Гарика я знаю очень давно. С самого детства. И всегда он был брехло. А все его родственники — куркули. Детство мое было в прямом смысле босоногое — старые двухэтажные домики, рядом военкомат, кусты, речка, земснаряд, за речкой — дачи. Летом мы часто даже штаны не надевали. Прямо в труселях выходили из дома и шли на речку, потом смотрели кино в Доме офицеров, потом рубились с солдатами в футбол. Такое вот незамысловатое детство.
Гарик приезжал в наш дремучий оазис к бабушке на троллейбусе из спального района. Он нес в наши массы городскую культуру. Привозил какие-то новые матюки, не обламывался играть с девками в дом, мыл руки, в драке кусался и царапался, плавал по-собачьи и рассказывал небылицы про заграничную жизнь, хотя и не был там ни разу.
Однажды Гарик всем сказал, что его батя едет в командировку в Канаду и Гарика с собой берет. В доказательство он продемонстрировал вырезанную из заграничного журнала фотографию Уэйна Грецки. Мы, как дураки, поверили. Почему-то мы ему часто верили. Неделю весь двор составлял списки, кому чего привезти. Там было все — и жувачка, и кассетные магнитофоны, и джинсы, и даже красная пленка (та самая, которую, согласно легенде, привозили дальнобойщики, и если на нее кого-нибудь сфотографировать, то на фотографии она получится голая). Эту неделю с Гариком никто не ссорился, держались, как могли. Потом выяснилось, что поездка перенеслась, потом оказалось, что батя должен ехать один, а потом наступило 1 сентября, и мы не видели этого брехуна до осенних каникул.
Другим летом Гарик со своим батей потрясли нас своим плавсредством. Мы, речные дети, конечно, видели разные лодки — и казанки, и плоскодонки, и катера, и пластиковых уродов из проката, но такое… Мы болтались во дворе, когда со стороны реки вошли отец и сын Берковские. Они торжественно, как гроб с Брежневым, несли над головами какую-то фигню непонятной формы, сделанную из металлических пластин явно для того, чтобы плыть. Мы стали наперебой выдвигать версии: «Это такая байдарка», «Нет, это байдарка-иканоэ для соревнований». Гарик гордо поднял голову и сказал: «Дураки, это гондола».
Вот тут мы, конечно, со смеху покатились. Чуть животы не надорвали и долго еще Гарика этим «гондолом» позорили. Мы ведь прекрасно знали, что «гондолы» продаются в аптеке по 4 копейки, их можно надувать, в них можно наливать воду, но плавать в них — абсурд!
Толику родители купили кассетный магнитофон. Я не знаю, в чем причина, в магнитофоне, в Толике или в его родителях, но воспроизводил этот аппарат исключительно сочинения Новикова и Токарева. Иногда каких-то безымянных исполнителей блатных песен, которых теперь культурно называют «шансон». Целыми днями мы пропадали в сараях, заслушиваясь бессмертными композициями «Вези меня, извозчик», «Из колымского белого ада», «Эх, хвост-чешуя». У нас даже мысли не возникало, что есть еще какая-то музыка, да и не нужна она нам была, эта мысль.И тут появляется Гарик. «Вы, — говорит, — дураки. Слушаете неизвестно что. А все нормальные люди в Европе сейчас слушают ансамбль «Магниталкин», второй альбом. А еще лучше, вы, конечно, не знаете, потому что дураки, есть такая группа «Сисинкевич». Тут мы и сели на попу. Такие коллективы не были никому из нас знакомы. Прошли буквально считанные месяцы, и наш просветитель был жестоко посрамлен. До нашей глубинки дошла информация о группе «Modern Talking» и певице C. C. Кetch.
- * *Родители Гарика купили дом на Карачиже. Они его использовали, скорее, как дачу, но все-таки это был дом. Первым делом эти жертвы «холодной войны» углубили погреб метров, наверное, до пяти и положили там три противогаза — два взрослых и детский. Потом началось строительство, которому сильно способствовало соседство с кирпичным заводом, расположенным буквально за забором. Берковские настолько оборзели, что им уже стало западло лазить за кирпичами через дырку, и они сделали в заборе калитку! С каждым годом дом обрастал все новыми пристройками, надстройками, пристройками к надстройкам и надстройками над пристройками. Редкое уродство получилось.
Гариков батя решил навести красоту и соорудить стенку из стеклоблоков. Эти стеклоблоки как раз оказались в изобилии на заводе дорожных машин, на котором он, собственно, и работал. Оставалась одна сложность — вывезти добро с режимного предприятия. Проблема была решена с изяществом, достойным отрицательных героев сериала «Следствие ведут знатоки». В выходные Гарик с батей брали в прокате лодку, по реке подплывали к кустам на территории завода и грузили предварительно сложенные там стеклоблоки. Оттуда они плыли к другим кустам, где и перегружали нажитое непосильным трудом в свой «Москвич».Батя у Гарика, конечно, был редкий куркуль. Он разжился где-то еще и дармовым промокшим цементом в бумажных мешках. Тем летом Гарика никто толком не видел. Ему было строжайше запрещено покидать территорию вечной стройки, пока не будет отработан дневной норматив — полмешка. Вначале цемент нужно было поколоть ломом, потом подолбить кувалдой, потом потолочь в ступе, потом просеять через сито. Стоит ли говорить, что после выполнения норматива у Гарика уже не было желания не то что гулять, но и жить.
Гарик вырос и решил кем-нибудь стать. Он долго выбирал и остановился на хиппи. Гарик отрастил волосы, купил шляпу, но чего-то не хватало. А тут как раз я съездил на концерт в Тушино, на котором выступали AC/DC и другие фирмачи. Сам концерт я плоховато помню, но на обратном пути в электричке Сухиничи — Брянск мне попались два дембеля, которые с удовольствием подарили мне свои шинели. Одну я оставил себе, другую подарил корешу Сереге. Мы с них пуговицы спороли, Серега свою даже в черный цвет покрасил, и очень даже здоровская одежда получилась. Тогда Гарик понял — ему нужна шинель. Он долго страдал. Как известно, шинели на дороге не валяются. Но повезло.
Мы пошли в «Победу» смотреть «Полет над гнездом кукушки». Посмотрели, выходим, а в фойе к нам подруливает мужик и говорит, мол, что вы, парни, как дураки, в солдатских шинелях ходите, давайте я вам офицерскую за четвертак продам. Я, говорит, здесь начальник тира, пошли в подвал, покажу. Уже назавтра Гарик ходил в шинели. Но если мы спороли блестящие пуговицы со звездами, то Гарик и не думал. Он так и проходил всю зиму. Причем картину болезни органично дополняли белые матерчатые рабочие перчатки, белый атласный шарф и черная шляпа с большими полями.
В конце концов, Гарику надоело, что над ним все смеются, и даже кондукторы в троллейбусах обзывают Швейком, и он решил больше не быть хиппи, а стать фашистом. Его борьба началась, да, собственно, и закончилась рисованием свастик в подъездах. Рядом со свастикой Гарик обычно писал «4-й РЕЙХ». Но опять дал маху. «4-й» он писал римскими цифрами и по недопониманию ставил «I» не перед «V», а после. Таким образом, у Гарика получался вовсе не «4-й» рейх, а какой-то «6-й». Его все стали называть «6-й рейх». Гарик обиделся и погрузился в учебу. Он получил два технических высших образования, поступил в аспирантуру, благодаря чему, наверное, и торгует сейчас в Москве дубленками с большим успехом.
Последнее, что он сообщил кому-то из общих знакомых в последний приезд на историческую родину, так это что надо срочно эмигрировать в Австралию, открывать ферму и разводить кенгуру. Очень перспективный рынок, за ним будущее.
