СюжетыОбщество

Вертикаль Большого террора

Малоизвестные страницы истории репрессий 1937—1938 годов

Этот материал вышел в номере № 60 от 9 августа 2007 г
Читать
Окончание. Начало в №59В прошлом номере мы начали публиковать статью о причинах и ходе репрессий конца 30-х, подготовленную международной исследовательской группой. Историки, опираясь на малоизученные архивные документы, отвечают на...

Окончание. Начало в №59В прошлом номере мы начали публиковать статью о причинах и ходе репрессий конца 30-х, подготовленную международной исследовательской группой. Историки, опираясь на малоизученные архивные документы, отвечают на вопросы: кто представлял собой «целевую группу» террора? Кто управлял репрессиями — Иосиф Сталин? Руководитель НКВД Николай Ежов? Или причина чисток кроется в запросе «снизу» — ведь террор был направлен не против элиты, а преимущественно против простого населения? Первая часть статьи посвящена приказу № 00447, который стал нормативной базой репрессий. Сегодня «Новая» публикует окончание исследования.Репрессии продолжаются31 января 1938 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло решение продолжить операцию. Девяти союзным республикам, двум автономным республикам и одиннадцати краям и областям РСФСР были выделены дополнительные лимиты репрессируемых. Операция должна была завершиться 15 марта (на Дальнем Востоке — 1 апреля). На остальной территории страны работа троек продлевалась до 15 февраля 1938 года. Если сравнить количество обреченных на уничтожение, определенное этим новым решением, с квотами, переданными ранее согласно приказу НКВД № 00447, мы обнаружим тенденцию к ужесточению наказания: число смертных приговоров по сравнению с заключением в лагеря и тюрьмы выросло. В то же время НКВД и ЦК партии даже ограничивали усердие периферии. Это было знаком того, что операция миновала кульминационный момент.

Официально с февраля до середины апреля, а фактически до ноября 1938 года главным направлением террора становится ликвидация «контрреволюционных национальных контингентов». До сих пор они находились в тени основной операции («кулацкой»). Однако параллельно с ней в конце июля 37-го началась «немецкая» операция, в августе — «ликвидация польских диверсионно-шпионских групп», осенью — аресты и депортация корейцев с Дальнего Востока, в декабре — «латышская» операция. С 31 января 1938 года репрессии охватывают широкие круги афганцев, эстонцев, финнов, греков, иранцев, харбинцев, китайцев, румын и наконец болгар и македонцев, проживающих на территории СССР. По всем «национальным» приказам НКВД за «шпионаж и диверсии в пользу иностранных государств» было осуждено 335 513 человек (более 73% приговорены к расстрелу).

Осенью 38-го обозначаются признаки смены курса. Симптоматичным стало назначение Лаврентия Берия заместителем наркома внутренних дел. Для разработки новых директив «об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» создана комиссия Политбюро: глава НКВД Николай Ежов, Лаврентий Берия, генпрокурор Андрей Вышинский, завотделом руководящих партийных органов ЦК Георгий Маленков и нарком юстиции Николай Рычков. Тройки прекращают деятельность: 15 ноября Политбюро одобрило директиву о «приостановке» рассмотрения всех дел на тройках, в военных трибуналах и в Военной коллегии Верховного суда. День спустя решение СНК «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» было подписано председателем Совнаркома Вячеславом Молотовым и генсеком ЦК ВКП(б) Иосифом Сталиным, после чего передано региональным руководителям.

«Ошибки» и «перегибы»

Положительно оценив результаты операции, Молотов и Сталин раскритиковали НКВД и прокуратуру за «ошибки», которые воспрепятствовали «полной победе над врагами». Так, были осуждены необоснованные и противозаконные массовые аресты и многочисленные нарушения элементарных норм в ходе следствия. По поводу обычной в 1937–1938 годах практики получения признаний с помощью пыток резолюция, однако, хранила молчание.

С запретом на проведение массовых арестов и депортаций, ликвидацией троек Большой террор объявлялся законченным. В будущем аресты, как устанавливала ст. 127 Конституции СССР, должны были проводиться только по решению суда или с санкции прокурора, а уголовные дела передаваться обычным судам и Особому совещанию НКВД. Резолюция в толковании событий 1937–1938 годов снимала ответственность за массовые репрессии с партийного и государственного руководства.

Такому толкованию соответствовало рано появившееся обозначение Большого террора как «ежовщины». Термину была суждена долгая жизнь как в устах апологетов Сталина, так и в работах некоторых историков. В этот контекст вписывалась и просьба самого Ежова об отставке. Она была принята Политбюро 24 ноября, а уже 26 ноября новый нарком внутренних дел Лаврентий Берия выступил с заявлением, в котором обещал «возвращение к советской законности». Сразу же были аннулированы 18 приказов, циркуляров и распоряжений НКВД, изданных с июля 1937 по сентябрь 1938 года.

Лицемерная реабилитация

Директива Берии открывала возможность обжалования (до 1941 года) вынесенных приговоров. Поэтому 1939-й был отмечен широким потоком протестов. Только в Новосибирской области в спецотдел прокуратуры поступило 15 915 жалоб на внесудебные приговоры. Прокуратура требовала от НКВД приступить к доследованию. Это не означало проведения процессов заново: только допрашивались прежние или новые свидетели. Выборочное знакомство со следственными делами лиц, осужденных тройками в других регионах, показывает, что по большинству дел, возвращенных прокуратурой НКВД, был получен отрицательный ответ. Управления госбезопасности не только затягивали процесс, но и при новых допросах свидетелей формулировали вопросы так, что они вели к подтверждению старых обвинительных заключений.

Крайне малое количество реабилитаций в 1939–1940 гг. — показатель того, что кампания, проходившая под девизом «восстановления социалистической законности», не должна была пойти на пользу пострадавшим. Роль прокуратуры свелась к доказательству случаев нарушения закона со стороны работников НКВД и сбору ценного материала для их ареста и осуждения. Так руководство ВКП(б) освободило себя от ответственности за репрессии, а НКВД постепенно возвратил себе первоначальные полномочия.

Геннадий Бордюгов

Послесловие. Большой террор 70 лет спустя

Горько сознавать, что эта трагедия сегодня не в центре общественного внимания. Не прозвучал набат по убитым, не объявлена минута молчания, нет памятного дня скорби по жертвам 1937–1938 годов. Впечатление, будто кому-то хочется поскорее закрыть эту позорную страницу нашего прошлого и не в трагической, а в «счастливой» истории искать мощные национальные скрепы.

Сторонники «позитива», пытающиеся снова обставить историческую науку красными флажками, наверняка подписались бы под словами Молотова: «1937 год был необходим. Если учесть, что мы после революции рубили направо-налево, одержали победу, но остатки врагов разных направлений существовали, и перед лицом грозящей опасности фашистской агрессии они могли объединиться. Мы обязаны 37-му году тем, что у нас во время войны не было пятой колонны».

Но так ли это? Была ли эффективной «профилактическая чистка» страны? Можно ли было террором обеспечить экономический рост, даже в ГУЛАГе, и вообще жить «радостней и веселей»? И разве благодаря «чистому» обществу (без шкурных правителей, бездарных военачальников, коллаборационистов) мы выиграли Великую Отечественную? Разве народ после войны стал управляемым, перестал срезать колоски, чтобы спастись от голода? Наверное, что-то другое придавало устойчивость послевоенному СССР.

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите donate@novayagazeta.ru или звоните:
+7 (929) 612-03-68

Рано или поздно общество вернется и к этим, и к другим трудным и болезненным вопросам. Почему десятки тысяч граждан с готовностью доносили на своих сослуживцев, соседей и даже близких, а некоторые чекисты жертвовали собой ради спасения незнакомых людей, блокируя эти доносы? Без честных ответов невозможно дать гарантию, что жестокости не случатся снова, ведь и террор 30-х не повторял террор французской и русской революций.

Массовые операции 1937–1938 годов были секретными, и результаты поначалу были почти неосязаемы. Но в воронку террора попадали не только его «целевые группы», а все: кто-то из-за близости к репрессированным терял работу или прекращал учебу, кто-то отказывался от родителей или учителей и предавал друзей ради своего спасения.

Особенность «иного» (по классификации некоторых историков) Сталина как раз и состояла в том, чтобы давать надежду в царстве всеобщего страха. Родилась технология «децимации наоборот»: не уничтожение каждого 10-го, а сохранение жизни каждому 10-му. Может, потому не было сопротивления, что каждый считал: я буду тем самым десятым, которого не накажут? Отсюда, наверное, и сохраняющийся до сих пор магнетизм фигуры Сталина — сначала он, подобно Бонапарту, балансировал между классами, затем между аппаратом и массой, между разобщенными служащими государства, между членами первичных ячеек общества, охваченных страхом и надеждой людей. Для кого-то — каждого десятого, оставшегося невредимым, — он всегда будет прав. Это значит, что трудная работа с нашим общим прошлым продолжается.Об авторах

Рольф Биннер, Нидерланды, доктор философии, координатор проекта «Большой террор в регионах СССР»

Геннадий Бордюгов, доцент МГУ, руководитель научных проектов Ассоциации исследователей российского общества

Марк Юнге, Германия, доктор философии, координатор проекта «Большой террор в регионах СССР»

Поддержите
нашу работу!

Нажимая кнопку «Стать соучастником»,
я принимаю условия и подтверждаю свое гражданство РФ

Если у вас есть вопросы, пишите donate@novayagazeta.ru или звоните:
+7 (929) 612-03-68

shareprint
Добавьте в Конструктор подписки, приготовленные Редакцией, или свои любимые источники: сайты, телеграм- и youtube-каналы. Залогиньтесь, чтобы не терять свои подписки на разных устройствах
arrow