В Дагестане по селам идут зачистки. Следом за селом Гимры они начались в Талги, Гурбуки — зачистки осуществляет как местное МВД, так и прикомандированные войсковые подразделения, по определению вызывающие на Кавказе аллергию.

Череда зачисток началась накануне Нового года, после убийства в селе Гимры Унцукульского района одного из самых авторитетных депутатов республики — Газимагомеда Магомедова, более известного как Газима-гомед Гимринский.

Неожиданным убийство не было — Газимагомед был давно приговорен шариатским судом. (На этот случай была даже соответствующая кассета, ибо подобные приговоры Шура не выносит голословно, а всегда сопровождает приговор кассетой.)

Боевики обвиняли Газима-гомеда в сотрудничестве с ФСБ — кстати, брат его, Ибрагим, в свое время был казнен боевиками за отравление Хаттаба. Газимагомед Гимринский, зять влиятельнейшего в Дагестане Саидгусейна Магомедова, главы дагестанского казначейства, был, несомненно, человек, вхожий в самые разные круги. (Говорят, он вполне спокойно мог войти в кабинет бывшего главы УФСБ по Дагестану г-на Грязнова и кричать на него.) Но назвать его агентом ФСБ было сложно примерно по той же причине, по которой Ленина, пусть и приехавшего в запломбированном вагоне, сложно назвать агентом немецкого генштаба. Трудно сказать, кто кого использовал.

Во всяком случае, Газима-гомед Гимринский, несомненно, посредничал между властями и не вполне подконтрольным им селом, и именно его авторитет удерживал власти от всяких безумных решений вроде паспортных проверок или попыток доказать с помощью БТРов теологическую несостоятельность гимринских ваххабитов.

Надо сказать, что разногласия между Газимагомедом Гимринским и младшим поколением инсургентов (некогда служивших у него же в охране) носили не только теологический, но и весьма практический характер. Называют по крайней мере три источника, из которых финансировалась в Унцукульском районе борьба за шариат. Это вымогательства денег у «Сулакэнерго», периодически страдавшего от митингов унцукульцев, требовавших компенсаций за затопленные участки, деньги за похищение людей (в октябре 2007-го за выкуп племянника главы буйнакской администранции г-на Баталова заплатили то ли миллион, то ли полмиллиона) и, наконец, недавний подряд на реконструкцию Гимринского тоннеля.

Судя по всему, идеологические разногласия не мешали младшему и старшему поколению гимринских народных лидеров осуществлять некоторые из этих мероприятий совместно, а окончательный теологический крах в Гимрах как раз и наступил по поводу вопроса об откате за строительство Гимринского тоннеля. Согласитесь, если к одному и тому же подрядчику приходят две разные группы инсургентов и требуют с него дань за одно и то же, то подрядчик может порекомендовать им выяснить отношения между собой.

Короче, Газимагомед нашел у себя в подъезде очередной фугас (он давно не жил в самом селе, а жил в пятиэтажке в паре километров). Будучи храбрым человеком, Газимагомед поехал в Гимры выяснять отношения. Наверное, он полагал, что его же бывшие охранники не решатся убить его. Тут же Ибрагим Гаджидадаев, лидер молодых гимринцев, вызвал его на разговор. Газимагомед вышел на улицу; Гаджидадаев всадил в него весь рожок и был таков. Прибежали триста ментов, да никого не поймали: да и когда федералы ловили кого, кроме соседских кур?

Как я уже сказала, Гимры — сложное село. В нем, как, впрочем, и в большинстве горных сел Дагестана, женщины ходят исключительно в платках, по дороге к Гимрам стоят зеленые таблички с именами Аллаха, а в самом селе на вопрос о том, как осуществляется в нем правосудие, глава администрации честно отвечает, что это неправда, будто в селе судят исключительно по шариату.

Мол, когда у сельчанина возникает беда, он идет к главе администрации и к имаму мечети, и они честно ему говорят: вот по адату выходит то-то, а по шариату — то-то. И сельчанин выбирает, как ему выгоднее.

Судя по всему, гимринцы не очень осведомлены о том, что внизу, на равнине, есть какой-то другой суд и Конституция РФ, но следует, увы, признать, что от этого им живется только лучше и что разбирательство конфликтов в Гимрах на порядок честнее и приличнее того, что творится в Махачкале, да и в Москве.

Да, в Гимрах укроют объявленного в розыск террориста, а когда два года назад власти попытались изловить гимринских боевиков, все село сидело на площади и смотрело, как в горах рвутся снаряды и как над ними летают вертолеты в поисках людей, добровольно ушедших из села, чтобы не подвергать его опасности зачистки.

Но в Гимрах невозможно представить себе, чтобы, скажем, глава администрации давил население на иномарке с мигалкой или торговал должностями, то есть делал то, что творится не только в Дагестане, но и в любом месте России и совершенно непредставимо ни в городе Лондоне, ни в селе Гимры.

С практической точки зрения ваххабизм в Гимрах означает местное самоуправление. Доказывать гимринцам БТРами преимущества Басманного суда над шариатским — задача заведомо бесполезная.

По правде говоря, БТРами ничего нельзя доказать даже где-нибудь в Краснодаре. Представьте себе краснодарскую станицу, в которую входят менты и начинают проверку паспортного режима. Сколько раз пьяные служивые начнут случайную стрельбу? Сколько они перережут кур? А если они выроют сортир на кладбище? И даже если не на кладбище, где-то им надо вырыть сортир? Через сколько времени краснодарская станица станет вполне ваххабитской в отношении к этой голодной и жадной ораве?

Искоренять ваххабизм зачистками — то же самое, что тушить пожар бензином. Чтобы федералы зачищали горные села — это может допустить только слабая власть, и эта кровавая спираль на руку лишь боевикам и чекистам: ковровые проверки и озлобленные менты обостряют ситуацию, а не улучшают ее. Чем больше в Дагестане будет зачисток и проверок, тем чаще взбешенный народ будет стрелять по блокпостам; чем чаще будут обстреливать блокпосты, тем больше будет поводов для проверок.

Конец такого пути — Ингушетия, райское место для террористов и ФСБ: год службы за два, стремительный карьерный рост, право убить любого местного на остановке и назвать его боевиком и — полная неуправляемость территории.

К тому же у Москвы и Махачкалы есть другой способ показать преимущества российского суда над шариатским, кроме БТРов. Накануне Нового года в Дагестане случилось еще одно громкое убийство. Убили судью Верховного суда Пашаева, оправдавшего людей, обвинявшихся в покушении на председателя Пенсионного фонда Дагестана Амучи Амутинова. Незадолго до убийства судьи тяжело ранили Константина Мудунова, адвоката подсудимых, а еще до того взорвали одного из предполагаемых организаторов покушения — Омали Алилова, начальника службы безопасности главы железной дороги Гази Газиева. На процессе тогда всплыл возможный мотив покушения: один из свидетелей утверждал, что глава Пенсионного фонда сам заказал ему Гази Газиева и нескольких других лиц. «А почему он вас это просил? — спросили свидетеля. — Вы киллер, что ли?». «А вы как думаете?» — ответил тот.

А вчера взорвали и самого Газиева: пострадал, правда, только джип, и в итоге, в пересчете на бронированные машины, счет стал 2:1.

Убийство судьи Верхов­ного суда — это одно из многих убийств в Дагестане, где мотивы не менее прозрачны, чем при убийстве Газимагомеда Гимринского. Если бы власти имели волю и силу расследовать убийства подобного рода, может быть, им не пришлось бы доказывать преимущества российского правосудия с помощью повальных зачисток.