Оно у вас проснулось? Тогда — начнем!

Едва ли не самый печальный день в жизни — когда мои дети отправились в «Макдоналдс». Я не мог понять, как можно, осознав вкус самсы, дымламы, джон-джоли, барашка, запеченного под можжевеловыми ветками, чакапули и гуды, упасть к ногам кастрированного серийностью биг-мака? Я злился не на них — на себя, поскольку сам лично воспитывал их вкусовые рецепторы, вырабатывал отвращение к нездоровой пище. И вот тебе на — одевшись понаряднее, они направились в эту пищезаправочную.

Каюсь, я пытался их оправдать. Вспомнил даже анекдот про Ходжу Насреддина, которого застали выходящим от страшненькой женщины. «Достопочтимый, не стыдно ли тебе? У тебя же жена красавица, — возмущенно кричали ему люди. — А ты спутался с такой…». Ходжа смущенно пожал плечами: «Вы сами попробуйте каждый день есть торт, не захочется ли кусочка черного хлеба?».

К счастью, походы в «Макдоналдс» вскоре прекратились — мои взрослеющие дети быстро поняли, что там подают на стол. Но тут пришла беда, откуда не ждали, — вырос внук, который вот-вот начнет изучать гастрономический мир и тоже может попасть в сети фаст-фуда. Поэтому я спешу к плите, и наши места за обеденным столом рядом. Он уже различает не только сорта груш («Дай мне хлустящую»), но и риса. Обучение вкуса строится на образах, что приводит к довольно неожиданным результатам. Однажды, увидев разрезанный киви, он удивленно спросил: «А кто засунул в него челный кунжут?» (К сведению несведущих, кунжут бывает черный и белый.)

Я готовлюсь рассказать ему про эксперимент, который провели японцы. В банки они насыпали совершенно одинаковый рис. И вот около первой банки шипели и ругались: о, какой ты ужасный рис, у тебя вонючая задница и дурная голова (я понимаю, что японцы не могли так ругаться, но в мою голову иное просто не лезет, прости уж, внук). А рису в другой банке пели гимны, признавались в любви: как великолепна твоя грудь и какой ты источаешь запах…

Я не вижу ничего удивительного в том, что рис, который ругали, испортился, и очень скоро. А злак, окруженный любовью, расцвел. Вы понимаете? Любовь — это и есть климат, и если рядом ничего не растет, проверьте свое сердце. И не у кардиолога.

Как-то я готовил плов — должны были прийти гости. И теща бросилась мне помогать — начала резать морковь. Я хочу пояснить, что морковь — душа плова, она создает волнующий вкус, божественный цвет, дразнящий запах и безумное желание… не останавливаться на съеденном. Так вот, теща резала морковь с соответствующим лицом. «Мама, — взмолился я, — с вашим лицом только на Куликовскую битву. Вы что, под вековым игом? Оставьте, я нарежу сам».

Когда мы поминаем тещу, то дочь ее летает над плитой. И вкладывает в каждый хачапури любовь и память. Память и любовь. Вот вам еда как эстафета чувства и стол как летопись добра. О боже, как она готовила шпинат…

Безразличие к еде ужасно и неисправимо. Речь не об изысках, а о просто правильной еде. Когда умеют ценить мясо, не измученное мясорубкой, а нарезанное на манты неспешно и с любовью. Еда — это тайный знак любви, переданный при помощи огня и специй. В основе любого блюда должно быть чувство, которое важнее, чем огонь. А кто не слышит эти чувства, тот больше чем глухой.

…Я помню, как удивился, когда мама сказала мне: «Не клади хлеб лицом вниз». Теперь объясняю это внуку, на что он изумленно спрашивает: «А где у хлеба глаза?». Я покажу ему лицо у хлеба, слезу у сыра и томную доверчивость огня, обнявшего казан. К столу, пацан.