжетом. И на тыльной стороне стены воинского мемориала, где захоронены солдаты, освобождавшие Боровск, появилась большая картина — 4х8 метров. На фоне голубиной стаи, парящей в небе, — богоматерь с решеткой и звездой вместо глаз, а перед ней — развернутая книга. На одной странице написано, что боровчан погибло в бою 2043 человека, от ран — 430, в плену — 46, пропало без вести — 1800. На другой странице — статистика политических репрессий в Боровске: расстреляны 102 человека, лишены свободы — 342, высланы — 153, лишены гражданских прав — 31.

Художник сделал картину на свой страх и риск, без согласования с городским начальством. Власть с самодеятельностью не смирилась: была созвана комиссия по охране исторического и культурного наследия. Она решила: картину уничтожить. Дословно: «Поручить администрации г. Боровска привести мемориальный комплекс на братской могиле в первоначальное состояние». Еще художнику запрещалось впредь без согласования с властями делать какие-либо росписи.

Через несколько дней картину действительно замазали. Но не всю, а только центральную ее часть — изображение богородицы. Мэр Сергей Зеленов божился: «Я не давал этого распоряжения. Возмущенные верующие сами это сделали». Может быть, так и было. Сотрудница боровского музея Алла Осипова, человек верующий, прокомментировала: «Подобное изображение задевает чувства любого православного человека. Лик богородицы должен быть каноничным и не вызывать посторонних мыслей». Овчинников же порчей картины возмутился: «Вандализм!».

Возмущаться у него были все основания — в его семье несколько репрессированных. Деда и дядю расстреляли, отца продержали 18 лет в лагерях и ссылке…

Владимир Овчинников происходит из богатого рода уральских казаков. Его дед Александр Петрович жил в Уральске, большущий дом стоял на центральной улице города, в семье было 11 детей. Дед, крупный конезаводчик, поставлял лошадей для царской армии. В Гражданскую войну вышла печально известная директива Свердлова о расказачивании, и когда чапаевская дивизия заняла Уральск, Александр Петрович попал в жернова свердловского указа. Его арестовали, а через две недели, 19 марта 1919 года, расстреляли во дворе собственного дома, где обосновалась ЧК. Родственникам ничего не сообщили. Сами догадались, увидев на одном из чапаевских командиров шубу расстрелянного. Могилы нет, говорили, что тела казненных сбрасывали в прорубь.

Владимир Овчинников рассказывает о том, что было дальше: «Бабушку мою не тронули, она дожила до 1955 года. А следующей жертвой пал мой дядя, Владимир Александрович, 1900 г.р. О нем очень мало что известно. Сохранилось письмо, в котором он писал матери из Саратова: «Мама, ты обо мне не беспокойся, я хорошо устроился на мясокомбинате, снимаю угол, у меня своя кровать». Кроме этого письма, ничего от человека не осталось. Его взяли в Москве в 1930-м. За что взяли, что с ним было потом — нет никаких сведений. Но родственники сразу догадались — в живых его не оставили. Поэтому по казацкому обычаю вдову взял в жены младший брат погибшего, мой отец Александр Александрович Овчинников».

На этом беды не обошли стороной казачью семью. В октябре 1937-го забрали Александра Александровича, к тому времени шофера штаба Среднеазиатского военного округа. Его взяли по подозрению в содействии троцкистско-монархистской (!) группировке. Так и осудили — по подозрению. Поэтому не расстреляли, а дали 10 лет лагерей. «А в феврале 1938-го родился я, — печально улыбается Владимир Овчинников. — Отец в ГУЛАГе выжил, его спасла профессия. В 1948-м его выпустили, он приехал, тогда мы впервые и повидались. Мы пошли в фотоателье и сфотографировались вдвоем. А потом его еще 8 лет держали на поселении. В 1956-м он вернулся окончательно, а в следующем году отца реабилитировали за отсутствием состава преступления».

Тогда же Владимир Овчин¬ников поступил в Московский строительный институт. Когда был студентом, однажды вместе с однокурсником решил распространять критическое по отношению к советской власти письмо Паустовского. Размножили его на пишущей машинке и оставили несколько экземпляров в телефонной будке на Курском вокзале. В письме в негативном контексте упоминалась «Литературная газета», поэтому наклеили письмо еще и на газетном стенде у входа в редакцию. Через два дня Владимира забрали в отделение милиции и сняли отпечатки пальцев, мол, кто-то зверски убил татарскую семью, проверяем. После этого Овчинников свою «подрывную» деятельность закончил, и его оставили в покое…

Когда Владимир Александрович увековечил память погибших боровчан, на него обрушился вал статей в районной и областной прессе — его осуждали за самодеятельность, обвиняли в том, что он зазнался и потерял чувство меры. При этом ни слова в критических статьях не было о том, ради чего он расписал тыльную стену воинского мемориала. Его отношения с местными властями испортились вдрызг. Замазали несколько других настенных картин — скажем так, неполиткорректных, где критично был изображен губернатор и некритично — протопоп Аввакум, но «старообрядцы оказались недовольны».

А картина в память боровчан, погибших на войне и в политических репрессиях, хоть частично замазана, но жива. У властей, видимо, рука не поднимается. Несмотря на решение комиссии по охране исторического и культурного наследия…Алексей Собачкин,Калужская область