В прошлом номере «Новая» уже рассказывала о том, что одним из самых заметных политических событий последней предвыборной недели стала презентация экономического доклада, подготовленного коллективом авторов Российской академии наук под руководством директора Института экономики РАН, члена-корреспондента Руслана Гринберга. Ученые поставили под сомнение экономическую политику, которая проводилась в течение последних восьми лет. Примитивизация российской экономики не только не преодолена, она с каждым годом усиливается, что ведет к постоянному ухудшению состояния социальной сферы. Авторы доклада призывают руководство страны отказаться от фетишизации экономического роста и сосредоточиться на гуманитарных аспектах развития. О том, возможен ли такой социальный поворот и чего вообще можно ожидать от обновленного руководства страны, рассказывает Руслан Гринберг.

— Ваше выступление уже наделало шума, и не только потому, что в нем дана развернутая критика экономических итогов правления Путина, но и потому, что оно содержит выводы и рекомендации, которые существенно разнятся с тем, что обещает в предвыборных выступлениях Медведев. А на чью реакцию вы рассчитывали, кому, собственно, был адресован доклад?

— Насколько мне известно, Дмитрий Медведев в курсе дела, доклад есть в его распоряжении. Но суть не в этом. Многие представители научного сообщества, мои коллеги, считают главным в своей работе доводить до лиц, принимающих решения, наши мысли по поводу того, что нужно делать. Я полагаю, что это иллюзия. Есть разные ученые, разные коллективы, разные точки зрения на одни и те же проблемы. И почему Медведев или Путин должны прислушиваться именно к нашим советам, а не принять, скажем, концепцию Гайдара, Чубайса или Аузана?

— Это рынок, конкуренция идей.

— Борьба за благосклонность первого лица — это не конкуренция идей. Конкурировать должны политические силы, партии со своими программами, включающими, помимо прочего, и представления о социально-экономическом развитии. Делать выбор между партиями должны граждане, которым необязательно разбираться в политике и в экономике. Просто если они, к примеру, оказали доверие либералам, а те не оправдали их надежд — инфляция высокая, пенсионная система не работает и так далее — то на следующих выборах граждане голосуют уже за другую партию, к примеру, социал-демократическую. Она приходит к власти и проводит политику, опираясь на мнение экономистов, разделяющих социально-демократические взгляды, — я, кстати, себя отношу именно к ним.

Это самое надежное средство коррекции экономической политики, и, как правило, оно положительно влияет на социально-экономическую ситуацию. К примеру, в странах Восточной Европы, где после распада социалистического лагеря была создана реально функционирующая состязательная политическая система, не произошло ничего похожего на наш кризис 1998 года.

— Судя по тому, как проходила последняя президентская кампания, у нас политическая конкуренция отсутствует как таковая?

— Это так. Лично мне симпатичен Дмитрий Медведев, но отсутствие реальной соревновательности на выборах оставляет неприятный осадок, чувство того, что вас используют. И для страны это, безусловно, плохо — ей не нужен просвещенный диктатор, на которого должны ориентироваться все, в том числе научное сообщество. Не очень хочется свой доклад отдавать дочери жены тестя шофера президента, надеясь, что через нее бумага попадет на стол главы государства, а тот прочитает, просветлеет и начнет все делать как по-писаному.

— В девяностых политическая конкуренция существовала. Но была ли тогда серьезная политическая сила, предлагавшая альтернативную концепцию социально-экономического развития?

— К началу девяностых научное сообщество, к сожалению, не выработало рационально-прагматической концепции минимально болезненных преобразований. Да и общество, по правде говоря, не нуждалось в таковой. И интеллигенцией, и народными массами овладела, как теперь выясняется, ложная установка на радикальный либерализм «без берегов». Но, когда вы слишком быстро поднимаетесь от рабства к свободе, вы заболеваете кессонной болезнью и дуреете. Народ поверил в то, что достаточно «прогнать коммуняк», и все наладится само собой. Именно эта идея легла в основу экономической политики Ельцина и его команды младореформаторов. Они решили, что, в отличие от социализма, который нужно строить, капитализм нужно просто разрешить, после чего рынок будто бы сам приведет нас на «солнечную сторону улицы». В итоге началась настоящая анархия, в которой, естественно, победил сильнейший, то есть олигархический капитализм. Теперь ему на смену пришел капитализм номенклатурный. Но тот и другой носят явно антисоциальный характер: две трети наших людей по-прежнему своими силами борются за выживание. А остальная треть — зажиточные, богатые и супербогатые — скорее подданные, а не граждане.

— А как же любовь россиян к «сильной руке», их жажда патерналистского государства?

— Востребованность «сильной руки» как реакция на беспорядок 90-х действительно есть, а вот о патернализме говорят только те, кто под эту риторику получил доступ к государственным средствам. Народ давно уже ни на кого не надеется и ничего ни от кого не ждет. А больше всего его раздражают слова «реформа», «демократия» и «свобода». Это, на мой взгляд, самое огорчительное поражение постсоветского общества. Сегодня оно, хоть мне и не нравится этот термин, «атомизировано». Человек уходит в частную жизнь и надеется только на то, что конкретно ему повезет. Я знаю многих молодых, образованных, богатых бизнесменов. Они готовы коллективно поехать в Марсель поболеть за «Спартак» или коллективно отправиться на сафари в Африку, но при этом их политическое, гражданское самосознание, мягко говоря, оставляет желать лучшего.

— То есть Медведеву, чтобы отвечать социальным ожиданиям, нужно отказаться от идеи проведения реформ?

— Какие еще реформы? Все знают, что нужны независимые суды, что нужно сократить бюрократический аппарат. Это все правильные и очевидные вещи, но не более того. Надеяться на то, что люди, которые сейчас будто бы лежат на печи, после нескольких дополнительных болезненных реформ встанут и начнут творить чудеса — это бред.

Мы уже двадцать лет проводим глубокие преобразования и при этом говорим, что никак не можем начать непопулярные.

— В чем тогда должна состоять экономическая политика государства?

— В нашем докладе мы попытались обосновать тезис о том, что необходимо проводить стратегическое планирование, при этом обязательно сохраняя те демократические свободы, которые дал нам Горбачев. Сохранение и развитие демократических институтов вовсе не отрицает мобилизующей роли, которую государство должно сыграть в инновационном обновлении отечественной экономики.

— Наше государство может мобилизовать общество в конструктивных целях, а не только для борьбы с внешними и внутренними врагами?

— Может, если под этой конструктивной целью понимать прекращение процессов деинтеллектуализации и духовной деградации. Восстановлением образования, здравоохранения, науки и культуры должно заниматься именно государство — так происходит во всем мире. Нужно тратить на это большие деньги и не бояться того, что их разворуют. Не все у нас — воры. Есть множество молодых талантливых людей, готовых работать на свою страну. Они же пока просто не чувствуют себя востребованными.

—То есть вы предлагаете инвестировать нефтедоллары в человеческий капитал?

— Конечно. В отличие от коллег — «провинциальных» либералов, я считаю, что это не проклятие, а благодать. Если ситуацию не переломить в нынешние «тучные» годы, то в «тощие» это тем более не получится.

— Между тем в трехлетнем бюджете расходы именно на образование, здравоохранение, науку и культуру растут самыми медленными темпами, а Медведев и Путин уже высказались за то, чтобы уменьшить налоговое бремя, что, опять же, не будет способствовать наполняемости бюджета.

— Сокращение государственных расходов и уменьшение налоговой нагрузки на бизнес я считаю в настоящее время необоснованным. Все, кто хочет чего-то добиться в бизнесе, это сейчас делают, вне зависимости от того, составляет ли ставка 30 или 50 процентов.

— Если не сокращать налоги, то как еще государство может помогать малому и среднему бизнесу?

— В Израиле существует инвестиционный фонд. Он работает, как Голливуд — дает деньги всем, при этом четко осознавая, что 97% инвестиций окажутся пустыми, при этом 3% дадут многократную отдачу, превышающую необязательные на первый взгляд расходы. Это ставка на творческий потенциал. Она рискованна, но очень эффективна.

— Кстати, о предвыборных обещаниях. Изначально Медведев раскручивался как социальный вице-премьер, но в рамках официальной кампании он сместил акценты в сторону макроэкономики — вспомнить хотя бы его «четыре И»: инновации, инвестиции, инфраструктура, институты. Почему?

— Это естественно. Почему, к примеру, он отказался от участия в дебатах? Там ведь нужно анализировать сложные проблемы, отвечать на упреки. Лучше говорить то, что красиво и современно звучит и при этом не затрагивает жизнь людей напрямую. У нас ведь 17 лет проводится одна и та же экономическая политика. Она, на мой взгляд, неудовлетворительна, и слава богу, что нас пока выручают несметные природные богатства. Но именно эта политика привела отечественный человеческий капитал в такое состояние, что стало очень трудно решать созидательные задачи. Поэтому вместо постановки конкретных целей Медведев ограничивался риторикой. Впрочем, наступило время переходить от слов к делу.

— Но и риторика была бы полезна, например, если кандидат хотя бы пообещал вместо удвоения ВВП вдвое сократить разрыв между самыми бедными и самыми богатыми, который сегодня выражается недопустимой цифрой 16.

— Повторюсь, для Медведева чем меньше конкретики, тем лучше. А «четыре И» — это блестяще. С точки зрения пиара.

— Хорошо, выборы уже закончились. Вступив в должность, Медведев постарается сделать что-либо для приоритетного развития социальной сферы, или теперь этим должен будет заниматься Путин как премьер-министр?

— Характер их будущего взаимодействия — самая большая загадка. Вряд ли Путин настолько наивен, полагая, будто сможет контролировать с поста премьера первое лицо государства. В истории прецедентов не было, кроме крайних случаев, когда один из соправителей был слабоумным, малолетним и так далее. Медведев обязательно на определенном этапе задумается: «А кто я такой? Что я делаю? Встречаюсь с королями и вручаю верительные грамоты?». В этой ситуации созидательные задачи не главное — надо будет с реальной конфигурацией власти разбираться. Не только им двоим, но и всему их окружению. А это очень непросто.

P.S. Во вторник премьер Виктор Зубков и министр экономического развития Эльвира Набиуллина в Академии народного хозяйства встретились с представителями научного сообщества. Директор Института мировой экономики и международных отношений Александр Дынкин, ректор Высшей школы экономики Ярослав Кузьминов, вице-президент Российской академии наук Александр Некипелов и другие эксперты предложили свои варианты стратегии развития страны до 2020 года. Правда, идея отказаться от фетишизирования роста ВВП и сосредоточиться на социальных аспектах не нашла понимания ни у Зубкова, ни у Набиуллиной. Видимо, концепция развития, которую правительство по поручению Путина должно подготовить к маю, будет изолированно вызревать в кабинете министров.