«Эх! Прощай, Игорь Федорович! Спасибо тебе! Если бы не ты, я был бы совсем другим человеком», — так написал вчера про смерть Егора Летова один мой приятель, мнение которого я уважаю и ценю, но никак не разделяю. Много чего про Летова и его смерть написали в Рунете. Но, если присмотреться, из блога в блог звучит примерно одно и то же: «Великий человек, на кого же ты нас оставил?!». И нескончаемое «п.…ц», «п….ц», «п….ц» извергают десятки комментаторов — другие слова у них просто не находятся. Хотя едва ли не чаще звучит бодрячковое «Летов жив!», после которого на ум неизбежно приходит: «Летов будет жить!». Для многих он такая же икона, как некогда дедушка Ленин.

Когда я впервые услышал Летова в самом конце 80-х, то представил как раз комиссаром в черной кожанке из фильмов про революцию. И тогда же стали раздражать его интонации. Не песни — в чужом исполнении они вопросов не вызывали, — а именно его отталкивающая истерика избалованного ребенка, которому — вынь да положь! — но измени немедленно мир к лучшему…

За 20 лет существования его «Гражданская оборона» так и не научилась толком хотя бы попадать в ноты. И всегда или почти всегда он был против: казалось, ему все равно, с кем и против чего, главное — сам факт борьбы. Сначала воевал против «совка», потом шел против «демократии» под знаменами то НБП, то КПРФ. И всегда он заигрывал со смертью, в прятки с ней играл.

Хорошо понимаю другого своего приятеля, который однажды целенаправленно затер все имеющиеся в наличии кассеты с записями бывшего кумира альбомами БГ. Но даже такой радикализм не позволял отгородиться от Летова — его всегда было слишком много и со всех сторон, даже провинциальная гопота на лавочках у подъездов все 90-е горланила по инерции, что «все идет по плану». А уж для панков он был герой номер один — яростный и непримиримый борец за всех и против всего.

…Когда однажды Летова с «Гражданской обороной» занесло ко мне домой, я меньше всего ожидал, что он окажется настолько мягким и доброжелательным. Не вязался этот домашний Летов, обнимающий на кухне моего кота, с человеком, в двухсотый раз обещающим рычащим голосом, что «мы уйдем из зоопарка» или что «все идет по плану». Весь Летов, по-моему, в этом нелепом противоречии — мягкого человека в жизни и истеричного демиурга на сцене. Все то непродолжительное время, что я имел возможность его наблюдать, он каждые полчаса говорил взаимоисключающие вещи и считал это вполне нормальным.

Вот и публика у него была такая же противоречивая, как сам Летов. На тех концертах «Гражданской обороны», где я был, происходило одно и то же. Встаешь покурить возле входа в клуб или ДК, наблюдая, как перед тобой кучкуются сотни фанатов, и в их дружном гаме легко вычленяются доминирующие звуковые потоки. Это дикий мат-перемат, без которого мало кто друг к другу обращается, и дребезг непрестанно бьющихся пивных бутылок — мало до кого доходит, что их не обязательно запускать в пространство, на кого бог пошлет. Средний возраст собравшихся тоже обычен — лет восемнадцать. В основном закомплексованные подростки с окраин, которым достаточно пары бутылок пива, чтобы крышу снесло в неизвестном направлении.

Более интеллигентные лица, по которым видно, что их обладателей привлекает не свойственная «…обороне» сценическая агрессия, а содержание песен лидера группы, представлены далеко не так массово. Летовский миф оказался способен подпитывать небольшую кучку очкариков-интеллектуалов и куда более многочисленную тусовку маргинальных подростков. Творец оказался заложником собственных потуг демиурга, которые, подозреваю, давно уже ему самому были неинтересны.

Как-то, уже в новом веке и тысячелетии, я по просьбе друзей встречал «Гражданку» на вокзале и среди прочих разговоров спросил у Летова, ожидаются ли новые альбомы. Услышал в ответ: «Мне сейчас неинтересно собственное творчество — гораздо больше нравится исполнять чужие песни, как на альбоме «Звездопад»…».

И ведь мне тоже из всех летовских альбомов больше всего нравится именно «Звездопад», где он попытался выразить любовь и уважение к той культуре, на которой воспитывался. От «Белого безмолвия» Высоцкого и давшего альбому название пахмутовского «Звездопада» до «На дальней станции сойду» Шаинского—Танича и «Солнце взойдет» из «Бременских музыкантов».

В последние годы Летова начали крутить по радио, бульварные газеты стали брать у него интервью о футболе, и со стороны могло показаться, что едва не стало у него «все как у людей», даже последний свой концерт он сыграл, что символично, в развлекательном комплексе «Огни Уфы». Но в его «прекрасном и яростном мире» совсем не было места рассудочной упорядоченности, размеренной, конструктивной жизни, а революций уже не предвиделось, и вряд ли он мог до конца смириться с тем, что «пластмассовый мир победил, макет оказался сильней…».