Фестиваль новой пьесы «Любимовка» последние несколько лет проходит в «Театре.док» — театральном подвале в Трехпрудном переулке. В тесное помещение с облупленными черными стенами приходят студенты и олигархи, восторженные почитатели новояза и плюющиеся ядом консерваторы — и мирно делят стулья, как места в ковчеге. И вместе плывут в наше языковое завтра — «Любимовка» бескорыстно и последовательно отслеживает изменения в образе мысли и языке. Публикуем фрагменты пьес, написанных в драматургической лаборатории «Ясная Поляна». «Расписаться» здесь позволено любому — приезжай, живи, только не ленись, пиши. Драматурги — написали, лучшее, на наш взгляд, — мы печатаем. Евгений Казачков,интернет-дизайнер, Москва. Проект «Царь-веник»…После героических событий 1612 года Минину и Пожарскому недолго оказывали почет. Государство не одарило их ни славой, ни высокими почестями.
Дмитрий Пожарский после окончания Смуты жил долго, но не играл важной роли, как можно было бы ожидать. Пожарскому было пожаловано «сельцо под Рязанью за кровь и очищение Московское». Он не был ни особенно близким к государю советником, ни главным военачальником. Ему не поручали особенно важных государственных дел. Служба его ограничивалась второстепенными поручениями. Царь не считал за Пожарским особых заслуг, которые бы выводили его из ряда других. Пожарский страдал меланхолией.
Кузьма Минин скончался в 1616 году, вскоре после Смуты. Новые цари, Романовы, довольно быстро забыли Минина. Бояре Романовы, вольно или невольно, не хотели помнить о посадском человеке, который сделал их царями.
Предполагаемый спектакль представляет собой три встречи двух условных ветеранов с фамилиями Минин и Пожарский. В ходе этих встреч Пожарский все глубже погружается в свою «черную болезнь», совершает странные действия, например, строит из спичек Кремль и поджигает его. Навещающий его Минин, оказывается, отлучен от бизнес-истеблишмента и вообще разочаровывается в жизни. Минин и Пожарский постоянно ссорятся… Они пытаются переиграть по новой минувшие события (например, то, как они брали в заложники боярских и купеческих жен и детей, чтобы собрать из выкупов деньги на ополчение). Все это перемежается кадрами из черно-белого фильма «Минин и Пожарский», которые транслируются на задник сцены.
СЦЕНА ТРЕТЬЯ <…>М. Дима… Димочка… Зачем тогда всё? Зачем? Зачем были эти сабли, косы, топоры? Зачем эти кишки на вилах? Объясни мне, Дима?П. Сам-то как думаешь?М. Я не знаю, Дима. Я раньше думал, что мы людей спасаем. Чтобы они дальше нормально жили. А это же не люди, ты понимаешь?П. Мы не людей спасали…М. А кого? Родину? Страну? Землю, да? Землю вот эту? (С остервенением прыгает несколько раз.) Так она ж никуда и не делась бы. Я теперь, знаешь, землю эту ненавижу. Потому что она такая же, как везде, понимаешь? Нету разницы никакой. Нету!П. Мы не землю спасали. Глубже копай.М. Куда глубже? В недра? К золоту? К алюминию?П. Еще глубже, Кузя. Вспомни, на чем земля наша держится?М. На вере православной?П. Глубже, Кузя. На традициях. Мы с тобой традиции спасли.М. Какие традиции?П. Великие. Русские. Традиции. Спасли и сохранили. За это и кишки на вилы намотать не жалко. Мы герои с тобой. Мы подвиг совершили.М. Так почему же нас с тобой после этого на хер послали, Дима? За что?П. Да потому что, Кузя, это и есть Великая Русская традиция — на хер друг друга посылать. И чем больше ты для людей сделаешь, тем крепче тебя на хер посылают.М. Ты совсем больной.П. Нет. Я, наоборот, только вылечился. Мы ж на том и держимся, Кузя. Друзей мы посылаем на хер по-дружески, а врагов — беспощадно. Поэтому мы непобедимы. Мы завоюем новые земли, присоединим народы и пошлем их на хер. Мы пошлем на хер настоящих героев, придумаем вместо них новых — и пошлем туда же. Мы пошлем на хер царей, поставим вместо них новых, и они пошлют на хер нас. Эта страна будет вечной! Мы пошлем на хер самих себя и станем бессмертными, Кузя!М. Что ты плетешь, Дима?! Что ты плетешь?!
Пожарский поднимает с колен связку хворостин и ставит ее рядом с собой.
П. Я плету Царь-веник.
Анна Яблонская, юрист, Одесса. «Выход к морю» Николай на заборе. Коля — внизу.
НИКОЛАЙ. Я в Житомире квартиру продал, с работы ушел! Мне супервайзером предлагали! У меня женщина была, из собеса… бросил ее! У нее мама вообще в милицию могла меня устроить… От всего отказался! Сюда переехал! На рынке вкалывал — мешки таскал.. чтобы море… А они — бетонный забор — шесть километров! Пляжи повыкупали! Ур-р-роды! Я четыре года не купался, потому что какое-то чмо себе воду присвоило! Песок себе присвоило! Солнце! Солнце, как тяжелая оранжевая капля поднималось из свинцовой воды и превращалось в сферу… Ниточка горизонта разрывалась ровно в том месте, где босая нога погружалась в серебро и зелень. И сначала холодно, а потом тепло-тепло… хочешь нырнуть — зажмуриваешься, а выныриваешь — мир меняется. В воде набухали трусы — у меня были красные, я чувствовал себя опухшей рыбой. А с пирса бомбочкой прыгали восьмиклассницы в финале пубертатного периода, и они летели прямо ко мне, и когда они летели, я видел, я слышал колокола — они раскачивались в тяжелых чашках купальников и звенели, коснувшись воды… А еще у самого волнореза стояли рыбаки, с лицами цвета намокшего хлеба, и пластмассовые стаканчики с мидиями, и они закидывали донки и тащили из воды бычков, а одна бабушка в желтой панамке вытащила камбалу — камбала была плоская, она принимала сигналы из космоса… уже четыре года… как нет сигналов! Вот ты! Ты хоть понимаешь, зачем ты здесь стоишь?! От кого ты море охраняешь? Слышится приближающийся лай собак. Николай не решается прыгнуть — он боится высоты. Коля мягко снимает его с забора и ставит на землю.
НИКОЛАЙ. Дай сигарету.
Коля дает Николаю закурить.
КОЛЯ. Супервайзер — это кто?
Николай закашливается и машет рукой. …Николай и Коля у забора. Сидят на корточках, курят.
КОЛЯ (кивает на забор). Там это… в общем… отсюда если в километрах трех, обойти нужно… там справа проволока… и если дальше — обрыв.. там, короче, можно к морю выйти… и нет никого…<…>
Вячеслав Дурненков, драматург, Тольятти. «Экспонаты» Действие происходит в живописном захолустном Полынске (московская трасса), городке с богатой историей, который живет только тем, что принимает экскурсии. Некоторые жители городка устроились лучше других. Например, семья Морозовых: Валя — экскурсовод — неизменно приводит проголодавшихся туристов в магазин своего отца (дяди Юры). А в это время семья Зуевых, например, бедствует и спивается… Да и почти все семьи в городке бедствуют…
В Полынск приезжают предприимчивые люди из Москвы (Воронько и Черновицкий), предлагают план обустройства высокодоходного туристического центра… От жителей городка требуется всего ничего: ходить в бутафорской одежде, изображая «горожан XIX века», да пускать туристов в свои дома…
Благополучная семья Морозовых после недолгих колебаний соглашается на эксперимент. Неблагополучные Зуевы устраивают так, что эксперимент оборачивается кровавой драмой…
ВАЛЯ (на ходу продолжая рассказ). До 17-го года в Полынске насчитывалось 25 питейных заведений, что несколько превышало норму уездного города, но судебные книги того времени не фиксируют повышенного криминального фона. К слову сказать, до сих пор в нашем городе самый низкий уровень преступности в области. У нас нет своей милиции. Да, да, это правда. Возможно, дело в том, что здесь такой воздух и такие люди. Слева от собора мы видим дом промышленников братьев Радугиных, которые занимались производством спиртного. Водка, вино и напитки Радугиных поставлялись ко двору Его Императорского Величества и конкурировали со смирновскими. Государь за обедом выпивал рюмку наливки, и это была именно наша полынская наливка. <…>
В свое время здесь проживало до 100 человек, в основном это были пожарники. Пожарниками раньше называли людей, дом которых сгорел. То есть погорельцы, а пожарные это те, которые тушат пожар. Мы вообще многого не знаем. К слову сказать, здесь есть и своя литературная история. Наверное, вы знаете писателя Шумского, он бывал здесь неоднократно. Шумский состоял в переписке с писателем Успенским. Он писал следующее: «Полынск прекрасен! Бросай все и приезжай сюда. Здесь живут все твои персонажи». <…>
СЦЕНА ЧЕТВЕРТАЯ
Магазин Морозовых. За прилавком стоит дядя Юра, перед ним дед Толя. Дядя Юра, явно теряя терпение, держит перед дедом открытую тетрадь.ДЯДЯ ЮРА. Дядь Толь, ну вот ведь все записано. У тебя еще десять рублей долга.ДЕД ТОЛЯ. Ну и что? У меня пенсия через неделю. Чего ты жмотишься? Записывай две бутылки, и я пошел. Больше разговариваем.
В магазин входит тетя Гена. <…> Дядя Юра косится на тетю Гену, ему неудобно при ней препираться со стариком.
ДЯДЯ ЮРА. Короче, я одну бутылку дам. Вот отдадите все, тогда и будем разговаривать.
Дядя Юра ставит на прилавок бутылку и делает запись в тетради. Дед Толя угрюмо хватает бутылку.
ДЕД ТОЛЯ. Фашист. Пиши так: «Я, фашист Морозов, дал в долг коммунисту Соболеву». Вот так пиши. ДЯДЯ ЮРА. Дядь Толь, идите домой, а?ДЕД ТОЛЯ. Фашист. Дождешься, подпалят твой курятник на девятое мая.
Бормоча ругательства, дед Толя уходит. Тетя Гена подходит к прилавку. Некоторое время смотрят друг на друга.
ТЕТЯ ГЕНА. Как торговля идет? Обижаешь людей, Юрий Андреевич?
Вместо ответа дядя Юра протягивает руку и касается пальцами щеки тети Гены. Та не отстраняется, напротив, прижимается к его пальцам. <…>
СЦЕНА ВОСЬМАЯДом Зуевых. Тетя Гена подстригает волосы Галактиону Карповичу.<…> Входит Клим, за его спиной маячит Леша. Оба пьяны. Клим подходит к тете Гене, обнимает. Целует в щеку, та морщится от перегара.
КЛИМ. Здорово, сестра. (Наклоняется к Галактиону Карповичу, целует его.) Здорово, батя. (Показывает на Лешу.) Это Леша, мы с ним вместе…ТЕТЯ ГЕНА. Вижу, что вместе. Садитесь за стол. Я уже закончила.
<…> Леша икает. Тетя Гена достает из шкафа бутылку водки, две рюмки. Ставит рюмки перед гостями. С хрустом скручивает крышку водки и разливает. Бутылку берет с собой и садится на прежнее место.
КЛИМ. Вот. Теперь вижу. А сама?ТЕТЯ ГЕНА. Ничего, я так посижу. КЛИМ. Много говорим.
Клим поднимает стакан.
КЛИМ. За Зуевых!
Леша и Клим выпивают.
КЛИМ (Леше). Вот я и дома. Я здесь вырос. (Показывает на Карпа Галактионовича.) Это батя мой. Это сестра. Ее Гена зовут. Ангелина, если полностью. Батя так захотел. Батя крутой был. У нас раньше здесь поп жил, та еще гнида. А батя с ребятами комсомольцами были, ну тогда это было… Они ему по-хорошему говорили, чтоб манатки собирал. Тот уперся и ни в какую. Ну и спалили его, дверь и окна заколотили, чтобы не вылез. А батя потом сильно болеть стал. А когда сестра родилась, Ангелиной назвал. И сразу на поправку пошел.
ТЕТЯ ГЕНА. Ну что ты чушь несешь? Да не было этого, наслушался бреда стариковского. <…>КЛИМ. Сейчас таких нет. За обедом два стакана, вечером еще два. И это если не праздник. И я его ни разу пьяным не видел. Ни разу. ТЕТЯ ГЕНА. Зря ты парня привел…КЛИМ. Я тебе слова не давал. Леш, хочешь выпить?Леша обреченно кивает.<…>КЛИМ. Леш, а хочешь, я научу тебя ацетон пить?ЛЕША. Не, я лучше водочки.КЛИМ. Там все просто. Выпиваешь и бежишь, пока силы есть. Тогда живой останешься.
Леша смеется. Клим мрачнеет. Клим встает, хватает Лешу за шиворот. Леша перестает смеяться и испуганно смотрит на Клима.
КЛИМ. Чего смеешься? Ты в этот дом как человек пришел, тебя встретили как человека.ТЕТЯ ГЕНА. Отпусти пацана.КЛИМ. Ты, сука, думаешь, раз тебя сюда впустили, теперь все можно? <…>Клим с силой отшвыривает от себя Лешу. Тот падает на пол. Тетя Гена помогает ему подняться и выпроваживает за дверь. <…>
СЦЕНА ДВЕНАДЦАТАЯДом Морозовых. Обстановка в доме изменилась. Исчез телевизор, но появилась настоящая прялка. Стулья и табуретки сменили две широкие лавки. Входит дядя Юра. Внимательно смотрит на стол, берет с него алюминиевую солонку и прячет в буфет. Садится за стол. Появляется тетя Оля, в костюме горожанки, устраивается напротив мужа. Некоторое время молчат, смотрят друг на друга. Наконец тетя Оля не выдерживает и начинает смеяться. Дядя Юра хмуро смотрит на нее. <…>
ДЯДЯ ЮРА. Вот, знаешь, если бы нас сейчас, вот таких, как мы сейчас, показали бы нам, как мы раньше были, то мы бы ох…ли.ТЕТЯ ОЛЯ. Да я и сейчас. <…>
СЦЕНА ВОСЕМНАДЦАТАЯДогорает магазин Морозовых. Перепачканный сажей дядя Юра сидит на корточках и не отрываясь смотрит на огонь. Сзади появляется подвыпивший дед Толя.
ДЕД ТОЛЯ. Ну, чего?! С праздничком тебя, Юрий Андреич! Красота-то какая, а!
Дядя Юра не реагирует.
ДЕД ТОЛЯ. Дождался я. Ох, долго я этого ждал. Нашелся все-таки человек. Вот молодец-то! Вот кабы все так. Вот тебе, фашист, радуйся. Долго я ждал. Этот день мы приближали, как могли. Не у всех, видать, совесть кончилась. Как в костре погасшем таял уголек. ДЯДЯ ЮРА (спокойно). А где теперь водку будешь брать?ДЕД ТОЛЯ. А это не твое собачье дело, фашист. Я-то найду, а ты теперь все — с голой жопой останешься. Не взлететь тебе по новой. <…>
СЦЕНА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯВоронько и Черновицкий сидят на ступеньках дома, в руках стаканы. <…>
ВОРОНЬКО. Старею, наверное, домой хочется, сил нет. Приеду и с дочкой в зоопарк пойду. От этих рож отдохнуть надо. ЧЕРНОВИЦКИЙ. Это точно. Как думаете, с этими Зуевыми будут проблемы?ВОРОНЬКО. Да ладно тебе. Это же они так, на словах крутые. А до дела дойдет и сдуются. Строить их надо. Жестко строить. Людишки ведь совсем от рук отбились. Воспитывать и строить. <…>Выпивает.
СЦЕНА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯДом Зуевых. Клим и Саша сидят за столом. Тетя Гена стоит и смотрит в окно. На столе перед Климом какие-то предметы, накрытые газетой.
КЛИМ. Ну что? Начнем.САША (смотрит на часы). Так, погоди, погоди. Давай!
Клим сбрасывает газету на пол. На столе разобранный автомат. Клим закрывает глаза и начинает собирать его. Автомат собран.
САША. Норматив.КЛИМ. Что и требовалось доказать. ТЕТЯ ГЕНА. Ребята, я вас очень прошу… КЛИМ. Хватит уже, а? Никто никого убивать не собирается.САША. Да мы даже патроны брать не будем. Просто покажем этим гондонам, кто здесь хозяин, и всё. <…>
