С детства я, как и Пушкин, ненавидел «самовластительного злодея»: «Тебя, твой трон я ненавижу, твою погибель, смерть детей…», ну и т.д. Сначала я этого злодея ненавидел как царя (по безграмотности), а потом (просветившись) — как Наполеона.

И вот как-то наткнулся я на статью Виктора Анпилова «Наши разногласия», в которой он спорит с Геннадием Зюгановым, кто из них более коммунист. В этой статье Анпилов в резких выражениях критикует Зюганова за то, что тот якобы «идеализирует царскую Россию» и «расхваливает самодержавную «тюрьму народов».

— Перечитайте Пушкина, наконец, — гневно восклицает Анпилов: — «Самовластительный злодей, тебя, твой трон я ненавижу…». Дескать, сам Пушкин ненавидел царя как злодея, а ты, Геннадий Андреевич, ему дифирамбы поешь!

А ведь Анпилов по образованию — журналист, сдавал в МГУ русскую литературу и должен знать, что в стихотворении «Вольность» имеется в виду Наполеон, а не российский царь!

Беда, в том, что в этом стихотворении прямо не написано: «Наполеон». Всего лишь: «Самовластительный злодей». Мол, понимай его, злодея, как хочешь. Вот Анпилов так его и понимает, как хочет: царь! А я и Зюганов — иначе понимаем, как, наверное, надо: Наполеон! А может быть, этот злодей — еще кто-то?! Кого винить в этой неразберихе? Пушкина?

Главное, что все участники настоящего повествования ненавидят «самовластительного злодея» с одинаковой силой и «с жестокой радостию»! Но, увы, подразумевая под этим злодеем разные лица, потому что недосказанность поэта до сих пор будит наше воображение.