СюжетыОбщество

Жалко кого-то в Марокко

Этот материал вышел в номере Цветной выпуск от 21.12.2007 №49 (59)
Читать
В его квартире на «Аэропорте» было тепло и вкусно. Засиделись за полночь. Он жаловался на чрезмерную нагрузку в газете, на то, что не запускают сценарий, что машина ломается и хорошо бы заменить, что издатели тянут с книгой, что...

В его квартире на «Аэропорте» было тепло и вкусно. Засиделись за полночь. Он жаловался на чрезмерную нагрузку в газете, на то, что не запускают сценарий, что машина ломается и хорошо бы заменить, что издатели тянут с книгой, что командировка в Америку совпадает с отпуском, который он наметил провести на Соловках с сыновьями и Юрой Чудецким (поехали с нами, но ты, конечно, надуешь в последний момент), что гонорары платят в один день в разных местах и приходится мотаться по городу, теряя время, что надо думать о деньгах, чтобы полностью выплатить пай в кооперативе, и что ему завтра рано надо вставать.

Настало время прощаться, хотя деваться мне, собственно говоря, было некуда. Из своего дома я ушел и перебивался ночлегами, а часто и длительным пребыванием у своих друзей: у чудесной Ани Дмитриевой и Мити Чуковского я делил комнату с их детьми Мариной и Митей; с Митей, но уже котом, — диван в квартире мхатовских актеров Олега и Нелли Герасимовых, а у невероятного жизнелюба патологоанатома Саши Талалаева, бывало, вообще жил один. Меня часто оставляли ночевать, если я засиживался в гостях, а если не засиживался, то мог провести ночь и в редакции, где в кабинете был диван, на который без подозрений можно было попасть, пока не разъехалась дежурная бригада.

У Славы на «Аэропорте» я не оставался никогда. Места не было, да и не предлагали. (А на писательской даче, в другой его жизни, ночевал не раз.)

Взяв портфель-кровать, я попрощался и отправился на Белорусский вокзал, где на втором этаже, у комнаты военного коменданта, была широкая, без перильцев, скамья и куда никогда не забредала милиция. Я лежал на ней и думал, что Кириллычу и вправду тяжело, что он без остановки пашет в «конторе», что издатели-сволочи тянут зря, потому что его книги действительно хороши, что ему много надо успеть, что его выматывает эта кутерьма со сценарием и кооперативом, и вообще…

Поднялась по лестнице и села на соседнюю скамейку пожилая женщина в кримпленовом пальто с фибровым чемоданом и авоськой апельсинов, на каждом из которых был черный бумажный ромбик с надписью «Maroc».

Жалко Славу, думал я, и дома у него разладилось… И кого-то в Марокко, без конца наклеивающего ромбики на каждый апельсин (господи, сколько же их!), тоже жалко.

В семь утра пришла уборщица, и я, вытащив из-под головы портфель, отправился в редакцию, располагавшуюся недалеко — на улице Правды.

«Комсомолка» была для меня буквально домом. Там было все — стол, стул, диван, кабинка в фотолаборатории, ящик с негативами, пузырек c чернилами Parker и такая же ручка, там были мои друзья и подруги, любимое дело и атмосфера товарищества, радости, преодолимых неудач, успеха (если он случался). Там было переживание реальной жизни и ожидание продолжения ее. Зубная щетка там была, бритва, полотенце, постельное белье — то, что нужно человеку, если он счастлив.

В этом состоянии, часов в восемь утра выйдя из нашей с Олегом Жаданом (блестящим и ироничным журналистом) комнаты в длинный коридор шестого этажа с целью достичь (pardon) туалета, я столкнулся с Ярославом Кирилловичем, который принес рукописный текст (не для газеты, как я понял, иначе — зачем в такую рань) в машинописное бюро, где его ждала машинистка Тамара, которая, печатая без ошибок (что для нас с Головановым было существенно), могла одновременно не только вести отвлеченные беседы с другими машинистками, но и вязать свитера английской резинкой.

Остановившись на подступах к машбюро, мы — один в майке с короткими, не по сезону, рукавами, с пастой, зубной щеткой и казенным, мне кажется, полотенцем, другой — в элегантной куртке — продолжили вчерашнюю беседу, как вдруг в дальнем конце коридора увидели двигающуюся к нам небольшую толпу мужчин, одетых в строгие костюмы и белые рубашки с галстуками.

Впереди, несколько оторвавшись от пелатона, двигался главный редактор Борис Дмитриевич Панкин. За ним все секретари ЦК ВЛКСМ. (Как потом мы узнали, высшее руководство советской молодежи направлялось на встречу с главным редактором «Правды», секретарем, если я не путаю, ЦК КПСС Зимяниным, чей кабинет был двумя этажами ниже.)

Проходя мимо, Панкин испепелил нас тяжелым взглядом и не поздоровался, хотя наверняка мы были ему знакомы. Ну, по крайней мере, член редколлегии Голованов, да и меня он не раз хотел выгнать за ошибки.

— Ба! — весело закричал Кириллыч. — А это кто же пожаловал к нам в гости в столь ранний час?!

— Здравствуйте, Слава! — из хвоста процессии выделился первый секретарь Евгений Тяжельников и пожал руку сначала Голованову, потом мне с вафельным полотенцем через плечо. Группа моментально изменила конфигурацию: те, кто проскочил нас, вернулись назад и в полном соответствии с главенством должностей по порядку стали пожимать руки — второй секретарь, секретарь по пропаганде, по рабочей молодежи, студентам и так далее… Процедура напоминала пародию на встречу главы иностранного государства на аэродроме.

Панкин стоял в стороне и как то чрезвычайно по-доброму смотрел на все это, играя желваками.

— Сматывайся-ка поскорей в командировку от греха, — посоветовал мне Слава. — Кажется, главный редактор не рад встрече с нами.

— А вы говорили, что в газете никого еще нет, — сказал Тяжельников Панкину и показал на нас. — Смотрите, раннее утро, а работают люди!

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow