28 февраля исполняется 115 лет со дня рождения Всеволода Пудовкина. О роли этого режиссера в отечественном кинематографе нам рассказал Евгений Марголит, историк отечественного кино, старший научный сотрудник НИИ киноискусства.
– Всеволод Илларионович Пудовкин был прежде всего истовый человек в буквальном смысле слова, недаром Эйзенштейн в «Иване Грозном» дал ему роль юродивого – Николая Железный Колпак. И недаром он был одним из лучших актеров кино 20-х. Именно по-актерски истово он верил в любые предлагаемые ему обстоятельства, вживаясь в них целиком и полностью, причем вне оценки этих обстоятельств. Один из самых старших в своем поколении создателей нового вида искусства (к моменту прихода в кино за плечами Пудовкина был естественный факультет Московского университета, Первая мировая война, немецкий плен, работа по специальности инженером-химиком), он в глазах своих коллег оставался отчасти ребенком, отчасти человеком не от мира сего.
Его знаменитые на весь мир фильмы – «Мать», «Конец Санкт-Петербурга», «Потомок Чингиз-Хана» – были, как это ни парадоксально, не только откликом на глобальные исторические катастрофы, но и результатом чисто актерского вживания в образ гениального режиссера-авангардиста, одного из создателей монтажного метода в кино. Гениальный пудовкинский монтаж – это прежде всего обнаружение родства всего сущего по двигательным физиологическим реакциям на окружающий мир. Пудовкин был изначально поглощен интересом к механическому движению как таковому. Человек и мир в его картине – это непрестанно движущиеся объекты. Именно в движении Пудовкин видит их принципиальное родство. Недаром он начал с научно-популярного фильма «Механика головного мозга» (главным научным консультантом на фильме был ученик Павлова, биолог профессор С.В. Аверинцев, отец нашего выдающегося ученого-гуманитария С.С. Аверинцева). Он принципиально отказался от игровой постановки, ему предложенной. Первый исследователь его творчества Николай Иезуитов называл этот фильм «апофеозом двигательных реакций».
Всеволод Пудовкин был, безусловно, человеком 20-х годов, человеком, безупречно, досконально владеющим своим телом, потому что для людей той эпохи тело и мир тождественны друг другу: овладеть своим телом – значит, овладеть миром. Вся биомеханика мейерхольдовская на этом построена! Наверное, ему поэтому так важно было всю жизнь держать себя в спортивной форме. Он и умер-то шестидесяти лет, проиграв несколько часов кряду в теннис с молодыми девушками на Рижском взморье, а потом окунувшись в Балтийские воды. Сердце не выдержало. Если бы не это усиленное внимание к спортивной форме, возможно, он прожил бы много дольше: суть происходящего в обществе его, по большому счету, никогда не интересовала.
В 30–40-е годы он стал заведомо официальной фигурой в советском киноискусстве. Его исторические эпопеи, увенчанные Сталинскими премиями, несли отпечаток вынужденности и растерянности. Пожалуй, только в «Суворове», фильме 40-го года, где героем оказался человек, противостоящий государственной машине, вернулось утраченное ощущение живого человеческого характера – яркого и эксцентричного, и схожего поэтому с характером самого режиссера. Возвращение к себе наметилось в его последней работе, неслучайно в названии было слово «возвращение»: «Возвращение Василия Бортникова». Эта история о том, как оттаивает душа человека, вернувшегося с войны, предвещала наступление «оттепели».
