Перед премьерой спектакля «Идут белые снеги…» Евгений Александрович волновался. «С шоу будет все в порядке, не сомневаюсь,– сказал он мне, — а вот заполнится ли «Олимпийский»? Рекламы было недостаточно». Я перед премьерой тоже волновался, но не за количество слушателей-зрителей: не знаю, может ли в наше время поэзия собирать стадионы, а вот в том, что Евтушенко это умеет, — не сомневаюсь. Я не был уверен в другом — в качестве самого продукта: и рок-оперы, и ее исполнения. Уж очень много разочарований случалось в последнее время. Идешь-то, думая, что на праздник, а попадаешь… Ну, в общем, попадаешь.
Скажу сразу: волновались мы оба напрасно. «Олимпийский» был заполнен. Композитор Глеб Май написал на стихи Евтушенко мощную вещь. Режиссер-постановщик Николай Лактионов поставил не просто спектакль, а синкритическое действо с использованием видеороликов, фотографий, цирковых номеров, современного танца и, наконец, самого поэта в качестве не только чтеца собственных стихов, но и действующего лица. Что же касается исполнителей — прекрасно отработали контрастно оттенявшие друг друга Павел Смеян (помните его «Рок-ателье» и рок-оперы «Ленкома» с ним?), Анатолий Алешин (помните его «Аракс» и те же рок-оперы?) и «гардемарин» Дмитрий Харатьян (конечно, помните).
Сюжет спектакля «Идут белые снеги…» прост. У главного героя Поэта была одна-единственная возлюбленная, но «любовная лодка разбилась о быт» — измена, и они расстались. Ее заменили, но не смогли заменить многие женщины… Еще у Поэта была вымечтанная им Родина, а потом она изменила его мечте, и даже страны, в которой Поэт родился, не стало. Были у Поэта и читатели, которые ловили каждое его слово, а потом что-то с ним или с ними случилось, и уже становится все труднее до них докричаться. Пронзительно звучит в исполнении Смеяна один из бесспорных хитов рок-оперы «Граждане, послушайте меня»… Была у Поэта и одна-единственная жизнь. И вот она… Неужели и она изменит? От отчаяния может спасти только любовь. В том числе и — не надо смеяться (а на этой коде спектакля и платочки белые замелькали, и глаза печальные подозрительно засветились) — к Родине: «Если будет Россия, значит, буду и я».
Любовь, измена, расставание, родина, глухота современников, смерть и преодоление страха смерти — все это и есть вечные темы поэзии. Поэтому вполне естественно (хотя порой и двусмысленно) присутствие на сцене самого автора, который не только читает свои стихи, но и вступает в молчаливый диалог с собственной Памятью (Денис Константинов), Душой (Харатьян), Роком (Смеян), Лирическим героем (Алешин). И Любимая (Л. Красавцева) даже может присесть к нему на колени. Высокая мера условности — великое преимущество театра перед кинематографом — играет в спектакле, быть может, самую главную и, несомненно, удавшуюся роль.
Но и без кино не обошлось. На огромном экране, представляющем собой задник сцены, мелькают документальные кадры запечатленных кусочков одной-единственной проходящей жизни. Вот во весь экран мать поэта — ее уже нет на свете. Вот он в юности — куда внезапно исчезла эта веселая и нахальная подруга? Вот он, уже немолодой, бежит с собакой — и бежать-то трудно, и где теперь эта собака?
А постоянный фон и, быть может, самая большая удача постановки — быстро сменяющиеся пейзажи зимы, весны, осени, лета. Кажется, они должны промелькнуть 75 раз — столько лет поэт уже прожил. И ведь все эти годы, по замыслу, должны вместиться в какие-то полтора часа спектакля!
Когда речь (и пение!) идет о конечной человеческой жизни, удивительно ничтожной и навязчивой, как жужжащая над ухом муха, оказывается «политика». Она только отвлекает от основных вопросов жизни. Другой поэт — не Евтушенко, а его куда менее знаменитый почти ровесник Александр Аронов написал: «…нас Сталин отвлекал от ужаса существованья». Хочется даже сказать спасибо этим сталиным, что так часто и надолго отвлекали Евтушенко от лирики. Иначе, не дай бог, мы бы вместе с самим поэтом могли и не встретить его юбилей. Когда постоянно «играешь на разрыв аорты», она в конце концов разрывается…
Что же касается гражданских императивов Евтушенко — вот они-то в совокупности и есть некогда искомая (до «плана Путина», вестимо) национальная идея. Сформулирована внятно, к тому же — в рифму, легко запоминается. Но — вот беда! — идеологией у нас занимаются политтехнологи и конспирологи, а они стихов не читают. Ну, может, хоть на спектакль придут…
P.S. Было в «Олимпийском» и второе отделение, во время которого «Новые Известия» вручили Евтушенко статуэтку «Герой нашего времени», а «Новая» огласила, что присоединяется к выдвижению Евтушенко на Нобелевскую премию в области литературы. Впрочем, мы пошли еще дальше, заявив, что можно было бы выдвинуть Евгения Александровича и на Нобелевскую премию мира. После чего Евтушенко долго читал стихи и зачем-то еще позвал на помощь Михаила Задорнова, хотя вполне справлялся и без него.
